После операции и первого курса химии Ларису выписали «на отдых». Муж ожидал её в машине. Она остановилась перед зеркалом в фойе, чтобы оправить куртку. Взгляд Ларисы упрямо скользил туда, где ранее гордо возвышался пышной подушкой бюст — теперь там не было ничего, кроме слоя бинтов.
Плоская грудная клетка. Вот так предмет восхищения и место, куда притягивались мужские взгляды, были начисто отрезаны хирургом.
Было утро. Накрапывал мелкий осенний дождь и блестел от него тёмно-серый асфальт, поглощая в трещины и выбоины воду. Лариса замерла под козырьком — дабы полюбоваться и оттянуть момент встречи с мужем. Хватило с неё тех гримас, которые он корчил, узнав, что жена станет «плоской».
«А без операции никак? Пусть бы химией тебя накачали побольше, чтобы всё вытравилось. Это же ужас — жена без гр*ди!»
Эти же мысли он изложил лечащему врачу, приехавши в первый и единственный раз с женой на приём. Кулаком по себе стучал, излагая позицию. Что может врач донести до упёртого и ограниченного мужлана, выросшего в молдавской глуши? Лариса полюбила его не таким… Сергей был бравый парень. Яркий, красивый, настойчивый. Привлёк её цветастой обёрткой, а под ней…
А из-под неё за долгие годы совместной жизни выполз эгоист, сластолюбец, лентяй и любитель выпить. Теперь даже при враче, уважаемом человеке, муж Ларисы ни одной мысли не мог выразить без крепкого словца.
Но она терпела. Потому что жена. Потому что принято у них так: взвалил на себя воз и тяни до конечной. И не надо тут говорить о гордости, самоуважении и прочем феминизме. В их краях да в те-то годы о таких пороках не слышали. Семья главное — и точка. Зажимай, мать, удила, как лошадь, — и шагай куда муж велит, не ропщи.
«Ой, да ну его! Поворчит и успокоится» — отогнала от себя тяжёлую мысль Лариса и постаралась отвлечься на уличный пейзаж.
Неслышной моросью ласкал землю дождь. Небольшой сквер перед больницей почти облысел, но голубые ели, точно наряженные в платья из шифона девчонки, стояли нарядными и нетронутыми, и говорили хвастливо другим деревьям: «Где теперь ваши яркие, режущие глаз платочки? Сорвал их ветер! Покружились на празднике осени и будет вам! А мы опять одни при нарядах остались!»
Вздохнув и накинув капюшон, Лариса спустилась со ступенек и пошла в обход здания больницы. Среди машин, припаркованных вдоль высокой ограды из плит, найти их «шестёрку» не составило труда: она была зелёная, как кузнечик, извечно грязная и ржавая по низу.
Это был свадебный подарок от родителей. Папа Ларисы, до развала колхозов, был председателем в их селе. Легко сосчитать сколько машинке лет — двадцать четыре, — ровно столько же их браку.
Муж из машины не вышел. Видно было как он сидит, понуривши голову, словно дремлет, подоткнув руки под гр*дь. Лариса дёрнула дверь — заблокировано, — и постучала в окошко.
— А? — вяло встрепенулся Сергей и потянулся к двери, — пришла, да? Ну садись, чё.
Лариса показала на оттянутую тяжестью руку.
— Сумка.
— Ээх-мэй…
— Ой, не перетрудишься!
Пришлось Сергею выйти и открыть багажник, который заедал и поддавался только хозяину. По-хорошему, он должен был встретить жену в фойе больницы и помочь донести сумку. Лариса после всех манипуляций была непривычно слаба… Но муж сказал:
«Не выдумывай. Буду я там торчать среди вас, болезных, и ждать тебя. Заражусь ещё. Дойдёшь и сама.»
Ну хоть забрал на машине, и на том спасибо, а то пришлось бы автобусами на перекладных из Кишинёва…
Лариса потянула ноздрями воздух в салоне. Пахло мясным пирожком и… Она вскинулась на мужа:
— Ты что — пьян? Почему перегаром несёт? А если на посту остановят?!
