— Катюш, солнышко, тут такое дело… — Олег подошел к ней, когда она, напевая что-то веселое, раскладывала по полкам свежекупленные продукты.
Он обнял ее со спины, уткнулся носом в макушку, и Катя на мгновение замерла, наслаждаясь его теплом и запахом, таким родным и уже незаменимым. Месяц пролетел с их свадьбы как один счастливый, головокружительный день, и она всё ещё не могла поверить своему счастью. Олег Орлов, её муж. А она – Екатерина Орлова. Звучало гордо и как-то очень правильно.
— Что за дело, любимый? — она повернулась в его объятиях, заглядывая в глаза, такие же синие и бездонные, как летнее небо, в которое она была готова смотреть вечно.
— Да понимаешь, тетя Валя моя, ну, ты помнишь, я рассказывал, ей лекарства нужны срочно, а у меня завал на работе, никак не вырваться. А ты же у меня сегодня пораньше освободилась, — он виновато улыбнулся, и эта улыбка всегда действовала на Катю безотказно. — Забежишь в аптеку, а потом к ней?
Она тут недалеко живет, я тебе адрес напишу. Она такая славная, обрадуется познакомиться с тобой поближе, ты же теперь наша, Орлова.
Катя, конечно же, согласилась. Что за пустяк – купить лекарства и занести их пожилой родственнице мужа? Тем более, если это «тетя Валя», о которой Олег отзывался с такой теплотой. И это приятное «ты же теперь наша, Орлова» грело душу. Она чувствовала себя частью чего-то большого, дружного, настоящего. Той самой семьи, о которой всегда мечтала.
Первые недели их совместной жизни были похожи на сказку. Катя порхала по их уютной двухкомнатной квартире, стараясь создать идеальный быт. Утром его ждал горячий завтрак и свежевыглаженная рубашка, вечером – вкусный ужин и она, красивая, любящая, ждущая его с работы.
Она с удовольствием разбирала его холостяцкие завалы, вносила в интерьер женские штрихи, превращая квартиру в настоящее семейное гнездышко. Олег, казалось, был на седьмом небе от счастья, осыпал ее комплиментами, цветами, маленькими знаками внимания.
Он с гордостью представлял ее своим друзьям и коллегам: «Знакомьтесь, моя жена, Катерина». И каждый раз, слыша это, Катя чувствовала, как сердце наполняется нежностью.
Поездка к тете Вале прошла легко. Милая, словоохотливая старушка действительно обрадовалась Кате, угостила чаем с домашним вареньем, долго расспрашивала про их с Олегом жизнь. Катя вернулась домой немного уставшая, но довольная. Она сделала доброе дело, познакомилась поближе с родственницей мужа, еще раз почувствовала свою принадлежность к этой новой, большой семье.
А потом «маленькие просьбы» стали появляться чаще. Не то чтобы они были обременительными, нет. Но они были. «Катенька, ты не могла бы забрать мою посылку с почты? А то я до закрытия не успеваю, а там для мамы подарок», — просил Олег через пару дней. Катя, конечно, забирала. «Орловы всегда друг другу помогают», — с улыбкой говорил он, целуя ее в щеку.
Через неделю двоюродный брат Олега попросил Катю помочь его жене с выбором обоев для детской – «у тебя же вкус хороший, а Лена совсем запуталась». Катя, вздохнув про себя, потому что у нее были свои планы на тот вечер, согласилась.
Олег посмотрел на нее с такой благодарностью, что все сомнения отпали. «Вот видишь, как ты быстро вливаешься в семью, умница моя», — прошептал он ей потом, когда они остались одни.
Катя действительно старалась. Ей хотелось быть хорошей женой, хорошей невесткой, частью этой дружной, как ей казалось, фамилии Орловых. Но иногда, поздно вечером, когда Олег уже спал, она лежала и думала, что её собственная жизнь как-то незаметно начала заполняться делами и заботами его многочисленной родни. Это было не то чтобы неприятно, но… немного странно.
