— И где вы были в эти выходные? Опять не нашли времени навестить старую мать? — Нина Федоровна поставила перед сыном чашку чая с такой силой, что горячая жидкость выплеснулась на блюдце.
Антон вздохнул. Он только переступил порог материнской квартиры, а разговор уже пошёл по накатанной колее. В прихожей ещё не успел растаять снег с его ботинок, а упрёки уже полились рекой.
— Мама, я же звонил и объяснял. У Ларисы была срочная работа, а я помогал с отчётами.
— Работа, работа! — всплеснула руками Нина Федоровна. — Только и слышу от тебя про её работу. А мать можно и забыть, да? Я, между прочим, тоже всю жизнь работала, но находила время для родных людей!
Она демонстративно поправила салфетку на столе и отвернулась к окну. Антон знал этот приём — мать давала ему возможность почувствовать вину и начать оправдываться. Раньше срабатывало безотказно, но сейчас он решил не поддаваться.
— Я приехал поговорить, — сказал он, не притрагиваясь к чаю. — Серьёзно поговорить.
— О чём ещё? — Нина Фёдоровна повернулась к сыну. — О том, что твоя жена не может выкроить час времени, чтобы навестить свекровь? Уже полгода прошло с вашей свадьбы, а она была у меня всего три раза! И то, когда вы вместе приезжали.
— Вот об этом и хочу поговорить, — Антон посмотрел матери прямо в глаза. — О том, как ты встречаешь Ларису, когда мы приезжаем.
Нина Фёдоровна отмахнулась, словно от назойливой мухи.
— А что не так? Я всегда накрываю на стол, готовлю что-нибудь вкусненькое…
— И обязательно напоминаешь, что у неё самой руки не из того места растут, чтобы такой испечь, — закончил за неё Антон. — А ещё спрашиваешь, почему она до сих пор не беременна, и намекаешь, что все нормальные женщины после свадьбы думают о детях, а не о карьере.
— А что, разве не так? — искренне удивилась Нина Фёдоровна. — В моё время…
— Мама, сейчас другое время, — перебил её сын. — Лариса хочет сначала закрепиться на работе, получить повышение. У нас есть план…
— План! — фыркнула мать. — Планировать можно ремонт или отпуск, а не детей. Дети — это благословение, которое нужно принимать, когда Бог посылает!
Антон устало потёр переносицу. Этот разговор они тоже вели уже не раз. Как и десятки других — о том, что Лариса неправильно готовит, неправильно одевается, неправильно ведёт хозяйство. Всегда в присутствии сына, якобы в форме «полезных советов», но с едва скрываемым презрением.
— Послушай, — он подался вперёд, — я хочу, чтобы ты поняла. Лариса — моя жена. Мы семья. И если ты хочешь быть частью нашей жизни, то должна уважать её и наши решения.
Нина Фёдоровна поджала губы так сильно, что они превратились в тонкую линию.
— Вот как заговорил! Уважать! А где её уважение ко мне? Я тебя вырастила, ночей не спала, когда болел, в институт пристроила, а теперь должна молча смотреть, как какая-то…
— Мама! — голос Антона стал жёстче. — Не смей так говорить о Ларисе.
— А как мне говорить, если вижу, что происходит? — в глазах Нины Фёдоровны блеснули злые слёзы. — Она тебя забрала у меня! Настраивает против родной матери! Я звоню — ты занят, хочу приехать — у вас какие-то дела, зову в гости — у неё работа!
— У нас действительно много дел, — попытался объяснить Антон. — Лариса работает на двух работах, я тоже допоздна в офисе, потом домашние заботы…
— Работает она… А вашему дому хозяйка нужна, а не карьеристка! — отрезала Нина Фёдоровна. — В семье муж должен зарабатывать, а жена — дом в порядке держать и детей воспитывать. Но твоей Ларисе некогда даже суп сварить, не то что ребёнка родить!
Антон глубоко вздохнул, пытаясь сохранить спокойствие. Он приехал решить проблему, а не усугубить её.
