-Какого значения я лишился! — сказал жених, когда стало известно, что юная его невеста ушла за порог вечности, жалея не о несбывшейся любви, а об утерянных перспективах.
Ее официальный отец пожал плечами: минус еще одно напоминание о позорном поведении его венчанной супруги. Ее родная мать была огорчена, но не убита горем: она потеряла нескольких детей, но у нее была еще дочь и был сын. Ее настоящий отец залился слезами, так, что мокрой оказалась вся сорочка на груди, а через четверть часа уже совершенно спокойный вышел в приемную.
Софья Дмитриевна Нарышкина, родившаяся 1 октября 1805 года была дочерью императора Александра Первого и его многолетней фаворитки Марии Антоновны Нарышкиной. Официально в отцы был записан муж Дмитрий Львович, ему вообще пришлось дать фамилию и отчество многим отпрыскам жены, к которым он не имел никакого отношения.
Своей он считал только старшую дочь Марину. А затем его супругой завладел любвеобильный император Александр и она начала приносить младенцев. А муж смотрел на это, скрипел зубами, а что поделать? Сам государь счел ее супругу достойной, значит, так надо, будут Нарышкины. Будут Дмитриевичи.
Всего Мария Антоновна родила шесть детей. Три девочки не пережили детский возраст, а мальчика Эммануила, как говорят, Мария Антоновна родила уже от измены самому государю с князем Гагариным. Впрочем, Дмитрий Львович тоже прижил на стороне дочку, кто же без греха? Такой уж он, 19-й век в Российской истории.
Сонечка была четвертым ребенком своей матери. Когда Александр Павлович узнал о том, что Нарышкина не хранила ему верность, хотя говорить о верности по отношению к замужней фаворитке вообще смешно, связь Марии Антоновны и царя была окончена.
Нарышкина забрала новорожденного мальчика, Соню, 14-ти лет (Марина к тому времени уже была взрослой) и уехала за границу. Естественно, в деньгах дама не нуждалась. Брак Александра Павловича с женой был бездетным, а Софью государь любил.
Девочка действительно была красавицей: белокурая, с огромными голубыми глазами. Правда, считавшаяся аристократической бледность, была скорее нездоровой. Кожа девушки была почти прозрачной, что придавало ее облику какое-то неземное свечение.
-Она ангел! — шепотом говорили в свете. — А ангелы долго не живут. Говорят, она слабенькая совсем, потому Нарышкина и не возвращается в родные Палестины.
Это действительно было так: Софья Дмитриевна страдала распространенной в то время хворью — чахоткой. Отсюда и бледность, и хрупкость, и лихорадочный блеск прекрасных глаз. Отставная фаворитка с выжившими младшими детьми оставалась в Европе, исколесив модные курорты Франции, Швейцарии, Германии. Тогда считалось, что туберкулез лечится «водами», а так как чахоткой болели многие аристократы, то на курортах складывался свой «высший свет», с балами, сплетнями, интригами.
Одной из главных интриг была судьба и Софьи Нарышкиной. Все знали, что Александр Павлович хотя и проявлял скупость в отношении женщины, обманувшей его доверие, дочь свою незаконную любил и намерен был позаботиться о ее будущем.
-Говорят, ее отдадут за молодого графа Шереметева, — обмахиваясь веерами сплетничали дамы. — А что? Богат, знатен. И, в конце концов, его матушка тоже не могла похвастаться блестящей родословной.
Это было так: Дмитрий Николаевич Шереметев был сыном «крепостной актрисы» Прасковьи Жемчуговой и одно время планы выдать за него дочь Нарышкиной и императора действительно были. Но Шереметев каким-то образом уклонился от помолвки.
С Сонечкой Александр Первый часто виделся, ведь в Европе продолжался «танцующий Венский конгресс», который был призван перекроить карту после окончания Наполеоновских войн. А еще государь заезжал в гости к приятельнице бывшей фаворитки, графине Софье Григорьевне Шуваловой. А у Шуваловой были сыновья и огромное желание помочь отпрыскам возвыситься.
Младший, Андрей, был довольно хитер, когда маменька намекнула, что возможен брак с побочной дочкой царя, сын с готовностью за эту идею ухватился. Андрей Петрович был на три года старше Софьи, честолюбив, в юные годы — довольно миловиден, в старости — смотрите сами.
