Хлебосольный дом Боткиных в Москве любили многие. Наведывался в Петроверигский переулок и Афанасий Фет. Он знал, что ему здесь всегда рады. Афанасий подружился с публицистом и литературным критиком Василием Боткиным, но зачастил в гости не ради приятеля.
Мария Петровна Боткина, сестра Василия была дамой приятной во всех отношениях. Пусть красотой она не блистала, но отец завещал ей неплохое состояние.
Афанасию Афанасьевичу пришла в голову шальная мысль: он одинок, Мария Петровна тоже, так почему бы… Нынешним вечером он собрался с силой духа и решился предложить Маше руку и сердце.
Приданое барышни позволит ему глядеть спокойно в будущее, да и вдвоем жизнь будет веселей. Мария, хлопотавшая в гостиной, сразу поняла, что визит этот особенный. Она смущалась, краснела, подливала чай гостю и угощала капустным пирогом.
Фет вздохнул поглубже и начал заранее приготовленную фразу: «Дорогая Мария Петровна, позвольте…» В соседней комнате вдруг заиграла музыкальная шкатулка, и эта бесхитростная мелодия вдруг напомнила ему то, что он много лет старался забыть. Тут он осекся и попросил не руку, а …передать земляничное варенье.
Воспоминания нахлынули на него: 1848 год,Федоровка, имение друзей Петковичей, большой дом в Херсонской губернии с запущенным разросшимся парком. Он молод, честолюбив и поступил в кирасирский полк. Он стал частым гостем на балах и любительских спектаклях. Фет начал ухаживать за одной хорошенькой барышней, но она собиралась замуж за его однополчанина.
У девушки имелась старшая сестра — Мария Лазич, которая с интересом поглядывала на молодого военного.
Мария была хороша собой: высокая, темноволосая, тоненькая и романтичная. Девушка знала стихи Фета и была его большой поклонницей, а также прекрасно музицировала. Знаменитый венгерский композитор и пианист Ференц Лист во время пребывания в России слышал ее игру и в знак восхищения написал в альбом Марии Лазич прощальную музыкальную фразу необыкновенной красоты.
У Марии и Афанасия началось все с легкого флирта, а обернулось для обоих сильным чувством. «Я ждал женщины, которая поймет меня, — и дождался ее», — писал он своему другу Ивану Петровичу Борисову, с которым вместе провел детство в Орловской губернии.
Фет мог только мечтать о дворянке Марии, дочери отставного кавалерийского генерала сербского происхождения К. Лазича, сподвижника Суворова и Багратиона. Афанасий был беден, как церковная мышь. Его бедность доходила до такой степени, что поэт признавался: «Я очень хорошо знал, что в обществе невозможно появиться в мундире из толстого сукна. На вопрос мой, сколько будет стоить пара, портной запросил семьдесят рублей, тогда как у меня в кармане не было и семи».
Со дня их первой встречи с Машей прошло около двух лет, и окружающие на них уже стали смотреть как на жениха с невестой. Однако со стороны Афанасия предложения руки и сердца так и не последовало, он не решался жениться, мучая неопределенностью девушку и ее семью. По гарнизону поползли разного рода сплетни и слухи. Отец девушки попытался объясниться с Фетом, но и это не привело к результату.
А мучили Афанасия Афанасьевича не только бедность, это было полбеды. Мария была не в курсе, что официально Фет был без роду и племени, чужой в собственной семье. Его мать, немка Шарлотта Фёт, была замужем за за чиновником городского суда Иоганном-Петером Фётом. У них родилась дочь Каролина.
Шарлотта была несчастна в браке и однажды познакомилась с русским дворянином Афанасием Шеншиным, которого полюбила. Шарлотта переехала к Шеншину. К тому моменту она была уже беременна Афанасием. Их православное браковенчание было совершено после рождения сына Афанасия.
Духовная консистория отменила крестильную запись Афанасия законным сыном Шеншина и определила ему в отцы первого мужа Шарлотты — Иоганна-Петера Фёта. Вместе с исключением из рода Шеншиных Афанасий лишился потомственного дворянства. После окончания историко-филологического философского факультета Московского университета Фет блистательно проявил свое поэтическое дарование, имел успех в литературных кругах, однако определенного места в обществе по-прежнему не было. Дворянский титул в те годы могла ему вернуть только военная служба.
