Породистые, серые в яблоках рысаки дружно тронули с места и английские рессоры мягко покатили повозку по булыжной мостовой.
В былые годы Алексей Сергеевич Суворин мечтал о таком экипаже: солидном, неброском, но говорящем о том, что его владелец занимает прочное положение в обществе. Сейчас он это может себе позволить, а тогда, в первом браке они с женой не знали на что купить первенцу молока.
Приехав домой, он прошел в столовую и расстроенно уставился в пустоту. Повисла гнетущая тишина. У жены вытянулось лицо, дети напряглись, даже кошка вильнув хвостом, ретировалась. Алексей Сергеевич откашлялся и хрипло спросил: «Дадут мне, наконец, чаю?» Анна капризно надула губы и лениво потянулась за фарфоровой чашкой. Суворин выругался и вышел из комнаты.
Когда они обвенчались с Анной, ей было семнадцать, а ему сорок один, и жена сохранила до сих пор повадки балованной маленькой девочки.
Его первую жену звали тоже Анной Ивановной и она была моложе его, но не на двадцать четыре года, а всего на шесть. Наверное, у Сувориных это было в крови.
Выйдя в отставку, его сорокадевятилетний отец после смерти жены женился на молоденькой. Но родители были счастливы друг с другом, о нем же этого сказать нельзя. Что ж, верна народная мудрость: за деньги счастья не купишь, а уж он-то за деньгами бы не постоял.
Алексей Сергеевич в первом браке взял замуж купеческую дочь Анну Баранову, с которой был знаком с детства. Она была красивой, умной и волевой особой, да и талантом ее Бог не обидел.
Это Анна настояла, чтобы он бросил учительствовать в Воронеже и отправился в Москву добиваться удачи на литературном поприще. Он долго колебался: казенное место и частные уроки все-таки давали неплохой доход и на него можно было содержать семью.
Аня не боялась бедности. Более того, у нее самой были большие литературные амбиции. Так они и пробивались вдвоем, бок о бок, всегда поддерживая друг друга.
Дела быстро шли в гору, Алексея Сергеевича не пугало, что семья растет. Журналистская карьера набирала обороты, вслед за именем пришли деньги. Семья перебралась в Петербург, он стал издателем, подумывал о собственной газете. Аня от него не отставала, писала детские книги. Через нее Суворин познакомился с Н.С. Лесковым, Н.А.Некрасовым, А.Н. Плещеевым, а также с собратьями-журналистами.
Жена однажды сказала: «Любовь и семья — это совершенно разные вещи, надо их разделять…» Суворин, не желая прослыть ретроградом, почему-то согласился. О том, что такие игры могут быть опасны, в силу молодости и беспечности думать не хотелось. Верность во всем, кроме постели…
Анна часто отлучалась из дома по своим делам и это Алексея перестало в какой-то момент волновать. Кто не без греха? Но 19 сентября 1873 года Анна не пришла домой ночевать и это было что-то новенькое: такого раньше не случалось.
Алексей Сергеевич не на шутку переполошился. Всю ночь он просидел в кабинете, прислушиваясь к гулкой тишине квартиры: не хлопнет ли дверь в передней. Проведя ночь без сна, он наскоро позавтракал, взял извозчика и отправился искать Анну.
Тщетно проездив несколько часов по городу, вернулся домой ни с чем. Во втором часу дня в дверь раздался стук. На пороге стоял мальчишка-посыльный из номеров гостиницы «Бель-Вю», что на Невском проспекте.
Отчаянно жестикулируя, и ничего толком не объяснив, мальчик позвал его с собой. Суворин почувствовал, что к сердцу подступает тошнотворный липкий ужас.
В «Бель-Вю» металась перепуганная прислуга. Суворина провели в номер, там за столом сидел следователь, изучавший какие-то бумаги. Рядом валялась вывернутая наизнанку сумка жены, в беспорядке валялись разные дамские мелочи.
Анна лежала на кровати и голова ее была обмотана окровавленным полотенцем. Кровью была пропитана подушка и простыня. Горничная прикладывала лед к голове Анны. Увидев его, жена прошептала: «Голубчик, миленький, простите меня! Я вас обманула!»
Алексей Сергеевич смотрел на жену и ничего не понимал… Рядом суетился доктор. Раздолбанная пролетка, на которой они везли Анну в больницу еле-еле тащилась и дребезжала.