— Мама, я не буду обсуждать с тобой, кто и что должен делать в нашей семье. Это наше с Ларисой дело. Я приехал сказать одно: если ты не прекратишь оскорблять мою жену и вмешиваться в нашу жизнь, мне придётся ограничить наше общение.
Нина Федоровна замерла, не веря своим ушам. Потом её лицо исказилось от гнева:
— Вот оно что! Значит, ты готов отказаться от родной матери ради этой девки?
— Её зовут Лариса. Она моя жена, — твёрдо сказал Антон. — И да, я не позволю никому, даже тебе, её унижать.
Нина Фёдоровна резко поднялась со стула. Её руки мелко дрожали — то ли от возмущения, то ли от бессильной ярости.
— Никогда не думала, что доживу до такого дня, — процедила она сквозь зубы. — Чтобы мой сын выбирал чужую женщину вместо родной матери.
— Я никого не выбираю, мама, — устало возразил Антон. — Просто прошу тебя уважать мою семью.
— Семью! — Нина Фёдоровна горько рассмеялась. — Полгода женат, а уже весь из себя глава семейства! А кто тебя вырастил? Кто тебе всю жизнь посвятил? После того, как твой отец нас бросил, я одна тянула и квартиру, и тебя, и работу!
Она обвела рукой комнату, словно демонстрируя доказательства своих жертв.
— Я всё это понимаю и ценю, — Антон старался говорить спокойно. — Но это не даёт тебе права критиковать каждый шаг Ларисы.
— А что не так с моей критикой? — взвилась мать. — Я плохого не посоветую! Когда она в прошлый раз пришла в этой нелепой блузке с рюшами — разве я не права была, что такое только полным женщинам идёт? А когда суп недосолила — я ведь просто заметила, что соль нужно добавлять в процессе варки, а не в конце!
Антон вспомнил то унизительное чаепитие. Лариса тогда потратила полдня на приготовление обеда, пытаясь угодить свекрови. А в итоге услышала замечания о каждом блюде, о своём наряде и даже о том, как она нарезала хлеб — «слишком толсто, ты же не для зверинца это делаешь».
— Дело не в конкретных замечаниях, мама, — сказал он. — А в том, что ты постоянно её критикуешь. Постоянно даёшь понять, что она недостаточно хороша для меня.
— А разве не так? — Нина Фёдоровна упёрла руки в бока. — Посмотри правде в глаза, Антоша! Что она тебе дала? Денег в семью не приносит — эти её подработки, смешно даже говорить. Дома не бывает — всё на своих курсах да тренингах. Детей рожать не хочет. А ты как ненормальный за ней бегаешь, во всём потакаешь!
— Мама, перестань!
Она понизила голос до трагического шёпота:
— Да твоя жена из тебя верёвки вьёт! Она всё делает, чтобы забрать тебя у меня! А ведь она должна мне в ноги кланяться, что я тебя родила!
Антон сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Этот упрёк он слышал уже не раз. И каждый раз не находил, что ответить — как объяснить матери, что её собственнические претензии на его жизнь давно перешли все разумные границы?
— Мама, — произнёс он тихо, — у меня своя жизнь. Да, Лариса иногда берёт дополнительные проекты и задерживается на работе. Но она делает это для нас, для нашего будущего. Мы копим на свою квартиру, чтобы не жить в съёмной.
— А то у тебя нет матери с отдельной квартирой! — перебила Нина Фёдоровна. — Могли бы жить здесь, пока не накопите.
Антон невольно представил, как бы это выглядело — он, Лариса и мать в двухкомнатной хрущёвке. Каждый день упрёки, каждый день замечания, каждый день контроль. Лариса бы не выдержала и недели.
— Мы хотим жить самостоятельно, — твёрдо сказал он. — И дело не только в квартире. Лариса учится на курсах графического дизайна, чтобы сменить профессию на более высокооплачиваемую. А ты вместо того, чтобы поддержать её и меня, постоянно ставишь палки в колёса.
