Дом Алексея Семеновича Лескова, известного в Киеве врача, родного брата писателя Николая Лескова, славился гостеприимством. Кто бы из родственников не приезжал в Киев, их всегда ждал теплый радушный прием. В особняке Алексея, окруженная заботой, доживала свой век мать Лесковых — Мария Петровна.
В отличие от Николая Семеновича, закончившего лишь несколько классов Орловской мужской гимназии, Алексей окончил полный курс с золотой медалью. Так же блестяще Алексей Семенович учился и на медицинском факультете в Киевском университете.
Практикующий врач-гинеколог, в дальнейшем директор Александровской больницы в Киеве, кавалер ордена Святого Владимира Третьей степени на шее, действительный статский советник… Жизнь хозяина удалась, вот только сына ему бог не дал. Его единственный сын Юра умер в два года.
Когда Николай Семенович расходился со второй женой Екатериной Степановной, Алексей очень просил отдать ему Андрюшу, которого в семье все называли Дрон. Согласия он не добился и оставалось лишь со стороны наблюдать как растет его любимец.
Алексей Семенович до последних дней жалел о том, что Андрей не стал его сыном. Незадолго до смерти он напишет совсем уже взрослому племяннику:
«Особенно мне тяжело вспоминать твое исковерканное детство, издерганную юность с фальшивым отношением к родителям, с полным незнанием, как себя держать относительно одного, чтобы это не обидело другого…»
Андрей Лесков родился 12(25) июля 1866 года в Петербурге. Когда мальчику было одиннадцать лет его родители развелись и он остался с отцом. Мать тем временем перебралась в Киев и отчуждение между Андреем и Екатериной Степановной нарастало. Андрей посещал частную гимназию, а потом кадетский корпус.
Легко ли было учиться, если отцу так полюбилась квартира с окнами на Неву? Андрею приходилось вставать затемно и пешком идти три версты до кадетского корпуса к половине восьмого, чтобы успеть на занятия.
Конка в это время еще не ходила, а на извозчика денег не было. По воскресеньям они с отцом отправлялись в Апраксин двор или на Ново-Александровский рынок, к антикварам.
К понедельнику надо было подготовиться к пяти урокам, а он весь день бродил с отцом по торговым лавкам. Если дело было зимой, Андрей отчаянно мерз в своей шинельке.
Дома приходилось развешивать покупки по стенам, затем был неспешный ужин, времени на уроки не оставалось. Не удивительно, что он из первых учеников стал последним…
Николай Семенович посмотрел на вошедшего к нему в кабинет Андрея. Его глаза были так похожи на материнские, что Лесков почувствовал закипающее раздражение…
Его самая большая любовь, киевская красавица Екатерина Савицкая-Бубнова, сейчас живет своей жизнью.
Их чувство сгорело в череде мелких недоразумений, пустячных вспышек, окончившихся непримиримой враждой двух скверных тяжелых характеров. Лесков бросил сгоряча: «Пора заканчивать с нашей историей!»
Жена молча кивнула, а покаяться, попросить прощения у него не было сил. Да и зачем? Что было, то прошло…
Единственный сын, так напоминавший ему Екатерину, стал последнее время дерзить: «Я не виноват, что у вас дурное настроение, потому что вы встретили неугодного вам человека. Если я вам неугоден, то отдайте меня в гимназию на пансион!» Лесков задумчиво потер подбородок: «Будет тебе пансион. Будешь наказан!»
Сейчас мальчишка пришел довольный. Выпускные экзамены вначале он завалил, а сейчас вернулся с пересдачи. Николай Семенович даже не взглянул на аттестат, гордо протянутый ему Андреем. Лесков спросил: «Ну и куда ты с этим сунешься?»
Андрей недоуменно посмотрел на отца: «То есть как куда? Аттестат дает право на поступление в высшие гражданские институты, в высшие военные училища, позволяет быть допущенным к экзаменам на конкурсной основе…»
Лесков желчно заметил: «Там экзамены в разгаре и ждать тебя никто не собирается!» — «Тогда буду держать в следующем году», — упрямо сказал Дрон.
«Еще год сидеть на моей шее и болтаться без дела? Этого не будет. Найди немедленный выход!» — «В таком случае в Константиновское, в Николаевское кавалерийское можно…»
Лесков сорвался: «Это что еще за пошлость — скакать на драгунской лошади. Чтобы из головы все это выбросил. Ты упустил время. Сейчас все вакансии заняты. Я в свое время сам себе пробивал дорогу. Поэтому просить никого не буду за тебя. По моему мнению, тебе осталась одна дорога — в солдаты. Но видеть этого я не желаю. Поэтому отправляю тебя в Киев, к дяде Алексею пусть он тебя отправляет служить».