— Сегодня не пил, не жужжи! То вчера с мужиками сидели.
Лариса хотела ещё поворчать, но заметила, что муж, заводя машину, упёрся взглядом в то место на её куртке, где в последний раз видел два горделивых холма. Глаза его выражали гадкий, неприятный интерес — так смотрят на раздавленную крысу или что-то такое же отвратительное.
Вроде бы и мерзко смотреть, а взгляд так и притягивается… Ларисе стало противно и совестно, она поправила ставшую непривычно свободной куртку. Тронулись.
Она сидела на пассажирском сиденье и держала в руках дамскую сумку, внутри которой валялись выписанные таблетки. За окном мелькали деревья, их кроны были лысыми и трогательными по-своему, но она не замечала их ранимого обаяния.
Лишь ворона на ветке. Лишь морось на лобовом стекле, стираемая раз в несколько секунд скрипучими дворниками. Мысли Ларисы бродили где-то там, в больничной палате, где она провела последние дни. Операция прошла успешно, но её тело теперь было другим. Она чувствовала пустоту, физическую и эмоциональную.
Муж вёл машину молча. Его лицо было напряжено, губы сжаты в тонкую линию. Через два часа свернули с главной дороги. В паре километров виднелись крайние дома их села. Сергей не сказал ни слова с тех пор, как они отъехали от больницы. Лариса украдкой посмотрела на него, пытаясь угадать, о чём он думает, но его лицо было как каменная маска.
— Как там курочки мои, как индюшки… Соскучились наверное, — сказала Лариса больше самой себе.
— Нормально. Сыты, здоровы, что им надо ещё, — ответил Сергей, словно оттаял. — А вот псина наша, Айда, кажется, опять понесла.
— Да ты что! Полгода как родила — и опять?
— А я тебе говорил ещё в прошлом году: давай стерилизуем! — резко прогремел Сергей. Видно было, что способность Айды к размножению у него уже в печёнках. — Так нет же! Жалко! Будет она, видите ли, неполноценной! Сама их теперь в ведро бросай и топи, сделали из меня изувера. Кур руби, собак топи, как будто у меня души нет.
Это был неожиданный выпад и Лариса решила, что муж за неё на самом деле переживал, просто не умел показывать свою хорошо замаскированную ранимость, о которой Лариса и не подозревала. А тут накопилось в нём, и выдал: «душа есть». Значит, и о ней тревожился, раз уж о щенках заикнулся… Лариса мягко положила руку к нему на колено:
— Серёж, ты насчёт меня не переживай, заживёт. Закончу последний курс химии и буду как новенькая, — тихо начала она, но он резко перебил её, сбросив руку:
— Молчи. Не надо. Что за баба без «бутонов»? Как на тебя смотреть теперь?.. Ты о собаке беспокоилась, что она после стерилизации станет неполноценной, а что сама теперь? Без ти*тек ты неполноценная баба и есть!
Она замолчала, сжавшись в кресле. В машине повисла тяжёлая тишина, прерываемая только шумом двигателя. Лариса закрыла глаза, пытаясь сдержать слёзы. Она знала, что будет тяжело, но не ожидала, что всё будет настолько плохо.
Когда они приехали домой, Сергей вышел из машины, даже не посмотрев на неё. Лариса медленно последовала за ним, чувствуя, что каждый шаг даётся с трудом. Радостно виляя хвостом-бубликом, к ней подскочила Айда и облобызала все руки.
— Говорят, Айда, ты опять нагуляла? Ай-я-яй! Ну посмотрим, посмотрим…
В доме было холодно и не очень чисто. Без Ларисы он быстро перестал быть уютным. Сергей за порядком не следил.
На кухне она увидела чужую кастрюлю, сверху лежала записка: «Держись, Ларка, вечером зайду. Суп куриный с домашней лапшой для тебя сварила, тебе полезно. Убегаю на работу. Валя.» Лариса улыбнулась, приподняла крышку и понюхала бульон. Пахло так вкусно, что сразу выделилась слюна. Она плеснула себе в тарелку.