Происхождение жениха было блестящим, род знатным, дипломатическая карьера юного графа складывалась как нельзя лучше. Он мог выбрать любую невесту, Софья Нарышкина по понятиям того времени была явным мезальянсом: о ее происхождении знали все. Дочь императора, мать которой не императрица — темное пятно на репутации.
И все же… дочь императора, да еще и при отсутствии законных детей у Александра — это шанс на возвышение, это близость к трону, дальнейшее покровительство высочайшей особы. И Андрей Петрович решился, хотя все и говорили, что невеста очень больна.
-Если чахотка цепляется к своей жертве в столь юном возрасте — это практически обреченность! — таково было мнение и обывателей, и медиков.
За Софьей числился большой дом в Санкт-Петербурге, да еще и 25 тысяч ежегодного дохода ассигнациями. Жених не сомневался, что к свадьбе размер приданого еще увеличится. Невеста почти не говорит по-русски? Не беда, она выучится. Невеста больна? Но ведь на сколько-нибудь ее хватит. Так рассуждали карьерист и его маменька.
Мария Антоновна Нарышкина с Софьей возвратились в Петербург осенью 1823-го. Никто не сомневался — готовится свадьба и невеста уже занимается с учителями. Вскоре состоялось обручение, открыв тайну, ради кого привезли дочь императора.
-Он просил руки девушки, зная, что она больна! Это настоящий пройдоха! Несомненно, что при помощи брака он намеревается делать карьеру! — так отзывалась о женихе и предстоящем браке Александра Смирнова-Россет, фрейлина императрицы и приятельница Пушкина.
Сырой промозглой Петербургской зимой Софье стало значительно хуже. Ее бледное личико сделалось еще прозрачнее, глаза казались еще огромнее. Александр поручил дочь придворным медикам, мать Софьи настаивала на скорейшем венчании, но Александр Павлович не стал торопиться: надо дождаться выздоровления. Значит, надежда еще была.
Шувалов держал себя гордо, словно он уже стал зятем императора. Ждали лета, ждали солнца и тепла, времени, когда коварная болезнь отступает. Дождались, но 18 июня 1824-го неожиданно для всех и тихо, юная невеста на даче Нарышкиных ушла в небытие, так и не успев предстать перед алтарем.
Девушке было всего 18 лет. Александр Первый узнал о том, что его Сонечки не стало, будучи на учениях артиллерии в Царском Селе. Залился слезами, но вскоре вышел к ожидавшим его военным, лицо он держать умел. Лишь своей супруге, с которой сблизился в последние годы жизни, царь написал: «Она умерла. Я наказан за все мои грехи».
Не эта ли потеря окончательно подкосила императора? Печальная новость обсуждалась всеми. Юную Нарышкину жалели, говорили, что жених ее безутешен, ему стало настолько плохо, что доктора вынуждены были сделать кровопускание. Вы в это верите? Я — нет. Многие современники Шувалова тоже не поверили, да еще и были поражены, что сожалел он об упущенном шансе стать мужем дочери императора, пусть и не совсем законного происхождения.
Карьера бывшего жениха Софьи складывалась и дальше очень удачно. Государь император, проникся горестным выражением лица несостоявшегося зятя и в утешение послал его секретарем посольства в Вену.
Впоследствии Андрей Петрович Шувалов будет пожалован в камергеры, церемониймейстеры двора, действительные статские советники, гофмаршалы и прочая, прочая, прочая. Его будут награждать орденами.
«Искусный царедворец Шувалов всегда знал, кому вовремя поклониться, кому улыбнуться, а кому для лучшей пользы своей и спиной повернуться», — писал о нем современник, Петр Владимирович Долгоруков.
Шувалов все же сумел выгодно жениться, за себя он взял в ноябре 1826-го, 25-ти летнюю вдову бывшего Екатерининского фаворита Платона Зубова. Текле Игнатьевне было 25 лет, она была старше жениха на год, все еще ослепительно красива (на это в свое время и купился Зубов) и еще более ослепительно богата.
После кончины Софьи Нарышкиной прошло менее полутора лет, на престоле уже сидел иной царь. Одну из дочерей Шуваловы назвали Софьей.