Юноша вдруг увидел, что рука отца потянулась к белому запечатанному конверту с киевским адресом, лежавшему на столе, и все понял: решение отец принял заранее, не видя ни Андрея, ни аттестата…
Дрон молча поклонился отцу и вышел. Полное совершеннолетие наступает лишь в двадцать лет, а пока на все воля отца. Итак, послезавтра он отправится к дяде Алексею.
Отец неожиданно смягчился и решил, что нужно устроить семейный скучный ужин, на который пожаловали его друзья. Пустые слова, ничего не значащие сожаления и еще более неприятное тягостное прощание на вокзале. Николай Семенович тер глаза, то ли от ветра, то ли от солнца — они немного увлажнились… Отец долго стоял на перроне, глядя вслед уходящему поезду «Петербург-Киев».
Фигура отца стала едва различимой и Андрей опустился на жесткий диван. Будь, что будет! В солдаты, так в солдаты! Поезд громко гудел перед остановками. Андрей смотрел из окна на торговок вишней, молоком и раками на станциях и ел капустный пирог, испеченный кухаркой. Скоро Киев…
В сутолоке вокзала Андрей увидел лицо дяди Алексея. Тот радостно обнял племянника и подозвал извозчика. Конские копыта высекали искры из булыжной мостовой и повозка быстро покатила к уютному каменному розовому особнячку с мезонином и флигельками, принадлежащему доктору Лескову, в самом верху Михайловской улицы под № 17, рядом с златоверхим Михайловским монастырем.
«К нему лепились, около него кормилось и ютилось и свое, и женино, и невесть чье до какого колена родство или свойство. Это был собиратель рода своего… Здесь вечно одни приезжали, другие уезжали, третьи прочно селились во флигельках и мезонинах…» — вспоминал о дяде Андрей.
После обеда Алексей Семенович рассматривал аттестат племянника, читал письмо брата и недоумевал. Николай писал об Андрее страшные вещи:
«…Считаю его способным на все дурное. Дальнейшее потворство поведет его к косности в поганых привычках. Больше я ничего не хочу знать о нем и по угнетающему меня невыносимому расстройству душевному даже не могу сносить его вида, ни известий о нем…»
Алексей потрясенно смотрел на бегущие строки. Бабушка Мария Петровна узнав, что прегрешения внука Андрея были в том, что он «любил читать, поленивался, шкодничал, изводил нелюбимого корпусного воспитателя, танцевал с барышнями» лишь рассмеялась.
Уставшего с дороги Андрея стало клонить в сон. Алексей Семенович среагировал моментально: лоб племянника был как огонь, начинался жар. Уложив Андрея в постель, он осмотрел его. К своему ужасу он диагностировал у Андрея тяжелую форму тифа. Через день состояние Андрея стало тяжелым. Заботливый Алексей Семенович ставит на ноги весь медицинский Киев вплоть до знаменитого Ф. Ф. Меринга, сотрудника Н. И. Пирогова.
Киевские родственники сошлись на одном: медлить нельзя, надо вызывать Николая из Петербурга. Лежавший в забытьи Андрей услышал это и одними губами прошелестел: «Не надо…»
Впрочем, Николай Семенович и не собирался ехать. Ему из Киева сообщили, что сын при смерти, а Лесков как ни в чем ни бывало чуть ли не каждый день строчит статьи в газеты. Николай Семенович обменивался с киевскими родственниками пространными письмами и рассуждал о том, что напрасно от него ждут прощения.
Только через двенадцать дней к Андрюше вернулось сознание и температура начала спадать.
Лесков написал брату благодарственное письмо за спасение Андрея. Благодарности не удостоилась жена Алексея, хотя все эти дни она не отходила от постели племянника, рискуя заразиться тифом. Лесков не любил Клотильду: одну из своих героинь он издевательски назвал в честь нее «Крутильдой».
После выздоровления жизнь пошла своим чередом. Андрей определился в солдаты и одновременно поступил в киевское юнкерское училище. Год занятий и муштры, совершеннолетие, офицерский темляк на шашку — вот уже отец не имеет над ним никакой власти.
Отец отослал Андрея в Киев оттого, что повзрослев, тот перестал походить на придуманного им идеального сына, помощника и безотказного друга. Через некоторое время Лесков стал тосковать по Дрону и все настойчивее звал его вернуться в Петербург. Дядя Алексей не советовал Андрею возвращаться к отцу, отговаривали и все киевские родственники.