— Серёж, пообедаешь со мной? Валя суп принесла.
— Опять она шастала тут без нас? — ворчливо отозвался муж, он уже переодевался в рабочую одежду.
— Что значит опять? Она никогда без надобности не приходит.
— Я пока тебя ждал, пирожков с мясом объелся, так что не хочу, — возразил он, — всё, я в цех поехал, надо же кому-то из нас работать.
Она стала противна мужу. С отвращением Сергей отворачивался к стене, просил не переодеваться при нём. Халаты, ночнушки и домашние платья смотрелись на Ларисе, со слов мужа, как на мужике, а он не какой-нибудь там, чтобы миловаться с мужчиной.
— Уйди с дороги, плоскодонка!
— Сгинь с глаз моих, существо! Ни мужик, ни баба, тьху!
В таких унижениях и обидах Лариса прожила две недели. Муж отталкивал её, старался уколоть побольнее, словно хотел добить её пошатнувшееся здоровье. А ведь Лариса должна была физически восстановится перед следующим курсом химии.
Он передавал Ларисе слова людей, всякие сплетни, якобы судачили о ней, кто-то со злорадством, кто-то с жалостью. Якобы мужики над ним смеются, что жена у него теперь лишь на половину баба.
— Опозорила нас! Довольная? Лучше бы я тебя похоронил!
Он толкал её кулаком в плечо исподтишка, подгоняя тем самым, потому что Лариса двигалась медленно — голова часто кружилась и подступала тошнота.
— Лариса, — беспокоилась подруга-соседка Валя, — что у вас с Сергеем происходит? Такие гадости на тебя говорил сегодня… я случайно услышала. Ты зачем терпишь? Не можешь скалкой по башке ему дать?
Лариса виновато улыбалась, пряча слёзы:
— Не замахнуться мне той скалкой, слабая я. Да пусть воняет, перебесится и дальше жить будем.
— Ооой… Да разве ж можно такое терпеть? Ты ему скажи, что если ещё раз услышу, я сама приду и выдам ему! Гад какой, ты гляди!
— Ой, не лезь Валя!
В день, когда нужно было на вторую химию ехать, их машина стояла сломанная. Сергей из вредности не покупал деталь, сам мотался на работу автобусом. Ларисе пришлось добираться самой. Вышла она за порог с небольшой сумкой, за калиткой её уже ждала Валя, чтобы помочь донести, усадить подругу в автобус. Сергей лежал во дворе под машиной. Увидел ноги её.
— Уходишь, плоскодонка? Давай, давай, и передай врачам пусть новую гр*дь пришьют тебе, так и передай, что мужу ты такая плоская не нужна! Страшилище, пугало…
Тут влетела к ним во двор Валя. Была она женщиной справной, в теле. Распахнутая калитка с железным грохотом ударилась о ворота. Лариса даже отскочила от неожиданности, а Валя схватила Сергея за сапоги и рывками стала вытаскивать из-под машины, крича:
— Ты что сказал?! Ты как смеешь такое жене говорить?! Да я тебя щас тут… разорву на клочья!
Сергей вцепился в днище машины и орал: «прекрати! с ума сошла?!» Валя рывками продолжала тянуть его. Слышны были глухие удары, словно при каждом усилии Вали голова Сергея ударялась о какую-то выступающую трубу.
— Да я тебя!.. Да закопаю прям тут!.. Ирод! Совсем Бога не боится он!
— Лариса, успокой её! Отвали, ненормальная!
Валя раскраснелась, волосы, кучерявые от природы, растрепались в воронье гнездо.
— Валюш, брось его. Ну его. Ну хватит, — говорила Лариса, но в душе чувствовала огромную благодарность. Хоть кто-то за неё заступился… Так и надо ему, подлецу, за унижения, оскорбления, за то, что Лариса уже и сама начинала считать себя ничтожеством, лишним человеком, недостойной жизни недоженщиной.