В приемном покое врач осмотрел Анну, сделал инъекцию и перевязку. Мест в палатах не было и Анну положили в коридоре. Она проваливалась в забытье, а очнувшись, повторяла: «Алексей, прости меня, прости!»
Суворин кинулся к дежурному врачу, устроил скандал. Хирург сочувственно сказал: «Держитесь, ее положение безнадежное…» Вскоре все закончилось и Анне закрыли глаза.
На следующий день петербургские газеты написали о том, что в полдень в «Бель-Вю» приехали прилично одетые господин с дамой, спросили номер и заказали выпить. Через несколько часов господин попросил обед в номер. Через некоторое время мужчина уехал по делам, а дама осталась.
Вернувшись в гостиницу ближе к вечеру, господин попросил их со спутницей не беспокоить. Спустя время в номере послышались крики, а затем раздалось два выстрела. Первый оказался неточен и ранил даму, а вторым стрелявший уложил себя наповал.
Газетчики писали, что отставной офицер Комаров добивался благосклонности Анны Сувориной, а она ему отказала. Комаров тогда выстрелил в нее. К моменту приезда ничего доселе не подозревающего мужа тело Комарова уже вынесли. Петербургская пресса пощадила Суворина. Анну Ивановну представили как невинную жертву тронувшегося от любви к ней друга семьи.
Но на следующий день на столе Алексея Сергеевича бог весть как появилось затерявшееся письмо Комарова, он прочел его и помертвел…
Оказывается, 34-летнюю Анну убил давний любовник, требовавший, чтобы она бросила мужа и детей. Это ей было ни к чему, да и она, пожалуй, не любила Тимофея Комарова. Но она не догадывалась, что на случай ее отказа у любовника наготове был план — Комаров решил соединиться с любимой на небесах.
Так Суворин остался вдовцом с пятью детьми. Знакомые боялись, что он с ума сойдет от горя. Он и в самом деле был невменяем и все выспрашивал у занимавшегося этим делом молодого следователя, впоследствии знаменитого юриста, Анатолия Федоровича Кони: «Почему? Что в семейной жизни было не так?»
Кони тер лоб, отвечал веско, но неопределенно: » Вы мой друг, в жизни реалист, а в чувственной сфере идеалист, видимо. А у вашей жены все было по-другому»…
После трагедии Суворин уничтожил все портреты первой жены. Алексею сочувствовали Лев Толстой, Тургенев, Салтыков-Щедрин — последний даже предоставил вдовцу и его детям свою подмосковную усадьбу Витенево на лето.
Тогда же в Алексея Сергеевича влюбилась Анна Ивановна Орфанова (еще одна Анна Ивановна!), семнадцатилетняя гимназистка с толстой косой и нежным румянцем, школьная подруга его дочери Сашеньки.
Девушка была без ума от импозантного вдовца и уговорила его жениться на ней. Казалось, вот тут и начнется новая счастливая жизнь. Но так бывает только в сказках.
Молодость и страстная влюбленность молодой девушки насторожили Суворина, о чем он откровенно писал ей: «Так, я думаю, что Ваша любовь ко мне выросла отчасти из чувства сожаления — Вы не могли не заметить во мне тоски одиночества, <…> отчасти из чувства поклонения моей особе, пользующейся известной репутацией. «Такой умный и любит меня» — эту фразу Вы сами часто говорили мне. <…>
Если б мы с Вами сошлись совсем, Вы — я в этом уверен и на это имею основательные данные — Вы скоро бы готовы были променять меня на другого, совсем неизвестного, но более молодого и здорового, который мог бы отвечать на страсть страстью, а я этого не могу».
Испытывая давление со стороны семьи Орфановых и будучи по натуре человеком, мучительно трудно принимающим решения, Суворин в январе 1877 года сделал фатальный шаг и вступил в брак с Анной Ивановной.
Он женился, и… началась череда новых семейных бед. О первой Анне Ивановне он нигде не упоминал (кроме как в некоторых дневниковых записях, наполненных отчаянием).
Вторая же Анна Ивановна, «бесструнная балалайка», как ее звал Антон Чехов, тихо страдала и мучилась.
Ее пасынки и даже падчерица Саша, бывшая ее подруга, безумно ревновали Анну II к отцу.
Родились их общие дети. Сына Бориса, Суворин не взлюбил, обвиняя Анну Ивановну в том, что он слишком походил на ее предполагаемого любовника. Долгое время Суворины жили в ссоре и разладе.