Но ему пришлось вернуться в Петербург. Андрей добился, чтобы его командировали в выпускной класс Константиновского петербургского военного училища: здесь перед ним открывалась совсем другая карьера.
Отец встретил его радостно. Крупная ссора закипела между ними через год, перед самыми экзаменами. Андрей занимался как проклятый, штудировал конспекты и учебники, лишь изредка посещал театры и дружеские вечеринки.
Николай Семенович все мрачнел: «Когда ты будешь вести трудовую жизнь, как я? Или будешь таскаться по вечеринкам? Можно сочетать обучение с работой. Не думал об этом?»
Андрей напомнил отцу: «Бабушка сказала, что ты в мои годы на Андреевском спуске дрался с киевскими юнкерами и вовсе не учился…»
В безудержном гневе Лесков устремился на сына, ни секунды не спускавшего с него глаз и понимавшего, что можно ожидать чего угодно. Легкий и быстрый, гимнаст и фехтовальщик, сын уже стоял за своим стулом, опираясь обеими руками на его спинку: «Довольно, отец. Этого больше не будет!»
С этого момента Андрей решил искать себе комнату и встать на довольствие в Константиновское училище. Лесков-младший стал офицером пограничной службы. Его дела медленно, но верно шли в гору. Отец, с которым они не встречались годами, вдруг стал советовать: «Пиши, Дрон. У тебя верный глаз, есть наблюдательность…»
Андрей жал плечами: зачем? Спокойная, ясная и незаметная жизнь, чуждая литературной суеты, привлекала Андрея больше. Шли годы. Отец состарился, часто болел. В феврале 1895 года в Петербурге стояли лютые морозы. Пронизывающий ветер с Невы до самых костей проморозил возвращавшегося после прогулки писателя.
Вскоре к отцу заглянул Андрей и застал его лежащим на кушетке. Вызванный врач выговорил Лескову-старшему за легкомысленную прогулку в непогоду, а в прихожей сказал Андрею, что боится отека легких: больному сердцу с ним не справиться.
Перепуганный Андрей остался на ночь с отцом: подавал подушки с кислородом, менял грелки, давал лекарства… После полуночи писатель задремал, а Андрей устроился в его кабинете с книгой. Иногда он заглядывал в спальню и прислушивался к дыханию отца. Николай Семенович дышал тихо и ровно, в его ногах пристроилась «живая грелка» — болонка Шерочка.
Часы пробили час ночи и Андрея сморил сон. Сквозь дрему он услышал, как его зовет горничная: «Андрей Николаевич! Что-то тихо как-то в спальне…»
Он быстро поднялся, вошел в спальню к отцу и взял его за руку. Попытался нащупать пульс, но ничего не почувствовал. Руки задрожали, из глаз выступили слезы. Он не мог поверить, что отца больше нет…
Андрей Лесков прожил долгую жизнь. Он служил и до поры до времени не жалел, что не попробовал себя в литературе. Единственной написанной им книгой было наставление для пограничников. Перед Первой мировой он вышел в отставку полковником, в войну вернулся на службу, затем перешел к большевикам.
Окончательную отставку генерал-лейтенант Андрей Николаевич Лесков получил в начале тридцатых, когда ему было под семьдесят. К тому времени у него появилась цель: он писал книгу об отце. В 1941 году издательство в Ленинграде, где лежала рукопись, разбомбили. После войны старик, которому было почти восемьдесят, писал свои воспоминания заново.
«Считается, что в тот далекий день Лесков дал русской армии отличного штабного офицера, выросшего в крупного военного специалиста, но лишил русскую литературу первоклассного писателя. Единственная, посмертно изданная книга Андрея Николаевича Лескова — об отце — убеждает, что врожденным даром затейливого сладко-горького русского сказа был он под стать самому «мудрому мастеру искусства слова». (Юрий Нагибин)
В своей книге Андрей Николаевич вел постоянный спор с отцом, который не закончился и после смерти Николая Семеновича Лескова.
Андрей был дважды женат. В первом браке родились два сына — Юрий и Ярослав. Единственная правнучка русского писателя Николая Лескова и внучка Андрея Лескова — Татьяна Юрьевна Лескова, известная балерина, обосновавшаяся в Бразилии.
…Андрюше четыре года, семья едет на море. Окончательно потерявший от суеты голову отец хлопочет с багажом. Брат Андрея, гимназист Николай Бубнов, сын матери от первого брака, спрашивает Николая Семеновича Лескова, куда лучше пристроить огромную, сверкающую свежим лаком модель парусника, а тот в сердцах бросает ее за борт.