Разнял эту публику прибежавший на крики муж Валентины. Тут уж Сергей выполз из-под машины, петухом начал прыгать. Сильно Валя его задела. Муж Вали положил руку ему на плечо, повёл в сторонку, за дом.
— Давай спокойно поговорим, остынем, а вы, девочки, идите. Лариса, удачи тебе.
— Спасибо…
На этот раз Сергей её даже не забирал и связаться с ним не получилось. Приехала за ней Валя, организовала такси до автовокзала, затем должны они были пересесть в мотоцикл, муж Вали обещал встретить их на повороте в село.
— Что он там, не знаешь? -спросила Лариса о муже. Она тяжело дышала от сильной слабости и полностью откинулась на спинку сиденья, пытаясь расслабить каждую мышцу.
Валя нахмурилась.
— Плохие вести у меня, Ларка. Даже не знаю… Лучше сама выяснишь, а то получится, словно я сплетни передаю.
— Говори, мне всё равно уж.
Валя вздохнула.
— Загулял твой Серёжа. Спутался с Виолеттой Гайдулян, бегает к ней день и ночь. Всё в открытую.
— А ей нормально?
— А она ходит гордая. Говорит, кто-то же должен мужика утешить и подставить «подушечки», раз жена теперь неполноценная. А меня она боится, как чёрт ладана! Как увидит на улице — ветром сдувается! Я обещала, что космы ей вырву за такие слова о тебе.
Сергей связь отрицать не стал. Сказал что он ещё ого-го и хоронить себя заживо не собирается, а если Ларисе что не нравится — не держит.
— Ты теперь не женщина, а непонятно кто. Как я могу на тебя смотреть и хотеть? — его слова ударили её, как нож в сердце.
— Я всё ещё твоя жена. Ты позоришь меня.
— Жена? Позорю? — он засмеялся, но в его смехе не было ни капли радости. — Я мужик и мне надо! Ты думаешь, я смогу жить с тобой, видя, что ты… что ты недобаба?
Лариса чувствовала, как земля уходит из-под ног. Она знала, что он будет шокирован, но не ожидала такой жестокости. Она опустилась на диван, закрыв лицо руками. Её тело болело, но боль в душе была невыносимой.
— Я не просила этого, — тихо сказала она. — Я борюсь за свою жизнь. Разве это не важно?
Сергей отвернулся, будто её слова были для него пустым звуком.
— Ты думаешь, я смогу это принять? — его голос дрожал от злости. — Ты думаешь, я смогу смотреть на тебя и не видеть… этого?
Лариса подняла на него глаза, полные слёз.
— Я всё ещё я. Я всё ещё Лариса. Просто… мне нужна была твоя поддержка.
Он резко повернулся к ней, его лицо исказилось от гнева.
— Поддержка? Ты думаешь, я должен поддерживать тебя, когда ты даже не можешь быть женщиной? Ты думаешь, я должен жить с этим?
Она не нашла слов. Её сердце разрывалось на части. Она понимала, что он не сможет принять её такой, какая она теперь. Но она всё ещё надеялась, что где-то внутри него осталась хоть капля любви.
Сергей вышел из комнаты, хлопнув дверью. Лариса осталась сидеть на диване, смотря в пустоту. Она знала, что ей придётся найти силы, чтобы жить дальше. Но в этот момент она чувствовала только одно — она больше не была той Ларисой, которой была раньше. И, возможно, никогда уже не будет.
Муж продолжил в открытую бегать туда-сюда, доказывать самому себе, что он мужик.
Лариса оставалась одна, в пустом доме, с пустотой в груди и болью в сердце. Она знала, что ей предстоит долгий путь к выздоровлению, но теперь она понимала, что этот путь она пройдёт одна.
