— Ой, доченька, ты как раз вовремя! — голос матери звучал притворно-радостно. — Таня с детьми теперь тут поживёт. Ты уж потерпи, пока они не устроятся.
Зинаида застыла в дверях, не веря своим глазам. Её аккуратная площадка перед квартирой превратилась в склад: чемоданы, пакеты из «Пятёрочки», детский велосипед — яркое пятно среди общего хаоса.
Звон разбитой посуды и детский крик вырвались из открытой двери. В нос ударил запах жареной картошки — такой чужой в её обычно свежей квартире. Мать суетливо поправляла седеющую прядь, избегая смотреть дочери в глаза.
Папка с квартальными отчётами, которые нужно переделать к утру, выскользнула из ослабевших пальцев. «Моя квартира,» — пульсировало в голове. — «Моя ипотека. Пятнадцать лет платежей.»
Земля уходила из-под ног. В собственном доме, её крепости, за которую она отдала столько сил, теперь хозяйничали чужие люди. И мать, как всегда, даже не спросила её согласия.
Очередной детский визг прорезал вечернюю тишину подъезда. Зинаида почувствовала, как рушится её тщательно выстроенный мир.
Зина медленно опустилась на кухонный стул, не снимая пиджак. В квартире, еще утром такой тихой и упорядоченной, теперь царил хаос. С дивана в гостиной доносился голос Тани, громко разговаривающей по телефону о своей «невыносимой жизни».
— Мам, объясни мне, — наконец спросила Зина, — что происходит?
Нина Ивановна суетливо протирала стол, то и дело поправляя седые волосы, выбившиеся из наспех собранного пучка.
— Ой, доченька, ты же знаешь, у меня давление… А тут Танюша с детьми, шум, гам. Врач сказал — покой нужен. Ты же понимаешь…
Зина понимала. Пятнадцать лет назад, когда она только начинала работать бухгалтером в небольшой компании, мать говорила то же самое: «Ты же понимаешь, Таня слабая, ей учеба не дается». Тогда Зина отдала свои накопления на репетиторов для сестры. Потом были другие «понимания» — на свадьбу Тани, на коляску для первенца, на «временную» поддержку после развода.
Из комнаты выбежал шестилетний Миша, племянник, с фломастером в руке. За ним, спотыкаясь, ковыляла трехлетняя Лиза. Десятилетняя Катя сидела в углу с планшетом, не отрывая взгляда от экрана.
— А где они будут спать? — практично поинтересовалась Зина, глядя на разбросанные по полу вещи.
— В большой комнате, конечно, — как само собой разумеющееся ответила мать. — Ты же в маленькой поместишься.
Зина вспомнила, как покупала этот диван в гостиную — три зарплаты ушло. Как выбирала обои, светильники, как радовалась, что наконец может позволить себе создать уют в собственном доме.
— Таня! — позвала она сестру. — Нам надо поговорить.
Младшая сестра появилась в дверях кухни, небрежно накручивая на палец прядь крашеных волос.
— Чего? Я занята вообще-то.
— На сколько вы планируете остаться?
— Ой, да не переживай ты так, — Таня махнула рукой. — Найду работу, сниму что-нибудь… Может, месяц-два.
— Два месяца?! — Зина почувствовала, как внутри все сжалось.
— Зиночка, — вмешалась мать, — ты же всегда была разумной. Семья — это главное. Где им еще жить? Ты одна, а у Тани трое детей…
Зина посмотрела на своё отражение в окне. Усталое лицо, строгий костюм, который она купила на премию. Всё, чего она добилась — своими силами, своим трудом. И теперь это просто должно раствориться в чужих проблемах?
В прихожей зазвонил телефон. Таня метнулась туда, на ходу бросив:
— Это Светка, она обещала помочь с работой в садике…
Зина знала эти обещания. Как и «временные» решения, они никогда не заканчивались хорошо.
На следующий день Зина вернулась с работы раньше обычного. Уже в подъезде она услышала громкую музыку из своей квартиры, басы отдавались в стенах. Открыв дверь, она замерла на пороге.
Кухня напоминала поле бо я: гора немытой посуды в раковине источала неприятный запах, на полу — растоптанные чипсы хрустели под ногами, на столе — засохшие липкие пятна от сока привлекали мух. На светлых обоях красовались художества маленькой Лизы — размашистые разноцветные каракули фломастером.
В гостиной на её новом бежевом диване, купленном в рассрочку три месяца назад, развалилась Таня, листая ленту в телефоне. Мать суетливо подметала пол, пытаясь перекричать грохочущую музыку:
— Танечка, может, детей покормим? Уже шестой час!
— Сейчас, мам, погоди, — отмахнулась та, не отрывая глаз от экрана. — О, Зинка пришла!
Что-то внутри Зины оборвалось. Она смотрела на свой некогда уютный дом, превращённый в хаотичное общежитие. Все эти годы одиночества и работы без отпусков, все эти кредиты и экономия на всём — и ради чего? Чтобы кто-то просто пришёл и забрал её жизнь?
— Вон отсюда, — тихо сказала она.
— Что-что? — Таня лениво приподнялась на диване, оставляя жирное пятно от чипсов на обивке.
— Я сказала: вон из моей квартиры. Все. Сегодня же.
Мать выронила веник:
— Доченька, ты что такое говоришь? Куда они пойдут?
— К тебе пусть вернутся. Это не мои проблемы, — голос Зины звенел от напряжения. — Я никого не приглашала. Я никому ничего не должна.
— Ты родную кровь на улицу выгоняешь?! — Таня вскочила с дивана, роняя крошки. — Мама, ты слышишь?!
