Дала работу сестре из жалости. Она украла товар за 28 тысяч, а семья назвала меня жадной

— Катя, глянь, что твоя сестра выкладывает! — Лена тычет телефоном мне в лицо.

Смотрю на экран. Ира на вечеринке, в нашем красном костюме из новой коллекции. Том самом, за двадцать восемь тысяч.

— Может, купила? — говорю, но сама не верю.

— Ага, купила! На прошлой неделе жаловалась, что на проезд денег нет!

Иду в торговый зал. Красный костюм висит на месте. Проверяю бирки — все целые. Нюхаю — пахнет духами. Не теми, что у нас в магазине распыляют.

Руки трясутся от злости. Значит, взяла поносить. Моя двоюродная сестра, которую я из жалости взяла на работу, ворует вещи из магазина.

Набираю Иру. Длинные гудки.

— Алло, Кать, привет! — голос сонный, довольный.

— Ира, ты сейчас где?

— Дома. А что?

— Через час жду в магазине.

— Кать, у меня же выходной…

— Через час. Или ищи другую работу.

Кладу трубку. Лена смотрит сочувственно.

— Может, не стоит так резко? Родственница всё-таки.

— Именно поэтому и стоит.

Вспоминаю, как всё начиналось. Два месяца назад позвонила тётя Галя.

— Катюш, золотце, выручи! Ирка институт закончила, работу найти не может. Возьми к себе, а? Ты же не чужим людям платить будешь!

Не чужим. Ага. Родная кровь, значит, может и воровать?

Ира приезжает через полтора часа. Помятая, в джинсах и майке.

— Кать, ну что случилось-то? Выходной же!

Показываю телефон с её фото.

— Узнаёшь костюм?

Она бледнеет.

— Кать, я…

— Ты что?

— Ну надо было на день рождения к подруге идти! Я примерила, он так сел идеально! Думала, никто не заметит.

— Не заметит? Ира, это воровство!

— Да какое воровство? Я же вернула! Вон висит!

— А если бы покупатель пришёл? Захотел именно этот костюм? Что бы я сказала — извините, моя сестра на вечеринку взяла?

Молчит, в пол смотрит.

— Кать, ну прости. Больше не буду.

— Не будешь. Потому что ты уволена.

— Что?! — вскакивает. — Катя, ты с ума сошла? Из-за какой-то тряпки!

— Тряпки? Эта тряпка стоит твою месячную зарплату!

— Вот именно! Платишь копейки, а требуешь как с топ-менеджера!

Ах вот как. Теперь я ещё и жадная.

— Ира, я тебе плачу как всем продавцам. Тридцать тысяч плюс процент с продаж.

— И что? На эти деньги жить невозможно!

— Другие живут. И не воруют.

— Я не воровала! Я взяла на вечер!

— Без спроса взяла. Это воровство. Собирай вещи.

Она смотрит на меня с ненавистью.

— Мама была права. Ты зажралась со своим бизнесом. Забыла, откуда вышла!

Откуда вышла? Из той же коммуналки, где тётя Галя с Ирой жили. Только я пахала как проклятая, чтобы выбраться. А они ждали, что им всё с неба упадёт.

— Ира, уходи. Трудовую получишь завтра.

— Зараза ты, Катька! Родную сестру на улицу!

— Сестра у меня из кассы не ворует.

Она хлопает дверью так, что стёкла дрожат. Лена подходит, обнимает.

— Правильно сделала. Я бы на твоём месте в полицию заявила.

— Не могу. Тётка же. Хоть и дура.

Вечером звонит мама.

— Катя, что ты наделала? Галка в слезах звонила!

— Мам, Ира воровала из магазина.

— Да не воровала она! Взяла примерить!

— На вечеринку примерить? И вернула потом?

— Ну и что? Ты что, обеднела от этого?

Вот оно. Даже родная мать не понимает.

— Мам, это принцип. Сегодня костюм взяла, завтра деньги из кассы возьмёт.

— Катя, это же семья!

— Семья не должна воровать друг у друга.

— Ты всегда была жадная! С детства!

Отключаюсь. Не хочу слышать, какая я плохая.

Вспоминаю, как начинала. Первое ателье в подвале. Сама шила по ночам, днём принимала заказы. Ни мама, ни тётя Галя не помогли ни рублём. Зато теперь я жадная.

Утром приезжаю в магазин — витрина разбита. На полу кирпич с запиской: «Жадной суке».

Вызываю полицию. Показываю камеры — ночью приходили двое в капюшонах. Лица не видно, но я узнаю походку. Ира и её дружок Стас.

— Будете заявление писать? — спрашивает полицейский.

Думаю. Если напишу — тётка совсем с ума сойдёт. Если нет — решат, что можно безнаказанно гадить.

— Буду.

— Есть подозреваемые?

— Есть. Моя двоюродная сестра.