Вернувшись после последнего курса химии, Лариса нашла в почтовом ящике письмо от дочери. Дочь Саша писала, чтобы мать при первой же возможности бросала всё и переезжала к ней в Россию. Они с мужем снимали квартиру в подмосковье, работали. Ранее Лариса не выдержала, пожаловалась ей на свою невыносимую жизнь…
Почувствовав в себе достаточно сил для переезда, Лариса первым делом раздала щенков Айды: они уже достаточно подросли. Двух удалось пристроить (одного забрала Валя), а третьего никак не получалось сбыть с рук. Она знала, что Сергей этим заниматься не будет, хорошо хоть Айду согласился взять на себя.
— А может ты возьмёшь его с собой? — предложила Валя, — смотри какой он хороший, крепкий. Тебе прогулки полезны, вот и будешь с ним гулять ежедневно. Станет он тебе напоминанием об Айде, он ведь маленький, быстро к городу привыкнет, не то что мать его.
В уговоренный день за Ларисой приехал зять. С той поры и началась у неё новая, городская жизнь.
Прошло десять лет с тех пор, как Лариса уехала из Молдавии. Она оставила позади дом, который когда-то был её крепостью и местом, взрастившим многие поколения её семьи. Мужа тоже оставила. Он был рад — теперь можно приводить в свой дом любую женщину, у него отбоя от женского полноценного пола нет. Лариса нашла в себе силы начать новую жизнь, хотя шрамы на её душе заживали медленно.
Она научилась жить с пустотой в районе груди, но не с пустотой в сердце. Она была сильной. Она выжила.
Благодаря прогулкам с собакой, Лариса познакомилась через несколько лет с кавалером. Ему Лариса приглянулась и без гр*ди, благо, женщиной она была симпатичной, светлого типажа, несмотря на то, что молдаванка.
Аккуратная причёсочка-каре… глазки синие с печалью, вы наверняка встречали такие глаза у женщин от сорока до пятидесяти — они ещё красивые, несмотря на морщинки, и красоту им придаёт главным образом растаявшая в них, как мороженое, мечта.
Что за мечта и почему она уже никогда не исполнится? Загадка. Она — бывшая некогда мегазвезда, поселившаяся в сердце женщины, а потом, от ударов судьбы, эта звезда рассыпалась на множество блёсток… и осела в глазах тёплой грустью. Ей уже не сбыться никогда: этой мечте, этой звезде, но она продолжает жить и наполнять загадочным сиянием душу.
Лариса мечтала о простом — о тихом семейном счастье, о внуках, которых она привечала бы на летних каникулах, выпекая для них пироги и хрустящие булки, кормя домашними яйцами, мясом и дарами огорода и сада. Но не сбылось.
Теперь она в городе. Внуки всегда под боком. Лариса посвятила себя им. С другой стороны, она никогда не стала бы такой, как сейчас: более уверенной, знающей себе цену, женщиной с достоинством.
С кавалером они встречались иногда у него дома, ходили вместе в культурные места, гуляли, а большего Ларисе и не надо было — бывший муж напрочь отбил у неё способность доверять мужчинам.
Однажды вечером, когда Лариса вернулась с прогулки с внуками и собакой, её встретила тревожная дочь.
— Мам, только спокойствие… — сказала она, многозначительно моргая в сторону гостиной.
—Что такое?..
Взгляд Ларисы скользнул по обуви — чужие стоптанные ботинки.
— Папа приехал.
— Что??
— Ты только не кричи. Он болен…
Как в тумане, раздвигая белесую паутину лет, Лариса дошла до гостиной. Её бывший муж сидел в кресле, невероятно постаревший и осунувшийся. Лицо его отдавало желтизной, под глазами — дряблые мешки кожи. Он был очень худ и смотрел на неё виновато.
— Лариса… — хрипло произнёс он, глядя на неё, и прокашлялся, — здорово живёшь! Цветёшь и пахнешь! Пятьдесят пять — бабка ягодка опять, хе-хе… А я вот… приболел малёхо.
Собака загавкала на незнакомца и ощетинилась. Дочь вывела её на кухню.