Она отмахивалась от этих мыслей – глупости, просто период притирки, так всегда бывает, когда создается новая семья. Она любит Олега, а это главное. А все остальное – мелочи, которые со временем утрясутся. Она еще не знала, что это было только начало, и «мелочи» очень скоро перестанут казаться ей таковыми. Легкое недоумение, которое она пока успешно подавляла, исподволь копилось где-то в глубине души, ожидая своего часа.
Прошло еще несколько недель, наполненных мелкими, но уже регулярными поручениями от Олега и его родни. Катя все так же старалась быть безупречной, но энтузиазма заметно поубавилось. Червячок сомнения, который она так старательно гнала от себя, начал точить ее все настойчивее.
Она ловила себя на том, что вздрагивает от телефонных звонков в неурочное время – а вдруг это опять кто-то из Орловых с очередной «неотложной» просьбой? Олег, казалось, не замечал ее растущей усталости и некоторой отстраненности, или же предпочитал не замечать, списывая все на женские капризы или усталость от работы.
Однажды вечером, когда Катя, вернувшись с работы, мечтала только о горячей ванне и тишине, Олег встретил ее с порога особенно оживленным и таинственным видом.
— Катюша, радость моя, у меня для тебя новость! — он подхватил ее на руки, закружил по прихожей, отчего у нее слегка закружилась голова. — В воскресенье у нас большой семейный сбор! Все Орловы собираются! Дед юбилей празднует, восемьдесят лет – это тебе не шутки!
Катя мысленно застонала. Большой семейный сбор Орловых. Это означало толпу незнакомых или малознакомых людей, шум, гам, и, скорее всего, необходимость помогать, суетиться, быть «на подхвате».
— О, это… замечательно, — постаралась она выдавить из себя энтузиазм. — А где собираетесь? У дедушки, наверное?
Олег поставил ее на ноги, его лицо сияло.
— Ну что ты, какой дедушка? Ему и так тяжело будет. У нас! У нас собираемся! Квартира у нас просторная, ты же сама говорила, что для гостей места хватит. И потом, — он понизил голос, обнимая ее за талию, — ты же у нас теперь главная хозяйка по линии Орловых.
С тебя, как с молодой невестки, вся организация. Мясо там, горячее… Ну, ты понимаешь. Мама, конечно, поможет советом, но основная нагрузка, сам понимаешь, на тебе. Покажешь класс, чтобы все ахнули, какая у меня жена мастерица!
Катя почувствовала, как внутри все похолодело. Одно дело – занести лекарства или помочь с выбором обоев, и совсем другое – организовать и приготовить на ораву гостей, большинство из которых она видела один раз на свадьбе, если видела вообще.
— Олег, но… — начала она растерянно, — я же работаю всю неделю, у меня просто физически не будет времени все это приготовить. Да и опыта у меня такого нет, на столько человек… Может, лучше в ресторане заказать или хотя бы часть блюд?
Лицо Олега мгновенно помрачнело. Улыбка сползла, в глазах появился знакомый ей по его редким вспышкам раздражения холодок.
— Катя, ты что такое говоришь? Какой ресторан? Это же семейный праздник, юбилей деда! Орловы всегда славились своим гостеприимством, домашней едой. И потом, это же вопрос чести, понимаешь? Моя жена, Орлова, и вдруг – заказная еда?
Что люди скажут? Что я лентяйку себе в жены взял, которая даже накормить семью не может? Да и мама обидится, она так рассчитывает на тебя. Она всегда говорила, что невестка должна быть хозяйкой в доме.
Его слова больно резанули Катю. «Лентяйка»? «Не может накормить»? Она, которая каждый день старалась удивить его кулинарными изысками, которая всю себя вкладывала в их дом? И это унизительное «мама всегда говорила»…
— Но Олег, я действительно очень устаю на работе, — она попыталась еще раз донести до него свою мысль, стараясь, чтобы голос не дрожал от обиды. — Я боюсь, что просто не справлюсь, или все будет не так хорошо, как хотелось бы.
