— Мама, можно войти? — Игорь стоял на пороге с двумя чемоданами. Улыбался виновато, как в детстве, когда приходил домой с двойкой.
Галина Петровна обомлела. Год не видела сына. Звонил раз в месяц — «как дела, мам, извини, некогда». На день рождения — букет от курьера, самый дешёвый.
— Игорёк? Ты что здесь?
— Лена выгнала. Квартира её оказалась. До брака покупала.
Сорок лет мужчине. Стоит как побитый пёс.
— Заходи, — Галина Петровна отступила в сторону.
Игорь втащил чемоданы. Огляделся.
— Ничего не изменилось.
— А что должно измениться?
— Не знаю. Думал, ремонт сделаете.
— На какие деньги? Пенсия у нас с отцом маленькая.
— А, ну да.
Пошёл в свою комнату. Бывшую свою — теперь там швейная машинка стояла, Галина Петровна подрабатывала шитьём.
— Мам, а мои вещи где?
— На антресолях. Пятнадцать лет лежат.
— Достану потом. Можно я тут поживу? Временно!
— Живи.
Что ещё скажешь? Сын всё-таки. Родной. Единственный.
Первую неделю Игорь обустраивался. Разложил вещи, повесил костюмы. Галина Петровна освободила полшкафа, убрала швейную машинку в зал.
— Мам, а что на ужин? — спрашивал как в детстве.
Варила борщи, жарила котлеты. Муж Виктор Сергеевич ворчал:
— Сорок лет балбесу, а он как малый!
— Витя, ему тяжело. Развод, работу потерял.
— Работу год назад потерял! Что ж раньше не приехал?
— Стеснялся наверное.
— Ага, стеснялся. А как жрать нечего стало — сразу к мамке!
— Витя!
— Что — Витя? Правду говорю! Мы тут на лекарствах экономим, а он к ресторанам привык!
Игорь правда к простой еде относился брезгливо. Морщился, ковырял вилкой.
— Мам, может, что-нибудь поинтереснее приготовишь?
— Какое поинтереснее? Денег нет на деликатесы!
— Ну хоть мясо нормальное купи, а не эти жилы.
— Игорь, это всё, что мы можем себе позволить.
Он вздыхал, отодвигал тарелку. Галина Петровна доедала за ним — жалко выбрасывать.
Через две недели начались разговоры про работу.
— Резюме разослал, — говорил Игорь, лёжа на диване. — Кризис сейчас, никому менеджеры не нужны.
— А на завод не хочешь? Отец узнавал, токари требуются.
— Мам, ты что? Я с высшим образованием!
— И что? Работа есть работа.
— Не пойду я на завод! Что люди скажут?
— Какие люди?
— Знакомые, друзья.
— Которые год не звонят?
Игорь обиделся, ушёл в комнату. Включил ноутбук — в игры играть.
Виктор Сергеевич вечером не выдержал:
— Доколе он тут сидеть будет?
— Пока работу не найдёт.
— Дак не ищет же!
— Ищет. Резюме отправляет.
— Резюме! На диване лёжа! Я в его годы по три смены работал!
— Времена другие.
— Времена другие, а жрать одинаково хочется!
Через месяц Игорь освоился окончательно. Вставал к обеду, требовал завтрак.
— Мам, кофе свари!
— Сам свари. Я в магазин.
— Обиделась что ли?
— Не обиделась. Устала.
— От чего устала? Дома же сидишь!
Галина Петровна посмотрела на сына. Дома сидит. Готовит, стирает, убирает. В магазин таскается. Таблетки Виктору отмеряет — у него сердце. Бельё соседке подшивает за копейки.
— Игорь, тебе сорок лет.
— И что?
— Может, хватит на мамкиной шее сидеть?
— Я временно! Работу найду — съеду!
— Месяц уже временно.
— Мам, ты что, выгоняешь?
В глазах обида. Как в пять лет, когда конфету не давали.
— Не выгоняю. Но помогать надо. Хоть продукты покупай.
— На какие деньги?
— Сбережения же были.
— Кончились.
— За месяц?
— Лене алименты плачу. На дочку.
Дочка. Которую он видел три раза в жизни. От первого брака. Тоже не срослось.