Лариса инстинктивно заняла защитную позу: руки скрестила на груди, подбородок вздёрнула. Сергей скользнул взглядом по её фигуре, заметил, что «там» что-то виднеется, приподнимается под блузкой. Подумал: «неужто выросли?» Но спрашивать не стал, конечно. Дело в том, что Лариса просто носила бюстгальтеры с толстым слоем пуш-апа — ей так нравилось.
— Ты зачем приехал?
— Повторяю — болен я…
— А я при чём? У тебя ведь было полно полноценных женщин!
— Болячка у меня, Лариса, такая же, как у тебя, в самом, так сказать, интимном месте, — признался он, мрачнея. — Только у меня… неоперабельная. Поздно обратился за помощью.
Лариса почувствовала, как комок подступил к горлу. Она не хотела его жалеть, не хотела вспоминать те дни, когда он унижал её, называл неполноценной. Но сейчас перед ней был не тот гордый, жестокий мужчина, а сломленный болезнью человек.
— И всё же: почему ты здесь? — наконец спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Жена меня бросила, когда узнала о болячке. И как так можно, а? Женаты были восемь лет!
— Действительно! — съязвила Лариса.
— Э, не! Я тебя не бросал, ты сама уехала, помнишь? Ну вёл себя не очень хорошо, но у меня был стресс! Теперь я никому не нужен.
Он встал на колени и подполз к обеим женщинам: дочери и бывшей жене.
— Саша… ты моя дочь, не бросай отца в беде. А ты, Лариса… ты всегда была доброй, не выгоняй! Идти мне некуда, дом прогнил, крыша течёт, денег и сил, чтобы починить, нет! Да и как я в болезни один буду? Страшно помирать одному!
Лариса закрыла глаза. Всей душой она не хотела этого. Не хотела снова быть рядом с ним, не хотела вспоминать прошлое. Но она знала, что не сможет выгнать его. Не сейчас, когда он был так беспомощен и жалок.
— Оставайся, — тихо сказала она. — Но только потому, что ты отец Саши.
Сергей кивнул, не в силах сказать больше. Его глаза были полны благодарности, но Лариса не хотела этого видеть. Она не могла простить. Но и оставить его умирать одного тоже не могла.
Дни превратились в недели, недели — в месяцы. Сергей слабел с каждым днём. Лариса ухаживала за ним, хотя каждый раз, когда она меняла ему исподнее или помогала есть, ей хотелось кричать от несправедливости. Она вспоминала его слова, его взгляды, его жестокость. Но она молчала. Она делала то, что должна была.
Саша помогала матери, но видела, как тяжело ей даётся эта забота. Однажды вечером, когда Сергей уснул, Саша села рядом с Ларисой.
— Мама, зачем ты это делаешь? — спросила она. — Он ведь… он был с тобой так жесток. Я бы на твоём месте к нему не подходила.
Лариса вздохнула, глядя на играющих внуков:
— Потому что я не могу быть такой, как он, — тихо ответила она. — Я не могу оставить его, даже если он этого заслуживает. Я не хочу нести в себе эту ненависть.
Вскоре Сергея не стало. После его смерти Лариса продолжила жить более привольно. Словно камень свалился с души, словно закончилась долгая пьеса, где она была главным героем. Сколько там осталось? Хватит страдать и бояться! Она приняла приглашение своего кавалера прожить всё лето на его даче. Вскоре Ларису было оттуда не вытянуть.
Оказывается, и в этом возрасте может быть счастье: хороший человек рядом с ней на крыльце, он также, как она, умеет любоваться природой и находит прелесть даже в противной мороси, оседающей на иглы высоких сосен; из открытого окна их дачной кухни плывёт аромат бисквитного пирога — с малиной. Завтра приедут внуки.
Лариса зажмурилась, но продолжала «видеть» кожей и слухом, то, как псы резвятся на мокрой траве, фыркают, несутся друг за другом. Как поднимаются на новой клумбе цветы. Его рука на её плече — так надёжно. Это ли не счастье, Господи? Разве много нам надо…
