Почти полгода его пытали, но ничего не добились – он даже своего настоящего имени не назвал. Знали бы кто попал к ним в руки, они бы с него пылинки сдували…
Он мог выбрать другой путь
В августе 1941 года немцы рвались к центру советского судостроения Николаеву, уже было очевидно, что отстоять его не удастся, и в городе шла эвакуация.
В этот момент с крупной ленинградской судоверфи в город приехал инженер кораблестроитель Виктор Корнев, и сразу же пришёл в областное управление НКВД, где его ожидали с нетерпением: из Москвы поступила шифровка, что он возглавит областное подполье.
О том, что это капитан НКВД Виктор Лягин, имеющий оперативный псевдоним «Кен», николаевским чекистам не сообщили.
Детство
Виктор Александрович Лягин родился в последний день 1908 года в небольшом селе Сельцо на Орловщине в 180-ти верстах от Орла и в 30-ти – от Брянска. В Сельце в то время там было не больше сотни жителей. Витины родители работали на железнодорожной станции.
За десять лет численность населения возросла почти в 20 раз, но школу в селе открыли только в 1924-м, и Витя 7 километров ходил пешком в Глаженку. Когда Вите было 15 лет, родители переехали в Брянск, и школу он окончил в этом городе.
Виктор с раннего детства интересовался техникой, поступил в Ленинградский политех, окончив который, поступил в 1934 году на станкостроительный завод им. Ильича.
Он был хорошим инженером, но интересы молодого специалиста одним производством не ограничивались: он получил значок «Ворошиловского стрелка», прыгал с парашютом, водил автомобиль, ходил под парусом, прекрасно фотографировал, занимался гиревым спортом, свободно говорил по-немецки, изучал английский.
У него был отличный вкус, он элегантно одевался, и пользовался успехом у женщин. Когда в Испании началась гражданская война, Виктор одним из первых записался добровольцем, но получил отказ.
В разведку
В конце 1938 года на службу в разведку и контрразведку по партийному и комсомольскому набору поступили 800 человек с высшим образованием, и среди них был Лягин, имевший «чистую» анкету, диплом о высшем образовании, несколько прыжков с парашютом и другие весьма ценные для разведчика навыки.
После окончания краткосрочных курсов Лягина направили в Москву в 5-й отдел ГУ ГБ НКВД, осуществлявший научно-техническую разведку. Лягин довольно быстро показал, на что он способен, и вскоре его назначили заместителем начальника внешней разведки по этому направлению.
США
Однако сидеть в кабинете Лягину не дали: под именем Виктора Корнева он вместе со своей женой и коллегой Зинаидой Мурашко поехал в генконсульство СССР в Сан-Франциско. В США Корневы занималась промышленным шпионажем: они искали данные об американских работах по защите флота от магнитных мин.
В этом Лягину помог сотрудник одной из лабораторий, работавших по этой тематике, которого Лягин завербовал – он умел располагать к себе людей и создавать у них нужное впечатление.
В Москве Лягиными были довольны и перевели их в Нью-Йорк под крышу внешнеторговой организации «Амторг», в которой чуть ли не половина сотрудников были шпионами, причём, для американцев это было секретом Полишинеля.
В Нью-Йорке Лягин добыл данные о новых американских авианосцах, которые могли угрожать советским коммуникациям на Дальнем Востоке.
По меркам советских людей Лягины вели роскошную жизнь: у них был дом, прислуга, автомобиль. В Нью-Йорке у Виктора и Зинаиды родился сын. Но перед войной Лягин попросил отозвать его домой. Останься они в Штатах, Лягин, скорее всего бы не погиб.
В Москву они вернулись 15 июня 1941 года, на следующий день после опубликования печально знаменитого Сообщения ТАСС, о том, что СССР и Германия соблюдают все условия мирного договора.
23 июня Лягин с семьёй должен был ехать в Крым, но с этого дня была объявлена мобилизация. Понятно, что специалиста такого уровня в окопы не послали.