Суворин, который был неверным мужем (и до, и после гибели первой жены), признался себе только на склоне лет: он любил только свою первую Анну Ивановну, а кроме нее — никого. Он так и не простил миру то, что тот с ними сделал. Отсюда и раздражение, которое выплескивалось на дальних и близких, в том числе на родных детей.
Всю жизнь он будет работать как вол, не разбирая дня и ночи. Сделано будет многое, и среди этого будут вещи, которыми можно гордиться. К концу века Суворин, собственник газеты «Новое время», владел еще десятком изданий, в том числе самыми популярными газетами Петербурга и Москвы «Вечернее время» и «Время», крупнейшей сетью по распространению периодики, насчитывающей до пятисот киосков, оборудованной по последнему слову техники типографией и бумажной фабрикой.
Суворин прославился и как драматург пользовавшейся большим успехом драмой из жизни актеров «Татьяна Репина». В основу пьесы лег реальный случай — самоубийство молодой актрисы Евлалии Кадминой.
У Алексея Сергеевича было три дома в Петербурге, тридцать тысяч десятин леса, книжные магазины в Саратове. Ростове-на-Дону, Одессе; дома в Крыму и на Кавказе и великолепная беговая конюшня. Он создал первую в России медиаимперию, ему удавалось влиять на политику правительства: Суворин мог испортить карьеру любому министру и подмочить репутацию высокопоставленного чиновника.
Он создал работникам благоприятные условия.Мастера-печатники, работники книжных киосков и магазинов бесплатно пользовались квартирами, нанимаемыми для них вне типографии; бесплатными были отопление, освещение, постельное белье, услуги врача и лекарства. Суворина любили, боялись и уважали.
Но на фоне семейных передряг это все было незначительно и не так важно. Дома разыгрывался его личный ад. По его собственному признанию, Суворин любил газету больше, чем семью.
Старший сын, Михаил, безалаберный, легкомысленный, метался от одного занятия к другому, только к сорока годам он стал заниматься редакцией.
Второй сын, Алексей, был объявлен наследником. Он один действительно унаследовал профессионализм и честолюбие отца, умел писать хлестко и талантливо. Но вскоре у него появились первые признаки умопомешательства. Из наследника он превратился в злейшего врага, выкупив конкурирующую с «Новым временем» газету и позаимствовав из кассы отца несколько сот тысяч рублей. Он вскоре обанкротился, негодовал и кричал на отца, дрался и вызывал на дуэль.
Желая дочке Саше благополучной судьбы, Суворин выдал ее за талантливого юриста и своего помощника, Алексея Петровича Коломнина. Но в 1885 году Саша сбежала с журналистом Холевым и скончалась в Кисловодске, совсем помутившись рассудком, от диабета. Ей было 27 лет.
В том же году умер Гриша, четырехлетний сын Сувориных, от дифтерии. Едва оправившемуся от этих смертей Суворину судьба вновь нанесла страшный удар: в мае 1887 года его сын семнадцатилетний Володя, которого собирались отчислить из университета, выслушав пренебрежительный отзыв отца о своих способностях, застрелился из револьвера.
Ровно через год горбун Валерий, близнец Володи и любимец семьи, заболел дифтерией и задохнулся — врач не успел приехать вовремя. Фатальность этих событий поражает.
Сидя в своем кабинете, Алексей Сергеевич правил статью. Вечное перо со скипом бегает по бумаге и он успокаивается. Человек счастлив тем, что не знает своего будущего. Вот и он не догадывается, что созданная им медиаимперия скоро рухнет. Налив себе крепкого чая, он просидит за работой до утра. Давайте на сегодня оставим Суворина за плодотворной работой и в неведении последующих событий.
P.S. Рассказ был бы неполным без следующих уточнений. Впереди у Алексея Сергеевича — тяжелая онкологическая болезнь, диагностированная берлинским онкологом Френкелем, в результате которой он лишится голоса. Операция не поможет. Два последних года он будет общаться с близкими при помощи записок.
Его будет ждать одинокая смерть вдали от семьи. Справедливости ради, надо заметить, что не совсем одинокая. Рядом с ним окажется лишь безнадежно влюбленная в него секретарша. Он ушел, достигнув всего, о чем в юности мог только мечтать, и потеряв при этом, возможно, самое главное, что было у него в жизни.
После его смерти начнется совершенно дикий дележ его наследства между сыновьями: дело дойдет до драки, битья окон и стрельбы. Но смысла в этом никакого не будет — вскоре Российская империя рухнет.