Полицейский присвистывает.

— Семейные разборки?

— Она вчера воровала из магазина. Я уволила.

— Понятно. Месть, значит.

Пока оформляем бумаги, звонит тётя Галя.

— Катька, тварь! Ты Ирку в тюрьму хочешь посадить?

— Тётя Галя, она мне витрину разбила.

— Не она это!

— Камеры говорят другое.

— Да пошла ты! Всегда выскочкой была! Думаешь, деньги есть — всё можно?

— Тётя Галя, я вас не трогала. Работу дала, зарплату платила…

— Копейки платила! А сама на Мерседесе ездишь!

Мерседес я купила в прошлом году. После десяти лет работы без выходных. Но кому это объяснять?

— До свидания, тётя Галя.

— Чтоб ты сдохла со своими тряпками!

Вот и поговорили.

Лена приносит кофе, садится рядом.

— Кать, может, заявление заберёшь? Семья всё-таки.

— Какая семья? Которая ворует и витрины бьёт?

— Ну помиритесь потом.

— Лен, я десять лет бизнес строила. Думаешь, легко было? Знаешь, сколько раз хотелось всё бросить?

— Знаю. Я с самого начала с тобой.

— Вот именно. Ты — чужой человек — больше для меня сделала, чем вся родня. А теперь эта родня требует, чтобы я их содержала. За что?

Витрину меняют к обеду. Покупатели заглядывают, спрашивают, что случилось. Вру, что пьяные хулиганы.

Вечером еду домой. На парковке ждёт Ира. Глаза красные, помятая.

— Кать, прости меня.

— За что? За воровство или за витрину?

— Я… я не хотела. Стас сказал, проучить тебя надо.

— И ты решила, что кирпич — хороший учитель?

— Кать, забери заявление. Мама с ума сходит.

— Пусть сходит. Надо было дочку воспитывать, а не ждать, что я её содержать буду.

— Ты злая!

— Нет, Ира. Я справедливая. Воруешь — отвечай.

— Я не воровала!

— Ира, иди домой. И адвоката найди хорошего. Суд будет.

Она плачет, но я прохожу мимо. Хватит. Натерпелась.

Дома звонит отец. Единственный, кто меня всегда поддерживал.

— Кать, мать с Галкой тут концерт устроили. Ты держись.

— Пап, я правильно делаю?

— Правильно, дочь. Нельзя позволять садиться на шею. Даже родне.

— Мама говорит, я жадная.

— Не жадная. Принципиальная. Это разные вещи.

Ночью не сплю. Думаю, как всё повернулось. Хотела помочь — получила витрину с кирпичом.

Утром приходит повестка Ире. Тётя Галя названивает, орёт в трубку. Не беру.

В магазине спокойно. Лена старается, продажи идут. Новый продавец — девочка из другого города — учится быстро. Никакой родни.

— Катя Владимировна, — подходит она. — Можно вопрос?

— Конечно.

— А почему вы родственников на работу не берёте? У нас в отделе кадров так и сказали.

Смеюсь.

— Потому что чужой человек работу ценит. А родня думает, что им всё должны.

— Понятно. А я думала, у вас родни нет.

— Есть. Была.

Через месяц суд. Ира с адвокатом, тётя Галя в первом ряду, мама демонстративно на их стороне села.

Показываю видео с камер. Кирпич с запиской. Свидетельские показания Лены.

Ире дают условный срок. Витрину оплачивать обязывают.

После суда мама подходит.

— Довольна? Племянницу засудила?

— Мам, она сама виновата.

— Из-за тряпки!

— Из-за воровства, мам. И разбитой витрины.

— Я тебя не узнаю. Ты стала чужой.

— Нет, мам. Это вы стали чужими, когда поддержали воровку.

Ухожу. Больше не оборачиваюсь.

В машине плачу. Всё-таки больно. Семья, как ни крути.

Но правильно сделала. Если бы простила — воровали бы дальше. И били бы витрины. И требовали денег. Потому что «семья же!»

Нет уж. Пусть лучше буду жадной сукой с целыми витринами, чем доброй дурой с пустой кассой.

Звонит Лена.

— Кать, ты как?

— Нормально. Едем на склад, новую коллекцию смотреть.

— А с роднёй?

— Нет больше родни. Есть бизнес. Есть друзья. А родня пусть сама о себе думает.

И знаете что? Мне стало легче. Не надо больше выслушивать просьбы о деньгах. Не надо пристраивать бездельников. Не надо терпеть хамство, потому что «своя кровь».

Чужие люди часто роднее родных. Это я теперь точно знаю.

Оцените статью
Дала работу сестре из жалости. Она украла товар за 28 тысяч, а семья назвала меня жадной
Она выглядела, как звезда Голливуда, была в родстве с Толстым и чуть не умерла от яда в розах, подаренных поклонником