«Маршрутники»
В начале июля 1941-го в 1-м управлении НКГБ создали особую группу, на которую возлагалась организация разведывательно-диверсионной работы в тылу врага. Возглавил группу Павел Судоплатов, известный тем, что лично ликвидировал тогдашнего главу украинских националистов Евгения Коновальца и руководил операцией по убийству Льва Троцкого.
Лягин руководил подготовкой группы, получившей кодовое наименование «Маршрутники». Группу готовили к заброске в Николаев, находившийся под непосредственной угрозой оккупации.
В составе группы было 8 офицеров недавних выпускников спецшколы НКГБ – Григорий Гавриленко, Николай Улезко, Пётр Луценко, Иван Коваленко, Демьян Свидерский и три Аленсандра: Сидорчук, Соколов и Николаев. Все они в разное время жили на Украине, хорошо знали язык, обычаи и уклад жизни.
В какой-то момент стало ясно, что резидент к работе не готов, и Лягин попросил Судоплатова во главе «Маршрутников» поставить его. Судоплатов ему отказал, ссылаясь на то, что он никогда не был нелегалом, и не знал, как работают немецкие спецслужбы.
И тогда Лягин добился приёма у Лаврентия Берии, но тоже получил отказ: нечего, мол, специалисту по Америке такого уровня рисковать жизнью в оккупированном городе. Да и в Москве от Лягина куда больше пользы.
На мой взгляд, правы были Лаврентий Павлович и Павел Анатольевич. Лягин не успокоился, и ещё дважды побывал на приёме у Берии, рискуя, может быть, больше, чем когда-либо. На последней встрече он сказал Берии, что в Николаеве может выдать себя за инженера-судостроителя и устроиться на судоверфь, а это хороший объект для диверсии.
Берия решил, что расстрелять строптивого капитана он всегда успеет, махнул рукой, и согласился.
Николаев
Корнев прибыл в Николаев раньше всех, другие члены группы приехали вслед за ним ещё до того, как 17 августа 1941 года немецкие войска вошли в город.
Группа должна была легализоваться так, чтобы не привлекать к себе внимания, и, в то же время, устроиться на предприятия, имеющие хорошие перспективы для сбора разведданных и диверсий. Работа давала некоторую гарантию от угона в Германию, а так же кусок хлеба.
Сидорчук устроился истопником на военный аэродром, Луценко и Улезко – на макаронную фабрику, кормившую вермахт, Соколов и Коваленко – сцепщиками на узловую железнодорожную станцию Николаев-Грузовой.
Лишь Корнев должен был обратить на себя внимание немцев и втереться к ним в доверие. Для этого он проделал нехитрый трюк: в самом центре города в первый же день оккупации из распахнутых окон одного из домов немцы услышали музыку Вагнера, любимого композитора Гитлера.
По-хозяйски войдя в квартиру, офицеры были приятно удивлены: хозяйка Эмилия Дукарт, её дочь Магда с мужем, интеллигентным и общительным инженером Виктором Корневым, приняли их радушно и заговорили на хорошем немецком языке.
Мать и дочь Дукарт были хорошо известны в Николаеве, недовольства Советской властью никогда не выказывали, Магда, убеждённая комсомолка, хотела отправить мать в эвакуацию, а сама пойти на фронт, но чекисты попросили их остаться, чтобы создать «крышу» Корневу.
Но когда Корнев пришёл к ним домой, Магда встретила его враждебно: с чего это такой здоровяк хочет остаться в оккупации? Корнев пустил в ход всё своё обаяние, чтобы расположить девушку к себе, и не раскрыть истинных целей пребывания в Николаеве.
Сделать это было не так-то просто, ведь по легенде Магда, как жена, должна была всем показать свою любовь к Корневу. Легенда была рискованной потому, что все знали, что никакого мужа у Магды нет. В конце концов, девушка поняла, что Корнев выполняет задачи, о которых ей знать не положено, и согласилась ему помогать.
Муж Магды
В тот день, когда привлечённые Вагнером немецкие офицеры заглянули к Дукартам, одной музыкой дело не ограничилось: хозяева накрыли стол, не такой уж скудный для военного города, нашлась и бутылка «Советского шампанского», которое немцам понравилось.
