— А не много ли тебе будет? – прищурился Гриша. – И квартира, и дом в деревне! И это я еще про бабкины счета и сбережения ничего не знаю!
— Тебе и не положено знать, — ответила Зина, пожав плечами. – Ты свое получил, когда совершеннолетним стал!
— Ну, вспомнила! – хмыкнул Гриша. – Когда это было?
— Братик, оставь ты меня в покое, — Зина покачала головой. – Если тебе все равно, отправляйся домой! У меня, между прочим, любимая бабушка ум..ерла!
— Так и у меня умерла! – произнес Гриша. – И тоже – любимая и единственная! Однако все наследство тебе!
— Да! Мне! – заявила Зина, повысив голос. – Ты к этому наследству не имеешь никакого отношения!
— Как же не имею, если непосредственное! – настаивал Гриша. – В этой квартире я рос! А на огороде в деревне, сколько лет я пот проливал?
— Три! – ответила Зина.
— Чего три? – не понял Гриша.
— Три года ты проливал там пот! А как тебе восемнадцать исполнилось, и ты выудил у бабушки квартиру родителей в единоличное пользование, ты в деревне даже не появлялся!
Да и в этой квартире ты прожил те же самые три года! Так что, не надо мне рассказывать, что ты с этими стенами сроднился и все такое!
Гриша поджал губы, помолчал немного:
— Зинка, я же в суд пойти могу! Оспаривать буду!
— Господи, да иди ты куда хочешь! Меня только оставь в покое! – отмахнулась Зина. – Мы оба знаем, что тебе ничего от бабушки не полагается! Уговор был!
А у бабушки все документы остались! Она же тогда в опеке выбивала разрешение, чтобы тебе родительскую квартиру отдать! А документы никуда не делись!
— Зин! – в голосе Гриши появились просительные нотки. – Давай по-честному, а? Сама же знаешь, как у меня в жизни-то! Я ж так рассчитывал!
— На бабушкин уход рассчитывал? – Зина округлила глаза. – Постыдился бы!
— Нет! – смутился Гриша. – Я в том смысле, ну, не вечная же она! А так, когда время придет, тогда, чтобы хоть что-то…
— И я бы тебе это хоть что-то обязательно бы дала, — сказала Зина, — но ты же даже в гости не приходил, не то, чтобы помогать!
— Зина, да когда это было? – скривился Гриша. – Мы ж с тобой родные! Давай по-хорошему!
— По-хорошему, братик, ты совесть включи и подумай, а заслужил ты хоть что-то! И то, что ты сейчас гол, как сокол – ты сам виноват! Сам же квартиру жене отписывал!
— Да, когда это было, — с досадой произнес Гриша. – Зин, давай, не жадничай! Ты ж у нас в семье – хорошая! Неужели брата в беде бросишь?
— Что-что? – Зина вроде как прислушалась. – Мне нельзя поступить так, как поступил ты?
Достаток в семье, порой, играет не на стороне добра.
Когда родители Гриши и Зины поженились, они были очень молоды. И тогда они наступили на горло своим желаниям весело проводить время, чтобы сначала закрыть все потребности, а потом уже отдыхать и развлекаться дорого и качественно.
Это дорого и качественно их и погубило.
За семнадцать лет брака они купили большую квартиру, две машины, помогали родителям и ковали свое благосостояние.
Через пару лет после свадьбы у них сын родился, а вот дочка появилась, когда сыну двенадцать исполнилось.
И, если детство Гриши было во времена, когда на многом экономилось, то для Зиночки родители уже могли позволить очень многое.
Они и для себя могли уже многое позволить, но пока дочке не исполнилось три года, об отдыхе мечты не заикались.
А как Зиночку, да вместе с Гришей стало возможным оставить с бабушкой, рванули родители в заграничные горы, о которых мечтали.
Языковой барьер их погубил. Инструктаж толком был не понят, да и крики об опасности слышались тарабарщиной.
Валентина Петровна, оплакав дочку и зятя, в пятьдесят пять стала опекуном для собственных внуков.
И непонятно было, с кем ей было сложнее. То ли с Гришей, который замыкался в себе, то ли с Зиной, которая отчаянно звала маму и папу.
Жизнь сама выравнивает углы. У Гриши начинался переходный возраст, внимание переключалось на другие интересы. А Зина, спасибо пластичной детской психике, сместила фокус на бабушку.
Сама же Валентина Петровна сначала вообще не знала, что делать. Она понимала, что детей в детдом не отдаст, а с имуществом что делать, подсказал ей сосед юрист.
— Через разрешение от опеки продавай машины, а квартиру лучше закрой. Если сдавать будешь, так с доходами чехарда выйдет.
Прибыль должна на детей идти, а если ремонт? Замучаешься с бумажками туда-сюда бегать!
Так она и поступила. Но все бумажки Валентина Петровна сохраняла, мало ли.
В принципе, Валентина Петровна и сама бедной не была. У нее была собственная квартира, что когда-то с покойным мужем получали, а потом уже приватизировали.
Да и дом, что от ее матери остался. Деревня уже давно переродилась в дачный поселок, вот и дача образовалась.
А на той даче Валентина Петровна всегда за сезон выращивала неплохой урожай.
Но, раньше ей дети помогали, а теперь внуки стали.
А так жили вполне достойно.
Три года прожили, пока Грише восемнадцать не исполнилось. А потом он заявил, что хочет жить собственной жизнью!