— Завтра я меняю замки, — отрезала Зина. — И если найду здесь хоть кого-то — вызову полицию.
Она развернулась и вышла из квартиры, оставив за спиной крики и причитания. Впервые в жизни она почувствовала, как рвутся старые цепи, державшие её столько лет.
Телефонный звонок застал Зину в разгар рабочего дня. Она как раз заканчивала квартальный отчёт, когда экран телефона засветился незнакомым номером.
«Здравствуйте, отдел опеки. К нам поступила жалоба о том, что вы выгнали на улицу семью с тремя несовершеннолетними детьми…»
Зина горько усмехнулась. Почерк Тани она узнала сразу — младшая сестра всегда прибегала к манипуляциям, когда не получала желаемого.
Кабинет опеки встретил её казённой атмосферой: потёртые стулья, шкафы с папками, пожелтевший фикус на подоконнике. Таня сидела, демонстративно промокая глаза мятым бумажным платочком, её куртка была расстёгнута, показывая яркую кофточку — явно новую. Мать, в своём лучшем платье и с уложенными волосами, поджав губы, смотрела в окно.
Инспектор — усталая женщина в очках с тонкой оправой — перебирала бумаги.
— Вот, пожалуйста, — Зина выложила на стол папку. — Свидетельство о собственности, выписки по ипотеке за пятнадцать лет, справки о доходах. Эту квартиру я купила сама, без чьей-либо помощи.
— Зато помощи от тебя не дождёшься! — взорвалась мать, её голос дрожал от возмущения. — Ты людей стыдишь! Что соседи скажут? У самой ни мужа, ни детей, зато квартиру жалеешь!
Флуоресцентная лампа над головой неприятно гудела. Зина почувствовала, как начинает болеть голова.
— А где были соседи, когда я работала без выходных? — тихо спросила она, глядя матери в глаза. — Где были вы, когда я болела, но всё равно шла на работу, потому что каждый пропущенный день — это минус от платежа по ипотеке?
— Но мы же семья! — всхлипнула Таня, комкая очередной платочек.
Зина выпрямилась. Что-то изменилось в её лице — исчезла привычная мягкость, растворилось желание угодить. Она словно сбросила старую кожу, под которой оказалась твёрдая броня.
— Мама, я больше не буду терпеть, — её голос звучал спокойно и твёрдо. — Я не виновата, что Таня сделала свой выбор. Я не обязана жертвовать собой.
— Как ты можешь… — начала мать, но Зина перебила:
— Нет, мама. Теперь ты послушай. Всю жизнь я была «сильной», «разумной», «понимающей». Но знаешь что? Я устала понимать. Я хочу просто жить. В своей квартире. Со своими правилами.
Инспектор опеки захлопнула папку, звук эхом отразился от стен:
— Оснований для жалобы не вижу. Собственник имеет полное право…
Но Зина уже не слушала. Она вышла из кабинета, чувствуя, как с каждым шагом становится легче дышать. Пятнадцать лет она строила стены своей крепости. Пришло время научиться их защищать.
Телефон вибрировал от сообщений весь вечер. Зина видела уведомления: пост Тани в соцсетях собирал десятки комментариев. «Родная сестра выбросила на улицу многодетную мать…», «Нет у людей сердца…», «Как можно быть такой бессердечной…»
Тётя Валя, двоюродная сестра матери, позвонила трижды. Дядя Коля оставил гневное голосовое сообщение. Даже бывшая одноклассница написала: «Зин, ты что творишь?»
Но Зина впервые не бросилась оправдываться. Не стала объяснять, доказывать, убеждать. Она просто отключила звук на телефоне и поставила чайник.
В квартире царила непривычная тишина. Никто не хлопал дверями, не кричал, не требовал внимания. На кухне пахло свежезаваренным чаем и лимоном — её любимый вечерний ритуал, который она не могла себе позволить последние дни.
Зина выглянула в окно. Внизу мерцал огнями вечерний город. Где-то там, в потоке машин и людей, была её семья — обиженная, негодующая, не понимающая. Но больше это не вызывало чувства вины.
Она провела рукой по прохладному стеклу. Это её окно. Её стены. Её право жить так, как она хочет. Не потому, что она эгоистка или «бессердечная», а потому что каждый человек имеет право на собственные границы.
Телефон снова завибрировал. Зина улыбнулась и сделала глоток чая. Пусть говорят. Она наконец-то свободна.
Осенний дождь барабанил по карнизу. Зина сидела за ноутбуком, просматривая онлайн-курсы по дизайну интерьера. На столе дымился свежий кофе, в закладках браузера — туры в Италию на весну. Телефон завибрировал — номер матери.
— Алло, — голос Зины звучал спокойно.
— Зиночка… — мать говорила тихо, будто стесняясь. — Тут такое дело… Тане нужно подлечить зубы, а денег…
— Сколько? — перебила Зина.
— Пятнадцать тысяч…
Зина открыла банковское приложение:
— Хорошо, я переведу. Но мама, послушай внимательно: квартира — закрыта. Раз и навсегда.
В трубке повисла пауза.
— Да, я поняла, — неожиданно ответила мать. — Спасибо тебе.
После звонка Зина вернулась к изучению курса. На экране — варианты планировки небольших пространств. Она улыбнулась: её квартира давно требовала обновления. Теперь, когда не нужно откладывать деньги «на всякий случай для Тани», можно наконец заняться тем, о чём давно мечтала.
В копилке для путешествий уже накопилась приличная сумма. Впереди — весна в Тоскане, курсы дизайна и целая жизнь, в которой она наконец-то главная героиня, а не вечная спасательница чужих проблем.