— Какие ещё палки в колёса? — возмутилась мать. — Я просто говорю правду! Что толку от её курсов, если она даже элементарного борща сварить не может?
— Может, — возразил Антон. — И борщ, и плов, и запеканку. Просто готовит она иначе, чем ты. И это нормально.
— Нормально? — Нина Фёдоровна покачала головой. — Когда женщина не умеет готовить, не следит за домом, не уделяет времени мужу — это нормально? В моё время таких называли…
— Не смей! — Антон поднял руку, останавливая поток оскорблений. — Просто не смей, мама.
Нина Фёдоровна осеклась, увидев выражение его лица. Впервые сын смотрел на неё не с виноватой улыбкой, а с холодной решимостью.
— Я приехал не ссориться, — продолжил он. — Я хотел поговорить спокойно. Объяснить, что если ты продолжишь в том же духе, мы просто перестанем приезжать. Совсем.
— Что? — лицо Нины Фёдоровны побелело. — Ты угрожаешь родной матери?
— Не угрожаю, — покачал головой Антон. — Предупреждаю. Я люблю тебя, мама. Но я не позволю тебе разрушить мою семью своими претензиями и своим контролем.
Мать подошла к нему вплотную и заглянула в глаза, словно пытаясь найти там прежнего послушного мальчика.
— Она тебя против меня настраивает, — прошептала Нина Федоровна. — Я же вижу. Раньше ты никогда так со мной не разговаривал.
— Никто меня не настраивает, — ответил Антон, отступая на шаг. — Я просто вырос, мама. У меня своя жизнь, свои решения и своя семья. И я не позволю никому — ни тебе, ни кому-либо другому — диктовать, как нам с Ларисой жить.
Нина Федоровна отшатнулась, словно получила пощёчину. На её лице отразилась целая гамма эмоций: недоверие, обида, гнев, растерянность. Она прошла к кухонному столу и тяжело опустилась на стул.
— Значит, вот как ты теперь разговариваешь с матерью, — произнесла она, глядя куда-то в пространство перед собой. — Тридцать лет жизни я тебе отдала. Тридцать лет! Всё ради тебя. От личной жизни отказалась, от карьеры.
— Я тебя об этом не просил, — тихо сказал Антон.
Нина Федоровна вскинула голову:
— Что?
— Я не просил тебя отказываться от своей жизни, — повторил он. — Я благодарен тебе за всё, что ты для меня сделала. Но это был твой выбор — посвятить себя ребёнку. И теперь ты почему-то считаешь, что я обязан расплачиваться за это всю жизнь.
— А как же! — воскликнула мать. — Ты неблагодарный! Я ради тебя…
— Хватит, мама, — Антон поднял руку. — Я слышал это сотни раз. Каждый раз, когда у меня появлялась девушка, ты говорила одно и то же. С Машей в институте, помнишь? «Она слишком легкомысленная, только о дискотеках думает». С Алёной на первой работе: «У неё слишком короткие юбки, что о тебе люди подумают». Потом была Катя — «слишком серьёзная, с такой жить скучно будет». Теперь вот Лариса — «карьеристка, не хозяйка».
Он горько усмехнулся:
— Знаешь, я начинаю думать, что тебя устроит только безликая кукла, которая будет во всём с тобой соглашаться. Или вообще никто — чтобы я остался твоим маленьким мальчиком навсегда.
Нина Федоровна побледнела ещё сильнее. Она явно не ожидала такого анализа от сына, которого привыкла считать послушным и управляемым.
— Как ты можешь так говорить? — прошептала она. — Я просто хочу тебе добра. Хочу, чтобы рядом с тобой была достойная женщина.
— А кто определяет эту «достойность»? — спросил Антон. — Только ты? По каким критериям? По соответствию твоим представлениям о жизни тридцатилетней давности?