Позже они стали частыми гостями в квартире Дукартов, Магда хорошо играла на фортепиано и устраивала для них музыкальные вечера, которые посещал даже адмирал Карл фон Бодеккер, начальник всех судостроительных верфей и ремонтных заводов на Чёрном море.
Ремонтировать немцам было нечего: Турция, выполняя условия международной конвенции Монтрё, немецкие военные корабли в Чёрное море не пропустила, а вот воспользоваться ресурсами, мощностями и кадрами для строительства новых судов, было заманчиво. Магда, прекрасно говорившая на родном языке, стала пользоваться у 66-летнего Бодеккера особым доверием, и он назначил её своей личной переводчицей.
Довольно высоко оценил Бодеккер и профессиональные достоинства мужа Магды, и сделал его своим советником по судостроению. Так Лягин получил постоянный круглосуточный пропуск именно туда, куда он стремился попасть. Пропуск давал право беспрепятственно ходить по городу в любое время суток, включая комендантский час.
Склад
В центральном парке им. Григория Петровского в самом центре Николаева немцы устроили склад и военный гараж. В ноябре 1941-го «маршрутники» подожгли их, в результате чего погибли десятки военнослужащих вермахта, сгорели 25 грузовиков, 100 комплектов очень дефицитной во всех армиях авторезины, 20 тонн горючего.
Немцы склад восстановили, снова завезли туда шины, и вскоре его опять подожгли, на этот раз, уничтожив 4 тыс. автошин. Это оставило «на приколе» примерно 650 грузовиков, занятых подвозом военного снаряжения, провианта и личного состава из тыловых районов на передовую, а с фронта – доставкой раненых в госпитали.
Но помимо чисто оперативно-тактического значения эти акции оказали огромное психологическое воздействие как на оккупантов, понимавших, что здесь не курорт, что в любой момент их могут убить далеко от линии фронта, так и на горожан: немцы на каждом шагу трезвонили о скором конце Страны Советов и людям ситуация казалась безнадёжной, а диверсии показали, что появилось хорошо организованное сопротивление.
Проверка
Немцы, конечно, сложа руки, не сидели: за «Маршрутниками» началась охота. За месяцы оккупации они создали сеть тайных осведомителей, и через них в гестапо поступала информация о подполье.
Как-то они узнали, что в городе работает русский резидент «Кен», хотя информация о Лягине имела высочайший уровень секретности. Не исключено, что в центральном аппарате ГУ ГБ у них был свой «крот». «Шерстить» начали всех, и даже считавшийся неприкосновенным советник Бодеккера Корнев попал под подозрение.
Гестапо и СД лишь из вежливости поставили адмирала в известность о предстоящей проверке Корнева. Нехитрую комбинацию гестапо, которую провернул полковник Щукин в фильме «Адъютант его превосходительства», Лягин легко просчитал, на уловку не клюнул, успешно прошёл проверку, и стал пользоваться у Бодеккера ещё большим доверием.
Подполье
Лягин работал и с непрофессиональным подпольем – учил их основам конспирации и диверсионной работы. Но эта работа была куда опаснее, поскольку дилетант мог и «хвоста» за собой привести, и какую-нибудь важную деталь взрывного устройства оставить, где не надо, и, сам того не желая, сболтнуть что-то лишнее.
Лягин прекрасно понимал, что агенты гестапо неминуемо появятся или уже внедрены в подполье, но оставить работу с ним не мог. Он по опыту знал, что предателем может оказаться тот, кому он особенно доверяет, и написал жене, что больше двух лет при активной работе он не продержится.
Крупная диверсия
Зимой 1942-го Москва приказала Лягину провести крупную диверсию, чтобы нанести существенный урон люфтваффе.
Ничего, кроме аэродрома за рекой Ингул, где базировались самолёты 4-й воздушной армии, бомбившие Севастополь, поблизости не было, а возить тротил на большое расстояние было крайне рискованно, да и отсутствие на работе нужно было как-то объяснять.
