— Смотри на князя, да не заглядывайся! Женат ведь! — поучала Лизаньку старая нянька. — Знай свое место.
— Так ведь хозяйка тоже не из важных, — набравшись смелости отвечала она.
— А твое какое дело?! Барин сам привел, так ему виднее. А твое дело — младенцев тетешкать, не по сторонам глядеть.
— Ничего, — сжимала кулачки Лиза, — может и я по душе придусь.
О приехавшем из Парижа Сергее Михайловиче Голицыне заговорили быстро. Князю едва минуло 20 лет, а какая хваткость, какая беспринципность!
Словно смеясь над традициями и негласными законами высшего общества, едва обосновавшись в Москве, Сергей Михайлович записался в купцы первой гильдии и, развив бурную деятельность, организовал торговлю солью и железом, а затем начал строительство своего металлургического завода…
Посмеивались над князем аристократы: не блюдет свой гордый титул, предки бы в гробах перевернулись! Улыбались степенные купцы, поглаживая бороды: куда уж молодому князю, белоручке, с ними тягаться! А, глядишь, пошло дело у Сергея Михайловича: и без того состоятелен был, а так и вовсе богатейшим человеком стал.
На широкую ногу жил Голицын, легко и весело. Грандиозные праздники устраивал, приглашая всю Москву. В начале 1866 года пришел в княжескую голову грандиозный замысел — захотелось удивить гостей: выписал Сергей Михайлович в свое имение цыганский хор Федора Соколова, слывший знаменитейшем в столице…
Перед праздником самолично устроил слушания: от стремительных танцев ликовало сердце, от хрипловатых голосов сладко тянуло в груди. А когда вышла перед ним, тряхнув черными как смоль волосами, красавица Саша, так и замер, словно завороженный…
Сергей Михайлович был человеком дела и медлить не стал. Под утро велел запрягать коней — ехать договариваться. Табор встретил его суетой и шумом: гортанными голосами перекрикивались цыганки в пестрых юбках, играли дети, в тени кибитки старый цыган неторопливо перебирал струны гитары:
— Где бы мне найти Осипа Гладкова, любезный? — спросил князь.
— На что он тебе?
— Дочку просватать хочу…
Не один час шел степенный разговор. Наконец, цыган махнул рукой:
— Пусть сама решает. Захочет — будет твоей, а нет — так я неволить не стану.
Саша посмотрела в сияющие глаза молодого Сергея Михайловича — дрогнуло сердечко. И вскоре быстрые кони мчали их обратно. Теперь уже не простой цыганкой из хора была красавица Саша, а невестой самого князя Голицына!
В обществе судачили, будто за свою любимую эксцентричному жениху пришлось выплатить «великие тысячи» — отступные руководителю хора да выкуп родителям Саши. Однако Сергей Михайлович экономить не стал — всех одарил сполна.
Обвенчалась пара тихо: неравный брак поразил общество, посчитавшее, что князь нарушил неписанные правила. Такое вольнодумство — женитьба на цыганке, — могла бы выйти ему боком, если бы он занимал чиновничий пост или должность при дворе.
Но Голицын числился купцом первой гильдии, а потому подобных кар не боялся. Хотя, конечно, с общественным осуждением столкнуться пришлось: никто не приехал поздравить молодых со свадьбой, как не стремились и нанести им первые визиты…
Ледяной купол, окруживший Голицыных, неожиданно разбился, когда на пороге усадьбы объявилась иностранная делегация во главе с адмиралом Густавом Фоксом, прибывшим из Америки, чтобы выразить солидарность и поддержку государю-императору, в то время чудесным образом избежавшему покушения.
Не слишком понимавшие все тонкости и хитросплетения связей и интриг российской знати, американцы не чурались знакомства с хозяйкой дома, исполнившей для гостей несколько романсов под гитару. «Удивительно красивый голос!» — восхищался плененный экзотической княгиней адмирал.
Впрочем, несмотря на восторги иностранцев, к Саше, княгине Голицыной, высшее общество мало смягчилось: если Сергея Михайловича охотно приглашали в свет, его жену там видеть не желали.
Да она, вероятно, и сама не слишком стремилась, понимая, что будет встречена волной молчаливого презрения. Далеко ей, воспитанной в таборе, до женщин, сызмальства впитывавших премудрости этикета.
Не желала Саша чувствовать собственную неловкость и неуклюжесть под десятками осуждающих взглядов, ловивших малейшее отступление от правил. Оттого и не выезжала — ни в театр, ни на балы.
Да и некогда ей было отстаивать свое положение в обществе: через год после сыгранной свадьбы Сашенька подарила мужу первенца — Мишеньку. Затем родилась дочь Маша, потом — Александра, Наденька, Сергей…
Княгиня с головой нырнула в семейные хлопоты, все свое время посвящая детям. В отличие от многих дворянок, она предпочитала сама заботиться о малышах — кормила, играла, укладывала спать. Подбирала им гувернанток и учителей, сидела на занятиях, сама постигая науки.
Однако чем дальше — тем больше отдалялся от Саши, занятой лишь домом и детьми, Сергей Михайлович. Больше не видел он в ней прежнего огня, когда-то обжегшего его душу. Все реже она брала в руки гитару, да и мелодии будто утратили былую страсть…
А вокруг него, все чаще остававшегося в Москве, пока Саша с детьми жили в подмосковной усадьбе Кузьминки, вились красивые нежные девушки, так непохожие на его обременённую заботами жену. Да и, признаться, в поместье тоже хватало соблазнов.
О том, что Синод одобрил развод, Саша узнала не от мужа, не посмевшего сообщить ей новость лично. Тяжелую обязанность исполнил управляющий, поставив княгиню Голицыну в известность: Сергей Михайлович оставляет ей имение, а также будет обеспечивать все расходы — их дети не испытают нужды, но своей свободой князь отныне будет распоряжаться сам.
И в 1886 году, на пятом десятке, князь сочетался законным браком с Елизаветой Никитиной, по слухам, некогда служившей няней при княжеских наследниках. Однако недолго Сергей Михайлович крутил с Лизанькой любовь. Словно бес — как в известной пословице — и правда попал под ребро.
Через десяток лет Голицын повел под венец молоденькую Веру, дочь барона Леонарда Штейнгеля, в 1902 году родившую ему дочь Иру.
А потом — княжну Аннушку Кугушеву.
Возможно, Сергей Михайлович вновь задумывался о разводе и пятой свадьбе, а, может быть, уже остепенился, встретив, наконец, свое счастье…Кто знает? Так или иначе, в 1915 году на восьмом десятке лет его не стало.
Он всего на два года пережил цыганку Сашеньку, давно оставленную и позабытую. Она, в отличие от любвеобильного мужа, больше не выходила замуж, найдя радость в детях, которых очень любила.