— Справишься, куда ты денешься, — отрезал он уже без всякой нежности, с нотками неприкрытого давления в голосе. — Другие невестки в нашем роду и не с таким справлялись, и никто не жаловался. Это твой долг, Катя. Долг перед семьей, перед моей фамилией, которую ты теперь носишь. Неужели тебе сложно сделать это для меня, для нас?
«Долг». Это слово прозвучало как приговор. Катя поняла, что спорить бесполезно. Любые ее аргументы будут разбиваться о стену его «семейных ценностей» и «фамильного долга». Она молча кивнула, чувствуя, как в груди нарастает глухое раздражение и обида. Радостное предвкушение спокойного вечера сменилось тяжелым предчувствием изматывающих выходных.
Суббота и половина воскресенья превратились для Кати в настоящий ад. Она почти не спала, с раннего утра до поздней ночи стояла у плиты, резала, жарила, пекла. Кухня превратилась в филиал столовой, а она сама – в измотанную кухарку.
Мать Олега, свекровь, действительно заглянула «помочь советом» – покритиковала толщину нарезки овощей, дала пару «ценных» указаний по поводу маринада для мяса и, сославшись на давление, удалилась отдыхать, оставив Катю одну разбираться с горой продуктов и грязной посуды.
Олег появлялся на кухне лишь для того, чтобы поинтересоваться, «как успехи» и небрежно бросить очередное «ты же у меня умница, справишься».
Когда, наконец, в воскресенье днем начали собираться гости, Катя была похожа на выжатый лимон. Она едва успела переодеться и наспех привести себя в порядок. Дом наполнился шумом, смехом, незнакомыми лицами. Все хвалили угощение, восхищались «молодой хозяюшкой», но Катя не чувствовала ни гордости, ни удовлетворения. Она чувствовала себя обслугой на чужом празднике.
Она металась между кухней и гостиной, поднося блюда, убирая пустые тарелки, следя, чтобы у всех всего хватало. Олег сиял, принимая поздравления для деда и комплименты в адрес своей «расчудесной жены», но ни разу не предложил ей помощь, не спросил, устала ли она. Он просто принимал ее старания как должное.
Вечером, когда последние гости разошлись, оставив после себя горы грязной посуды и ощущение полного опустошения, Катя без сил опустилась на стул на кухне. Олег вошел, все еще возбужденный и довольный.
— Ну что, Катюш, ты просто молодец! Все были в восторге! Дед так растрогался. Ты настоящая Орлова!
Катя молча смотрела на него. Внутри кипела смесь обиды, злости и какого-то горького разочарования.
— Я очень устала, Олег, — тихо сказала она.
— Ну, отдохнешь, — легкомысленно отмахнулся он. — Главное, что все прошло на высшем уровне. Показала себя. Это дорогого стоит. Не то что некоторые, — он неопределенно махнул рукой, видимо, намекая на каких-то других, менее «достойных» невесток или жен в их обширном клане.
В ту ночь Катя долго не могла уснуть. Слова Олега о «долге», его нежелание видеть ее усталость, это потребительское отношение всей его родни – все это складывалось в очень неприглядную картину. Любовь к Олегу еще жила в ее сердце, но рядом с ней все отчетливее проступало холодное, неприятное чувство – ее просто используют.
И ее новая, такая желанная когда-то фамилия, похоже, становилась для нее не символом семейного счастья, а тяжелым ярмом. Первые робкие мысли о том, что она совершила ошибку, выйдя замуж за Олега, начали пробиваться сквозь пелену романтических иллюзий. Градус ее внутреннего недовольства неуклонно повышался, грозя однажды прорваться наружу.
После юбилейного «торжества» Катя несколько дней ходила сама не своя. Усталость смешивалась с глухой, непроходящей обидой. Она стала молчаливее, замкнутее. Олег, похоже, решил, что его «воспитательная работа» принесла плоды, и теперь Катя окончательно усвоила свою роль «настоящей Орловой».