Заложить взрывчатку мог только Сидорчук: в группе он был единственным подрывником, способным рассчитать схему минирования такого большого объекта, как аэродром так, чтобы нанести наибольший вред. Доставка на аэродром 200 с лишним кг взрывчатки стала большой проблемой.
Лягин со своим пропуском для этого не годился: по неписанным законам конспирации он, мозговой центр, не мог непосредственно участвовать в диверсии.
Доставкой тротила занимался сам Сидорчук: он ночами в ледяной воде переплывал Ингул, толкая перед собой плотик с тротилом, и складывал его под дровами в котельной, куда немцы даже греться не заходили. Но в конце февраля река замёрзла, и немцы выставили по берегам усиленную охрану.
Для диверсии взрывчатки было мало, и тогда прибегли к услугам фрау Адель Сидорчук – официантки офицерской столовой фольксдойче Галины Келем: она стала носить обеды мужу. Патруль, проверявший её, когда она приходила через проходную, в корзинке ничего, кроме еды, прикрытой куском ткани, не находил.
К Адель привыкли и особо не придирались, а надо бы посмотреть повнимательнее: каждый раз женщина проносила на дне корзинки несколько толовых шашек, и за полмесяца пронесла недостающее количество взрывчатки.
Ночью 10 марта 1942-го Сидорчук покинул больницу, куда он лёг для обеспечения себе алиби, через лаз проник на аэродром, и заложил заряды в ремонтные ангары, в бензохранилище, в склад с новыми авиамоторами и под самолёты на лётном поле, и включил часовые взрыватели.
Когда прогремели взрывы, уничтожившие 27 самолётов, 25 новых моторов, подготовленных для замены отработавших свой моторесурс, два ангара, сотни тонн авиатоплива, Сидорчук уже крепко спал на больничной койке. Пожар на Ингульском аэродроме не могли потушить два дня, на восстановление ушло несколько месяцев.
В марте 1942-го на южной верфи, ожидая ремонта, стояло несколько румынских военных кораблей, но в это время затонул бетонный док-шеститысячник. Виновным признали молодого неопытного немецкого инженера, которому Корнев дал накануне дельный совет.
В течение 1942 года сцепщики Соколов и Коваленко пустили под откос три воинских эшелона, организовали столкновение двух, и вывели из строя три паровоза. Луценко и Улезко подмешивали в макароны толчёное стекло. Немцы народ педантичный: по их скрупулёзным подсчётам группа Лягина нанесла им ущерб в 45 млн. марок.
Арест
В городе начались массовые аресты, над подпольем, состоящим из разрозненных групп, нависла смертельная угроза. Москва не ставила перед Лягиным задачи создать единое руководство, но он посчитал, что на месте ему виднее, и организовал руководящий орган, получивший название «Николаевский центр», и сам его возглавил.
Но как раз наличие такого центра и создало угрозу всему николаевскому подполью: на одном из совещаний был гестаповский агент. Лягин изменил пароли, явки, шифры, часть членов штаба уехала из города, но сам он остался в Николаеве.
В начале ноября 1942-го при подготовке диверсии в порту погиб Сидорчук, в феврале 1943-го в облаву попал Гавриленко, который, несмотря на строгий запрет Лягина, нёс в кармане пистолет.
Он сумел скрыться, но в этот момент отсутствовал на работе, прогул зафиксировали, и, чтобы обеспечить алиби, Лягин обратился к подруге жены доктору городской больницы подпольщице и агенту гестапо Марии Любченко. Гавриленко взяли прямо в больнице, на судоверфи арестовали Корнева.
Почти полгода его пытали, но ничего не добились – он даже своего настоящего имени не назвал. Знали бы в гестапо, кто попал к ним в руки, они бы с него пылинки сдували. 17 июля 1943 года Лягина-Корнева-Кена расстреляли. 5 ноября 1944 года Виктору Лягину посмертно присвоили звание Героя. После освобождения Николаева изобличили и расстреляли Любченко.