А потом начался ужас.
Галина Петровна случайно услышала телефонный разговор. Игорь думал, что она в магазине ушла, а она за хлебом вернулась — забыла кошелёк.
— Да, мамка квартиру не переписывает, — говорил сын. — Упрямая старуха! Но я своего добьюсь! По закону имею право!
Галина Петровна застыла в прихожей.
— Не, завещания нет. Я проверял, документы смотрел. Значит, половина моя! Как единственного наследника!
Кому-то отвечал, потом снова:
— Да плевать, что не помогал! Сын я или нет? А батя скоро копыта отбросит, сердце у него. Тогда с мамкой проще будет.
Кошелёк выпал из рук. Игорь услышал, вышел.
— Мам? Ты чего вернулась?
— За кошельком.
Смотрел внимательно. Понимал — слышала.
— Мам, это не то, что ты думаешь.
— А что я думаю?
— Ну… я просто с другом болтал. Шутил.
— Шутил про то, что отец умрёт?
— Мам, ну не так же…
Галина Петровна прошла на кухню. Села. Ноги не держали.
— Игорь, ты за наследством вернулся?
— Мам, что за бред?
— Не бред. Я слышала.
— Неправильно поняла!
— Что неправильно? Что ты документы смотрел? Что права качаешь?
Он сел напротив. Лицо жёсткое стало. Не сын — чужой мужик.
— Мам, давай начистоту. Квартира трёхкомнатная. Вам с батей много. Можно разменять.
— Что?
— Вам однушку, мне двушку. Справедливо же!
— Справедливо? Мы всю жизнь на неё работали!
— И я тут вырос! Это мой дом тоже!
— Который ты пятнадцать лет не видел!
— Ну и что? Я сын!
Галина Петровна смотрела на него и не узнавала. Где тот мальчик, который приносил ей одуванчики? Который плакал, когда коленку разбивал?
— Игорь, а совесть у тебя есть?
— При чём тут совесть? Закон есть! Я имею право на долю!
— На какую долю? Мы живые!
— Пока живые.
Пока. Галина Петровна похолодела.
— Ты что, ждёшь, когда мы умрём?
— Мам, не драматизируй! Просто думаю о будущем!
— О чьём будущем? Своём?
— А о чьём ещё?
— О нашем не думаешь?
— Вам что, жить негде будет? Однушки хватит!
Однушки. Двум старикам. С больным сердцем и давлением.
— Уходи.
— Что?
— Уходи из моего дома.
— Мам, ты чего?
— Уходи! Сейчас же!
— Это и мой дом!
— Нет! Это дом тех, кто его любит! А ты его продать хочешь!
— Не продать, а разменять!
— Уходи!
Виктор Сергеевич пришёл с прогулки. Увидел жену в слезах.
— Галя, что случилось?
Рассказала. Он сел, схватился за сердце.
— Витя! Таблетки!
Дала нитроглицерин. Отпустило.
— Где он?
— В комнате. Вещи собирает.
— Пусть уходит.
Игорь вышел с чемоданами.
— Батя, ты тоже против меня?
— Я против подлости.
— Какой подлости? Я по закону!
— По какому закону? По закону стервятников?
— Батя!
— Не называй меня батей! Батя у тех, кто родителей уважает!
— Я уважаю!
— Как же! Документы рылся! Наследство считал!
— Имею право!
— Имеешь. Только мы тоже право имеем. Завещание написать. Не тебе.
— Кому? — Игорь побледнел.
— Племяннице. Она хоть звонит иногда.
— Вы не можете!
— Можем. И сделаем.
— Я оспорю!
— Попробуй.
Игорь стоял в дверях. Злой, чужой.
— Вы пожалеете!
— О чём?
— Что сына потеряли!
— Мы его давно потеряли, — тихо сказала Галина Петровна. — Когда он нас продавать решил.
Игорь ушёл. Галина Петровна сидела на кухне. Плакала.
— Не плачь, — Виктор обнял её. — Не стоит он слёз.
— Витя, где мы ошиблись?
— Не знаю. Может, баловали сильно?
— Любили же.
— Видно, по-неправильному любили.