Он был демонстративно ласков, но эта ласка уже не трогала Катю, а скорее раздражала, казалась фальшивой, как и вся эта показушная «семейственность» Орловых, которая на деле оборачивалась для нее бесконечной чередой повинностей.
Затишье, впрочем, длилось недолго. Апофеозом семейных «просьб» и окончательной точкой невозврата стал звонок от Марины, двоюродной сестры Олега, молодой женщины с тремя неугомонными детьми и твердой уверенностью, что мир вращается исключительно вокруг ее материнских нужд.
Катя как раз пыталась сосредоточиться над квартальным отчетом, работа валилась из рук, голова была занята мрачными мыслями о том, что ее брак все больше напоминает хорошо замаскированное рабство.
— Катюш, приветик! — голос Марины в трубке был бодрым и не предвещающим ничего хорошего. — Слушай, у меня тут к тебе дельце есть, небольшое. Мы с Витьком на все выходные на турбазу собрались, представляешь, наконец-то вдвоем, романтика!
А ты же у нас девушка свободная, — Марина хихикнула в трубку, словно сообщала Кате нечто чрезвычайно приятное. — В общем, ты с нашими орлятами посидишь, ладно? Они у меня, конечно, шалуны, но ты справишься, ты же у нас умница. Заодно и потренируешься, а то своих-то пока нет, а опыт он, знаешь ли, дело наживное.
Катя на мгновение потеряла дар речи от такой беспардонной наглости. Марина не спрашивала, она ставила перед фактом. «Девушка свободная»? «Потренируешься»? Да она после последнего «семейного сбора» еще в себя прийти не могла, а тут на нее собираются повесить троих чужих детей на целые выходные!
— Марина, извини, но я не смогу, — отрезала Катя, стараясь, чтобы голос звучал как можно тверже. Внутри все клокотало от возмущения. — У меня на эти выходные свои планы, да и, честно говоря, я не готова брать на себя такую ответственность. У тебя трое маленьких детей, им нужен присмотр профессионала или хотя бы человека, который к этому морально готов.
В трубке на несколько секунд повисла недоуменная тишина, а затем голос Марины изменился, стал холодным и язвительным.
— Вот как? Планы у нее, видите ли! А то, что мы с мужем год нормально отдохнуть не можем, это, значит, не планы? Думала, ты войдешь в положение, все-таки семья, Орловы своих не бросают. А ты, оказывается, эгоистка. Ну, как знаешь. Только Олегу я все расскажу, пусть знает, какая у него жена «отзывчивая». Не ожидала я от тебя такого, Катя, не ожидала.
И Марина бросила трубку, не дожидаясь ответа. Катя несколько мгновений сидела, сжимая телефон в руке так, что побелели костяшки. «Эгоистка»? Это она-то эгоистка, после всего, что она делала для этой семейки? Ярость подступала к горлу, грозя вырваться наружу.
Олег вернулся с работы позже обычного, мрачный и взвинченный. Катя сразу поняла – Марина уже успела «накапать» ему на мозги. Он даже не поздоровался, прошел на кухню, налил себе стакан воды и залпом выпил.
— Ну, и что это было? — наконец процедил он, поворачиваясь к Кате. Лицо его было перекошено от злости. — Марина мне звонила, вся в расстроенных чувствах. Ты что себе позволяешь, а?
Катя молча смотрела на него, чувствуя, как внутри закипает ответная волна гнева. Она устала бояться его недовольства, устала подстраиваться, устала быть удобной.
— А что я себе позволяю, Олег? — спокойно, но с ледяными нотками в голосе спросила она. — То, что отказалась быть бесплатной нянькой для троих детей твоей сестры на все выходные? По-моему, это мое законное право. У меня есть своя жизнь, своя работа, свои планы, в конце концов.
— Свои планы? — Олег буквально взвился. — Да какие у тебя могут быть планы важнее семьи, важнее помощи близким? Ты позоришь мою фамилию! Вся родня уже шепчется, недовольна твоим эгоизмом! Как ты могла отказать Марине? Она же тоже Орлова! Ей нужна была помощь, а ты… ты нос воротишь! Что ты вообще о себе возомнила?
