— Неужели я виновен? — Чарльз Дарвин вспоминал улыбку дочери, и сердце вновь сжималось от печали.
Он не хотел расстраивать жену, но не говорить об этом не мог. Его ошибка неумолимо настигала его, разрушая жизнь и ломая всё, что было дорого.
К своим тридцати годам Чарльз Дарвин, совершивший кругосветное путешествие и уже немало повидавший в жизни, наконец задумался о браке.
Он разделил лист бумаги на две половины. На одной торопливо нацарапал — «Жениться». На другой — «Не жениться». И задумчиво вывел рядом, перекраивая мысли Гамлета, принца датского: «Вот в чём вопрос!».
В числе очевидных преимуществ женитьбы Дарвин записал: дети (если на то благословит Господь); постоянный спутник (и друг в старости), который будет мною интересоваться; объект привязанности и развлечений (во всяком случае, лучше, чем собака); дом и тот, кто будет о нём заботиться.
Впрочем, у учёного нашлось немало аргументов и за продолжение холостой жизни: свобода и возможность бывать там, где хочется; выбор круга общения — не нужно навещать родственников жены, тратить время на воспитание детей, уступать жене по каждому пустяку и ссориться;
много времени на собственные увлечения; отсутствие необходимости работать ради денег и, конечно, нет той ответственности, что лежит на женатом человеке!
Однако философские размышления Дарвина привели к тому, что он решил: милая жена в уютном доме гораздо лучше самой дружелюбной собаки. Оставался лишь один вопрос: кому и когда предлагать руку и сердце?!
Жениться прямо сейчас? Но зачем?! Ведь придётся так много хлопотать и терпеть такие расходы: покупать и обставлять собственный дом, лавировать между делами и женой, требующей любви и внимания! И потом, ведь нужно срочно искать невесту!
Однако подходящая кандидатура на роль невесты уже имелась: Эмма Веджвуд. К своим тридцати годам она была весьма образованна, хорошо играла на фортепиано, занималась спортом — отлично стреляла из лука. Словом, могла бы стать прекрасной спутницей жизни для исследователя и учёного.
Но, — Чарльз догадывался об этом, — у Эммы был один значительный недостаток, ложка дегтя портившая мёд. Она приходилась ему двоюродной сестрой!
Столь тесное родство официально не препятствовало свадьбе, но Дарвин, сын врача, увлекавшийся естественными науками, подозревал о той опасности, которую оно несёт для будущего потомства.
Ходили смутные слухи, будто двоюродный брат Дарвина — Фрэнсис Гальтон, через несколько десятков лет прославившийся как основоположник евгеники — учения об улучшении качеств последующих поколений при помощи наследственного отбора, предупреждал: близкородственный брак добром не окончится!
К доводам рассудка Чарльз Дарвин не прислушался: 29 января 1838 года состоялась скромная свадебная церемония..
Вопреки опасениям Дарвина, Эмма оказалась понимающей супругой, не мешавшей работе. Пока он занимался описанием теории естественного отбора, она обустраивала их дом в Лондоне. А спустя год обрадовала мужа новостью: скоро на свет появится их первое дитя!
Если сам Чарльз Дарвин не отличался крепким здоровьем — он жаловался семье и врачам на постоянные головные боли, судороги, нервное истощение, одышку, экзему и ещё десяток-другой досаждавших ему проблем, — то Эмма оказалась весьма крепкой женщиной.
В декабре 1839 года она родила сына Уильяма, потом дочь Энни, затем Мэри, Генриетту, Джорджа, Элизабет, Фрэнсиса, Леонарда, Горация и Чарльза. Последний, десятый по счёту ребёнок родился, когда Эмме Дарвин исполнилось уже 48 лет!
Поначалу рождение детей приносило Чарльзу Дарвину только радость: своего первенца Уильяма он называл «воплощением красоты и ума». Как учёный, он не удержался от того, чтобы записывать все этапы развития ребёнка: вот, малыш начал следить глазами за огоньком свечи, а вот — в первый раз улыбнулся!
С Энни он проявил себя столь же чутким отцом. Милая девочка совершенно растопила его сердце: он позволял ей играть с его волосами, которые она — аккуратистка по натуре — любила приглаживать, и охотно хвалил платьица для кукол, сшитые дочкой из тряпочек и лент.
Третий ребёнок — малышка Мэри — умерла в младенчестве, и это поселило в душе Дарвина неизбывный страх: казалось, что самые ужасные опасения начали сбываться!
Правда, рождение крепких и здоровых детей несколько поумерило тревоги. До тех пор, пока его любимица Энни, в 10 лет перенёсшая скарлатину, не начала слабеть на глазах. Вскоре ее не стало, и Чарльз вновь ощутил себя виноватым.
Хотя врачи уверяли его в том, что развившийся у ослабленного ребёнка туберкулёз — вполне естественная причина, Дарвин вновь стал мучиться подозрениями.
Наконец, ещё одна трагедия — последний ребёнок, Чарльз, родился умственно отсталым: он не научился ни ходить, ни говорить. И скончался двух лет от роду.
Потеря трех из десяти детей усугубила страдания Дарвина: «мы — несчастная семья», — сокрушался он. Обожая сыновей и дочерей, он казнил себя за то, что, возможно, стал причиной их мучений.
Обучая мальчиков, Чарльз Дарвин указывал им на важность изучения проблемы близкородственных браков…В результате, Джордж, Фрэнсис и Леонард, увлечённые естественными науками и пошедшие по стопам отца, занялись вопросами евгеники. Тем более, что проблема, как казалось семье, вновь дала о себе знать.
Уже повзрослевшие дети Чарльза Дарвина выбирали себе спутников жизни, сочетались браками, ожидали появления детей…но всё было напрасно. Уильям, Генриетта и Леонард оказались бесплодны.
Хотя Фрэнсис и Гораций смогли продолжить род, до конца жизни Чарльз Дарвин беспокоился о том, что тесное родство с женой стало проклятием, лишившим его детей счастья.
Он активно выступал против браков между двоюродными братьями и сёстрами, широко распространенных в XIX веке в Британии.
Небольшой круг общения, необходимость подыскивать достойного человека своего уровня, особенности наследственного права — всё это способствовало «внутрисемейным» союзам, и зачастую сказывалось на потомстве. Обжёгшись на этом сам, или, по крайней мере, считая, что обжёгся, Дарвин верил, что наука сможет переубедить многих.
Его чаяния сбылись: сегодня об опасности близкородственного скрещивания известно всем, кто изучает биологию в школе. И ошибки предыдущих поколений уже не повторяются в наши времена.