Он подошёл к окну и посмотрел на серый двор. Там, за деревьями, была совсем другая жизнь — его жизнь с Ларисой, их планы, их мечты.
— Мама, я не хочу ссориться, — произнёс он, не оборачиваясь. — Но этот разговор мы ведём уже полгода, и он ни к чему не приводит. Я люблю Ларису. Я женился на ней, потому что хочу прожить с ней всю жизнь. И я очень надеюсь, что и ты её полюбишь — или хотя бы научишься уважать её и наш выбор.
Нина Федоровна молчала. Её пальцы нервно теребили край скатерти, а взгляд становился всё более отчуждённым.
— Ты уже не мой сын, — наконец произнесла она. — Мой Антоша никогда бы не разговаривал со мной таким тоном. Это всё она. Она тебя изменила, настроила против матери.
Антон повернулся и устало посмотрел на неё.
— Видишь? Это именно то, о чём я говорю. Ты не хочешь признавать, что я вырос и имею право на собственное мнение. Тебе проще обвинить Ларису, чем принять, что твой сын стал взрослым мужчиной со своей головой на плечах.
— Какой же ты взрослый, если не видишь очевидного? — возразила мать. — Она манипулирует тобой! Ты полгода женат, а уже забыл о матери. Раньше ты каждую неделю приезжал, а теперь — раз в месяц, и то с неохотой.
— Потому что каждый визит превращается вот в это! — Антон обвёл рукой гостиную, словно указывая на их ссору. — Каждый раз ты критикуешь, упрекаешь и давишь. Почему я должен с радостью бежать туда, где меня ждёт только нервотрёпка?
Нина Федоровна вскочила со стула, опрокинув чашку с чаем. Тёмная жидкость растеклась по журнальному столику, но она даже не заметила этого.
— Значит, мать для тебя теперь — нервотрёпка? — воскликнула она. — Замечательно! Просто прекрасно! Тогда зачем вообще приезжать? Живи со своей Ларисой и не вспоминай обо мне!
— Вот именно об этом я и говорю, — Антон покачал головой. — Ты сразу переходишь к ультиматумам. Или по-твоему, или никак.
Он вытащил из коробочки рядом с лужей чая бумажные салфетки и принялся промокать разлитый чай. Нина Федоровна наблюдала за ним, скрестив руки на груди, не делая попыток помочь.
— А как ещё с тобой разговаривать? — ответила она. — Ты же всё решил. Пришёл сюда с готовым решением — либо я принимаю твои условия, либо ты уходишь из моей жизни. Разве не так?
Антон выпрямился, скомкав в руке влажные салфетки.
— Нет, не так. Я пришёл поговорить. Найти компромисс. Но ты не слышишь меня, мама. Ты не хочешь слышать.
— Какой может быть компромисс? — Нина Фёдоровна горько усмехнулась. — Она хочет забрать тебя у меня полностью, а я должна сидеть тихо и не возмущаться?
— Никто никого не «забирает», — устало возразил Антон. — Я не вещь, которую можно отнять или поделить. Я просто хочу нормальных отношений между моей женой и моей матерью. Неужели это так много?
Он подошёл к мусорному ведру и выбросил салфетки. Обернулся к матери и увидел в её глазах что-то новое — не привычную обиду или гнев, а настоящий страх. Страх потери, страх одиночества.
— Мама, — мягко произнёс он, — я не перестану быть твоим сыном из-за того, что женился. Я всегда буду любить тебя и заботиться о тебе. Но я не могу и не хочу выбирать между тобой и Ларисой.
— Придётся выбрать, — жёстко отрезала Нина Фёдоровна, и страх в её глазах сменился решимостью. — Или я, или она. По-другому не получится.
— Почему? — Антон развёл руками. — Почему не получится? Миллионы семей как-то находят общий язык — свекрови и невестки, тёщи и зятья…
— Потому что она меня ненавидит! — выкрикнула мать. — Я же вижу, как она на меня смотрит, когда думает, что я не замечаю. Как презрительно морщится от моих советов. Как вздыхает, когда я звоню тебе!