Вот тут Катя не выдержала. Все накопившееся за последние месяцы – унижения, усталость, обида, чувство несправедливости – прорвалось наружу огненным потоком.
— Это я позорю твою фамилию?! — ее голос сорвался на крик, но ей было уже все равно. — Да что ты такое говоришь, Олег?! Это вы все, вся твоя драгоценная семейка, превратили мою жизнь в какой-то бесконечный марафон по обслуживанию ваших прихотей! «Катя, принеси», «Катя, подай», «Катя, приготовь на всю ораву»! Я что, нанималась к вам в прислуги, когда выходила за тебя замуж?!
Думаешь, твоя фамилия дает тебе и всем твоим родственничкам право превращать меня в бесплатную рабочую силу?! Какая еще, к черту, «наша кровь»?! Марина – твоя сестра, вот ты бы и подумал, как ей помочь, или нанял бы ей няню, если такой заботливый брат! А меня оставьте в покое!
Олег остолбенел от такого напора. Он, видимо, не ожидал, что его тихая, покладистая Катя способна на такую ярость. Но быстро оправился, и его лицо исказила ответная злоба.
— Ах вот ты как заговорила! — прошипел он, подходя к ней вплотную. — Значит, моя семья для тебя «орава»? Мои родственники – «родственнички»? Да ты… ты просто неблагодарная! Мы приняли тебя в семью, дали тебе нашу фамилию, а ты…
— Дали фамилию?! — Катя истерически рассмеялась, но смех этот был полон горечи. — Да лучше бы я свою оставила, чем носить эту вашу «почетную» фамилию, которая, оказывается, обязывает меня быть на побегушках у каждого, кому не лень!
Это не семья, Олег, это какой-то клан потребителей, который только и ждет, кого бы еще запрячь! Я устала, слышишь?! Я смертельно устала быть для всех хорошей, удобной и безотказной Катей Орловой!
Скандал разгорался с каждой минутой. Они кричали друг на друга, не стесняясь в выражениях, выплескивая все, что накопилось. Соседи за стеной, наверное, уже прислушивались, затаив дыхание.
Катя чувствовала, как внутри что-то окончательно ломается, какая-то последняя ниточка, связывавшая ее с этим человеком и его «семьей», рвется с оглушительным треском. Это был еще не конец, но начало конца было положено, и оно было громким и беспощадным.
Крик Кати, кажется, всколыхнул сам воздух в квартире. Олег, на мгновение опешивший от такого фонтана неконтролируемой ярости со стороны женщины, которую он привык считать податливой и управляемой, быстро пришел в себя. Его лицо из удивленного превратилось в багровое от гнева, черты заострились, а в синих, когда-то таких любимых Катей глазах, теперь плескалась неприкрытая злоба.
— Да как ты смеешь так говорить о моей семье?! — рявкнул он, его голос был подобен удару хлыста. — Они приняли тебя, открыли тебе дом, душу! А ты, оказывается, змеиное отродье, только и ждала момента, чтобы вылить на них всю свою черную желчь!
Моя фамилия для тебя ничего не значит? Мои корни, мои предки – это для тебя пустой звук? Ты просто не способна понять, что такое настоящая семья, где все друг за друга горой!
Катя смотрела на него уже без страха, без остатков былой нежности. Перед ней стоял чужой, разъяренный мужчина, который видел в ней не любимую женщину, а непокорную собственность, посмевшую ослушаться. И этот мужчина, с его «корнями» и «фамилией», был ей отвратителен.
— Думаешь, если у меня теперь твоя фамилия, то я буду подчиняться и прислуживать всей твоей семье? Не дождёшься!
Каждое слово она вычеканивала с ледяной яростью, глядя ему прямо в глаза, уже не повышая голоса, но от этого ее слова звучали еще более весомо и страшно.
— Фамилия – это просто запись в паспорте, а не клеймо рабыни! Я вышла замуж за тебя, Олег, за тебя одного, а не за всю твою ораву!