Фет, практически не имевший поддержки от семьи, все еще надеялся, что отец или брат с сестрой ему окажут материальную помощь. Но время шло и уже надеяться было не на что… Вконец отчаявшись, Фет решился и сообщил о том, что средств ни на свадьбу, ни на содержание семьи у него нет, и что Мария еще может быть счастлива с другим, который будет достойнее его.
Девушка в тот момент сидела у камина и в руках держала шкатулку с орехами. Когда она открыла ее, то раздалась та же музыка, которая прозвучала у Боткиных…
Мария подняла на него печальные глаза и сказала: «Мое отношение к вам было без посягательств на вашу свободу. К мнению окружающих я совершенно равнодушна. Но если вы порвете со мной, моя жизнь станет бессмысленной…»
Фет не придал тогда значения ее словам и был тверд в своем решении. Мария Лазич попросила не прекращать хотя бы их переписку. Осенью 1850 года до Фета дошли шокирующие новости: Марии не стало. Случайно от лампадки вспыхнуло ее белое кисейное платье и она выбежала из дома в сад. Ее последними словами были: «Он не виноват, а я…»
Много лет прошло с тех пор. Фета не покидала мысль: а может быть это не просто несчастный случай? Может таким образом Лазич наказала его за предательство? Ведь за его плечами впустую потраченные годы, ни одного настоящего чувства к женщине, память о котором бы согрела душу… Он не в состоянии был никого полюбить, душа его словно опустела.
Но именно эта любовь к Лазич привнесла в жизнь поэта драму, и придала трагическое звучание всем его стихотворениям. «И откуда у этого добродушного толстого офицера берется такая непонятная лирическая дерзость, свойство великих поэтов?», — писал о Фете Лев Толстой.
Ему уже тридцать семь, а он так и ходит по гостям. Но ведь еще не поздно изменить жизнь: пусть Мария Боткина не так юна и не красавица, но женщина она добрая, да и хозяйка прекрасная, из нее выйдет хорошая жена. Он решился и велел извозчику ехать в Петроверигский переулок.
В тот вечер он сделал Боткиной предложение и та его приняла благосклонно. Обвенчались они в русской церкви в Париже. Шафером на их свадьбе был Иван Тургенев. Супруги прожили в браке более тридцати лет. Детей у них не было. Возможно это было сознательным решением, ведь мать, сестра и братья Фета страдали психическим расстройством.
На приданое жены Фет купил имение Степановка в Мценском уезде Орловской губернии. Когда Афанасию Афанасьевичу было 53 года, ему вернули дворянство. Его стабильный брак с Марией Боткиной включал следующие правила:
1. Надо всегда объясниться, а не копить на душе ни малейших неприятностей, которые, разрастаясь, могут со временем отравить жизнь.
2. Да, ты права, желая мне, чтобы я всегда любил тебя, как люблю теперь, я и сам этого желаю и надеюсь на тебя и на себя. Мы должны — это наша святая обязанность питать и поддерживать друг в друге это чувство.
3. Безотчетно довериться человеку, который идет к вам навстречу с волной верой и любовью.
4. …в его интересах видеть собственные.
5. В семейном быту — обстановка почти половина дела.
6. Кто может знать, где его ждет черный день. А человек, который не берет этого в соображение, не должен жениться.
7. Если мы не будем видеть друг в друге людей, то мы не можем видеть друг в друге друзей.
Он стремился к искренним и доверительным отношениям в семейной жизни, к гармонии и взаимопониманию.
Когда Фету было под семьдесят, он все еще вспоминал Марию Лазич:
Нет, я не изменил. До старости глубокой
Я тот же преданный, я раб твоей любви,
И старый яд цепей, отрадный и жестокий,
Еще горит в моей крови.
Хоть память и твердит,
что между нас могила,
Хоть каждый день бреду
томительно к другой, —
Не в силах верить я,
чтоб ты меня забыла,
Когда ты здесь, передо мной.