Возиться с сестрой шестилеткой ему не хотелось, да и под контролем бабушки было неинтересно. Поэтому вопрос он поднял остро.
— Все равно я с вами жить не буду! Отдайте мне квартиру родителей!
— Как же я тебе ее отдам, — спросила Валентина Петровна, — если она и Зиночке принадлежит?
— А я откуда знаю? – хмыкнул Гриша. – Но с ней я там жить не собираюсь!
Валентина Петровна видела, что назревает конфликт. А она не хотела ссоры.
И снова пришел на помощь сосед юрист.
— У нас главное, чтобы права ребенка не были нарушены, — сказал он. – Сможешь опеку убедить, что свою квартиру отдашь Зине, когда той восемнадцать стукнет, они тогда позволят тебе отдать право собственности на квартиру родителей Грише полностью.
Ты же сейчас за Зину решения принимаешь!
Всеми правдами и неправдами, обещаниями и увещеваниями Валентина Петровна своего добилась.
Грише квартира родителей была передана в собственность целиком.
А чтобы права Зиночки не были ущемлены, то квартира Валентины Петровны была переписана на шестилетнюю внучку, так еще и завещание было составлено, что после см..ерти бабушки и деревенский дом с участком перейдет во владение внучки.
И еще обязательство Валентина Петровна подписала, что съедет с квартиры в деревенский дом, когда Зине восемнадцать исполнится. Ну, если сама Зина не захочет, чтобы бабушка с ней осталась.
А Грише сказали, что квартиру ему отдали только потому, что по завещанию имущество бабушки Зине перейдет. Только на таких условиях.
Не стали раскрывать всю правду, чтобы он не упросил сестру на него квартиру раньше времени отписать.
Гриша отмахнулся от сестры и бабушки. Что хотел, уже получил!
А как получил, то о родственниках забыл. Он рассудил, что раз больше ему там ничего не светит, то и дело с ними иметь не стоит.
А сколько раз ему звонили, чтобы он помог на огороде! А сколько раз просили помочь дома! В лучшем случае – вежливый отказ. В худшем – просто не брал трубку.
И трубку он не брал с завидной регулярностью.
Зина с бабушкой учились обходиться без Гриши.
Зина росла, бабушка старела. Но справлялись. А когда дожили до совершеннолетия Зины, бабушке исполнилось семьдесят.
Конечно, Зина ее никуда не пустила. В смысле, в деревенский дом. Нет, ездили туда. Но на огороде работала Зина, а бабушка по мере сил, убрать, приготовить.
А потом дачу пришлось забросить. Возраст Валентины Петровны брал свое.
И тут они снова обратились к Грише за помощью. Не в деньгах было дело, а в простом уходе, общении.
Но от Гриши узнали, что он стал жертвой супруги. Та, обманом, вынудила его отписать на нее половину квартиры, а двое детей, которых он прописал у себя, после развода с женой, тоже требовали метры.
В итоге он жил в своей квартире в очень стесненных условиях.
— Мне бы со своими проблемами разобраться, — отвечал он, — куда мне еще о вас думать?
Валентина Петровна дожила до восьмидесяти двух лет. Поздравила Зиночку с тридцатилетием, так сказать, и отправилась в лучший мир.
Вот тут Гриша и появился на пороге. Его так достало коммунальное существование в собственной квартире, что он был согласен даже на дом в деревне.
А Зине, как он думал, после смерти бабушки должно было обломиться! Квартиру Зина бы точно не отдала, а дом? Так, зачем он ей?
— Хотя, если она в дом вцепится, так я и на квартиру соглашусь! – подумал Гриша, барабаня в дверь.
Только Зина уже не была той маленькой девочкой, что Гриша оставил с бабушкой. И на «слабо» да на голос ее было не взять!
— Гриша, у нас в жизни была большая беда, мы родителей потеряли. Мы с тобой остались одни. И мы должны были держаться вместе!
А что ты сделал? Ты, при первой возможности, бросил меня и сбежал! А еще заставил бабушку отдать тебе родительскую квартиру!
И да, спасибо бабушке, что она мне заменила и родителей и тебя! И она побеспокоилась, чтобы у меня хоть что-то было!
Гриша напряженно сопел.
— И знаешь, каково мне жилось, что родной брат меня бросил?
— Да, когда это было, — проговорил Гриша себе под нос.
— Для меня это было всегда! Я с шести лет ждала, что ты вернешься! Мне очень нужен был брат! А тебя не было! Тебе было плевать!
А пришел ты, — Зина пристально посмотрела на брата, — только тогда, когда бабушка ум.ерла!
И пришел ты не для того, чтобы меня поддержать и успокоить! Ты пришел, чтобы оттяпать у меня кусок наследства! И ты смеешь после этого себя называть моим братом?
Зина не стала ждать ответа:
— Уходи! – сказала она. – Так же уходи, как ты ушел, когда мне шесть было! Уходи и больше никогда не возвращайся!
Ты меня бросил тогда, я не принимаю тебя сейчас! Ты сам стал для меня чужим! А я тебе отвечаю тем же! Прощай!
Неизвестно, понял ли что-нибудь Гриша, сделал ли он какие-то выводы, но больше он к Зине не приходил.
А на кладбище к родителям и к бабушке стал захаживать чаще. Плакал, прощения просил, но, как говориться:
«Прежде, чем делать – думай! А сделал – не сожалей!»
Хотя, только ли его тут была вина?