И если твоя фамилия, твои драгоценные «корни» обязывают меня быть служанкой для всех подряд, для каждой твоей тетушки, сестрицы и троюродной племянницы, если она превращает меня в бесплатное приложение к вашему клану, то я лучше завтра же пойду и верну свою девичью! Слышишь? Завтра же! Мне такая «честь» даром не нужна!
Олег задохнулся от возмущения. Он сделал шаг к ней, его кулаки сжались.
— Ты… ты не уважаешь мою семью! А значит, ты не уважаешь и меня! Это одно и то же! Я не позволю тебе так говорить! Я не позволю тебе разрушать то, что для меня свято! Ты просто эгоистка, которая думает только о себе! Тебе наплевать на мои чувства, на чувства моих родных! Ты никогда не хотела стать частью нашей семьи, ты всегда была чужой, сама по себе!
Его слова больше не ранили Катю. Они лишь подтверждали ее правоту. Он так и не понял. Или не захотел понять. Для него она была функцией, приложением к его «великой» фамилии, но никак не отдельной личностью со своими желаниями и чувствами. Внутри Кати что-то окончательно выгорело, оставив после себя холодную, звенящую пустоту и твердую, как сталь, решимость.
Она молча смотрела на его искаженное гневом лицо, на то, как ходят желваки на его скулах. Потом ее взгляд упал на собственную руку, на тонкий золотой ободок обручального кольца – символа их когда-то счастливого союза, который теперь казался издевательской насмешкой. Медленно, с ледяным спокойствием, которое испугало бы любого, кто знал ее раньше, Катя стянула кольцо с пальца. Оно было еще теплым от ее кожи.
Олег следил за каждым ее движением, не понимая, что происходит, но чувствуя, как напряжение в комнате достигло предела. Катя подняла глаза на него. В них не было ни слез, ни сожаления – только холодное, отчужденное презрение.
— Подавись своей фамилией, Олег, — голос ее был ровным, почти безэмоциональным, и от этого слова прозвучали еще страшнее. — И своей роднёй тоже подавись.
С этими словами она резким, отточенным движением швырнула обручальное кольцо ему прямо в лицо. Маленький золотой ободок ударил его по щеке, оставив красный след, и со звоном отскочил на пол, закатившись куда-то под кухонный стол.
Олег замер, инстинктивно прикоснувшись к щеке. Его ярость на мгновение сменилась полным, абсолютным остолбенением. Он смотрел на Катю так, словно видел ее впервые – и этот новый образ ему совершенно не нравился. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, возможно, снова закричать, но слова застряли у него в горле.
Катя же, не говоря больше ни слова, развернулась и вышла из кухни. Она не хлопнула дверью, не стала собирать вещи. Она просто ушла в другую комнату, оставив его одного посреди этого хаоса, посреди руин их брака. Скандал не просто разгорелся – он сжег все дотла.
В квартире воцарилась не тишина, а гнетущее, холодное молчание, полное невысказанных обвинений и окончательно порванных связей. Они поссорились. Окончательно и бесповоротно. И каждый остался наедине со своей правотой, своей злостью и своим опустошением. Возврата к прошлому больше не было.
Их брак ещё продержался боле-менее около трёх месяцев. И Катя всё это время была самым эгоистичным существом в мире по мнению мужа и его семьи.
Когда она сняла себе квартиру, ничего не говоря мужу об этом и съехала, его семейка тут же начала подбирать для него новую более послушную и уступчивую жену.
Когда Катя приехала за последними вещами своими, оказалось, что с её, ещё пока законным мужем уже живёт «удобная» во всех смыслах и послушная девушка, так что на развод Катя подала без каких-либо сожалений.
А вот Олег ещё долго скучал по ней, но вот только семья даже подумать ему не разрешала о том, чтобы хотя бы встретиться и поговорить нормально с Катей, постараться всё наладить. Ведь они же уже выбрали ему новую жену, и он теперь должен был послушно подчиниться мнению большинства, иначе сам станет изгоем своей фамилии…