Антон на мгновение прикрыл глаза. Лариса действительно не в восторге от его матери — и как тут быть в восторге, если каждая встреча превращается в экзамен, который невозможно сдать? Но она никогда не требовала разрыва отношений, никогда не ставила ультиматумов. В отличие от Нины Фёдоровны.
— Лариса не ненавидит тебя, мама, — сказал он. — Она просто устала от постоянной критики. Ты с первого дня дала ей понять, что она не соответствует твоим стандартам. Что бы она ни делала — готовила, убирала, одевалась — ты всегда находила, к чему придраться.
— Я просто хотела научить её! — воскликнула Нина Фёдоровна. — Показать, как надо правильно!
— А кто решает, что «правильно»? — спросил Антон. — И почему твой способ – единственно верный? Мир изменился, мама. Сейчас у женщин другие приоритеты, другие возможности.
— И что же, ты доволен тем, как она ведёт хозяйство? — с вызовом спросила мать. — Тем, что она вечно на своих курсах, а ты приходишь в пустую квартиру? Что она не хочет детей? Что…
— Хватит, мама, — Антон поднял руку. — Да, я доволен нашей жизнью. У нас с Ларисой партнёрские отношения. Мы вместе решаем, как жить, что делать, когда заводить детей. Мы команда. И я никогда не был так счастлив, как сейчас.
Нина Фёдоровна отвернулась, скрывая выражение лица. Её плечи напряглись, словно она приготовилась к удару.
— Значит, вот как, — произнесла она тихо. — Выбор сделан.
— Мама…
— Нет, — она подняла руку, не оборачиваясь. — Я всё поняла. Ты выбрал её. Выбрал женщину, которую знаешь без году неделя, вместо той, что дала тебе жизнь.
— Я не…
— Уходи, — Нина Фёдоровна повернулась, и Антон увидел, что её лицо совершенно бесстрастно, только глаза пылают каким-то нехорошим огнём. — Раз уж ты всё решил, то не о чем больше говорить. Иди к своей жене. Иди к той, что выше матери. Я тебя не держу.
Антон смотрел на неё, и в груди у него разливалась тяжесть. Он понимал, что это — поворотный момент. То, что он скажет и сделает сейчас, определит их отношения на долгие годы вперёд. Возможно, навсегда.
— Ты ставишь меня перед выбором, который никто не должен делать, — сказал он наконец. — Я люблю тебя. И люблю Ларису. Для меня было бы счастьем, если бы вы нашли общий язык. Но если ты заставляешь меня выбирать…
Он глубоко вздохнул, собираясь с силами.
— Если ты заставляешь меня выбирать, то я выбираю свою семью. Я выбираю будущее, а не прошлое. Я выбираю отношения, которые строятся на уважении, а не на чувстве вины и обязательств.
Нина Фёдоровна словно окаменела. Она молча смотрела на сына, и что-то в её взгляде заставляло думать, что она не верит услышанному. Не может поверить, что её мальчик, её Антоша, способен на такую «измену».
— Убирайся, — прошипела она наконец. — Убирайся и не возвращайся. Ты мне больше не сын.
Антон почувствовал, как что-то обрывается внутри. Несмотря на всю подготовку, на все разговоры с Ларисой и с самим собой — услышать эти слова от матери было больно. Невыносимо больно.
Но он сделал то, что должен был сделать. Молча кивнул, развернулся и вышел из кухни. В прихожей надел куртку, аккуратно застегнул молнию, обулся. Его движения были механическими, словно он выполнял давно заученный ритуал.
Уже взявшись за ручку двери, он обернулся. Нина Фёдоровна стояла в дверном проёме кухни, прямая и неподвижная, как статуя.
— Я буду ждать, когда ты будешь готова к нормальному разговору, — сказал Антон. — Без обвинений и ультиматумов. Ты знаешь мой номер.
И вышел, тихо прикрыв за собой дверь…