— Как по-неправильному?
— Всё давали, ничего не требовали.
— Ребёнок же был.
— Был. А вырос кем?
Кем вырос. Сорокалетним нахлебником. Который родителей на однушку хочет отправить.
— Витя, может, я жестоко?
— Нет. Правильно. Нельзя такое прощать.
— Но он же сын.
— Биологически — да. А по сути?
По сути — чужой. Галина Петровна это поняла. Когда он про смерть отца говорил. Спокойно так, буднично. «Скоро копыта отбросит».
Через неделю позвонил.
— Мам, прости меня.
— За что прощать?
— Я погорячился. Неправильно всё сказал.
— Ага.
— Можно вернуться?
— Нет.
— Мам!
— Игорь, ты показал своё истинное лицо.
— Люди меняются!
— За неделю?
— Я понял, что был неправ!
— Или понял, что завещание напишем?
Молчание. Потом:
— Вы же не напишете. Я же сын!
— Сын заботится о родителях. А не ждёт, когда они умрут.
— Я не жду!
— Ждёшь. Документы изучал.
— Мам, ну хватит! Сколько можно попрекать?
— Не попрекаю. Констатирую факт.
— Я приеду. Поговорим.
— Не надо.
— Мам!
— До свидания, Игорь.
Положила трубку. Выключила телефон.
Вечером сидели с Виктором, чай пили.
— Может, жёстко с ним? — спросил муж.
— Не знаю. Но по-другому не могу.
— Придёт ещё. Не сдастся.
— Пусть приходит. Только жить не пущу.
— А если силой?
— Какой силой? Милицию вызову.
— Родного сына?
— Какой он родной? Родной о родителях заботится. А не квартиру делит.
Виктор кивнул.
— Завещание правда напишем?
— Напишем. Племяннице. Она хоть человек.
— Игорь в суд подаст.
— Пусть подаёт. У него пятнадцать лет прочерк в помощи родителям. А у Наташки — каждый месяц звонки, помощь.
— Да, Наташка хорошая.
Наташка — дочь покойного брата Виктора. Учительница. Зарплата маленькая, но всегда спрашивала — не надо ли чего? Продуктов привозила, к врачам возила.
— Позвоню ей завтра, — решила Галина Петровна.
Утром приехала Наташа. Выслушала, ахнула.
— Тётя Галя, да как же так?
— Вот так. Сын оказался… не сын.
— Может, одумается?
— Не одумается. Ты не слышала, как он говорил. Про смерть Вити. Как про погоду.
— Ужас какой.
— Наташ, мы хотим на тебя завещание написать.
— Что? Зачем?
— Чтобы Игорь не получил. После нас.
— Тётя Галя, не надо! Это ваша квартира!
— И останется нашей. Пока живы. А потом — твоей.
— Но Игорь же сын!
— Был сын. Пока маленький был. А вырос — чужой.
Наташа задумалась.
— Тётя Галя, а может, всё-таки помиритесь?
— С чем мириться? С тем, что он нас на однушку хочет отселить?
— Может, не так имел в виду?
— Как не так? Прямо сказал — разменять. Ему двушку, нам однушку.
— Кошмар.
— Вот именно. Поэтому завещание.
— Ладно. Если вы решили. Только я не из-за квартиры к вам…
— Знаем, милая. Ты у нас единственная родная душа осталась.
Завещание написали через неделю. У нотариуса. Всё официально.
Игорь как-то узнал. Позвонил, орал в трубку:
— Вы что наделали? Это же моя квартира!
— Не твоя, — спокойно ответила Галина Петровна.
— Я в суд подам!
— Подавай.
— Вы с ума сошли! Чужому человеку!
— Наташа нам роднее тебя.
— Я сын!
— Ты наследник. Только наследник. А сыном быть перестал.
— Когда?
— Когда решил, что мы тебе должны. Квартиру, деньги, заботу. А ты нам — ничего.
— Я вас любил!
— Любил — пока маленький был. А вырос — только брать научился.
— Сука ты!
— Всё, Игорь. Разговор окончен.
Повесила трубку. Руки дрожали.
Виктор обнял.
— Правильно сделали.
— Правильно. Но больно.
— Переживём.
Прошло полгода. Игорь больше не звонил. Не приходил.
Наташа навещала каждую неделю. Продукты привозила, по врачам возила.
— Тётя Галя, может, позвонить ему?
— Кому?
— Игорю.
— Зачем?
— Всё-таки сын.
— Наташ, сын — это не тот, кто родился. А тот, кто заботится.
— Но всё же…
— Нет. Он сделал выбор. Выбрал наследство вместо родителей.
— Может, одумается.
— Поздно. Мы своё решение не изменим.
Наташа вздохнула.
— Жалко.
— Кого?
— Всех. И вас, и его.
— Его не жалей. Он не страдает. Только злится, что квартиру не получит.
— Откуда знаете?
— Знаю своего сына. Бывшего сына.
А потом Виктор умер. Сердце. Ночью. Тихо. Во сне.
Галина Петровна осталась одна.
На похороны Игорь пришёл. Стоял в стороне. После, на поминках, подошёл.
— Мам.
— Здравствуй.
— Соболезную.
— Спасибо.
— Мам, может, поговорим?
— О чём?
— Ну… обо всём.
— Игорь, не сегодня.
— Когда?
— Никогда.
Он стоял, смотрел. В глазах — не боль по отцу. Расчёт. Думает — одна осталась, сломается.
— Мам, тебе тяжело одной будет.
— Справлюсь.
— Могу вернуться. Помогать.
— Не надо.
— Мам!
— Игорь, уходи. Пожалуйста.
— Это мой отец!
— Был отец. Которого ты продать хотел.
— Я не хотел продавать!
— Разменять. Какая разница?
Он ушёл. Больше не приходил.
Галина Петровна жила одна. Наташа хотела переехать — Галина Петровна не позволила.
— У тебя своя жизнь.
— Тётя Галя, вам тяжело!
— Ничего. Привыкну.
Привыкла. Готовила себе. Телевизор смотрела. С соседками общалась.
Иногда думала об Игоре. Где он? Как живёт? Но звонить не хотелось. Мостик сожжён. С обеих сторон.
А потом — инсульт. Скорая, больница, реанимация.
Выжила. Но ходить стало тяжело. Говорить тоже.
Наташа бросила работу, переехала.
— Тётя Галя, я теперь с вами.
Хотела сказать «не надо» — не смогла. Язык не слушался.
Наташа поняла.
— Не переживайте. Я сама хочу.
И ухаживала. Кормила, мыла, лекарства давала. Как за родной матерью.
Игорь узнал про инсульт. Пришёл.
— Мам!
Галина Петровна отвернулась.
— Мам, ну прости! Я был дураком!
Молчание.
— Мам, давай я за тобой ухаживать буду!
Наташа вышла из кухни.
— Игорь, уходи.
— Не твоё дело!
— Моё. Я тут живу.
— Временно!
— Постоянно. И завещание на меня.
— Я оспорю!
— Попробуй.
Они стояли друг против друга. Сын и племянница. Родной по крови и родная по духу.
— Мам, скажи ей!
Галина Петровна с трудом подняла руку. Показала на дверь.
— Мам!
Мычание. Больше ничего не могла.
Игорь понял. Ушёл. Навсегда.
Галина Петровна прожила ещё два года. Наташа не отходила. Кормила с ложечки, книжки читала, на коляске возила гулять.
— Тётя Галя, может, Игорю позвонить?
Мотание головой — нет.
— Вдруг он изменился?
Снова нет.
Не изменился. Такие не меняются. Галина Петровна это знала.
Умерла тихо. Весной. Когда яблони цвели.
На похороны Игорь не пришёл. Не знал? Или не захотел?
Наташа не искала его. Похоронила тётю Галю рядом с дядей Витей. Поставила памятник. Ходила каждую неделю.
Квартира по завещанию перешла к ней. Игорь пробовал оспорить. Суд отказал — пятнадцать лет не помогал, не общался.
Наташа в квартире ничего не меняла. Только фотографии добавила — свои, тёти Гали, дяди Вити.
А фотографию Игоря убрала. Он сам себя из семьи вычеркнул. Когда решил, что наследство важнее родителей.
