Было невыносимо скучно. Войн Россия в это время не вела, а карты он не любил. Гвардейские дебоши казались ему однообразными, а вешавшиеся ему на шею женщины из высшего света нагоняли тоску…
Князь Николай Константинович Романов, первенец Великого князя Константина Николаевича, младшего брата императора Александра II, был необыкновенно хорош собой: высокий, стройный, с безупречным пробором и чуть нагловатым взглядом красивых глаз.
Он был наследником огромного состояния, его родителям принадлежал невероятный по красоте и убранству Мраморный дворец в Петербурге и имение в Павловске.
Никола, как звали его в августейшей семье, был украшением петербургских балов, отличался аристократическим шармом и живым умом.
Он окончил Академию Генерального штаба, в которую поступил по собственной инициативе в 1868 году, став первым из Романовых, окончившим высшее учебное заведение, причем в числе лучших выпускников — с серебряной медалью.
В Петербурге за каждым шагом императора и великих князей следили с пристрастием. Любой чиновник заметив, что кто-то из членов императорской семьи симпатизирует его жене или дочке, ликовал: это было важным козырем в карьере.
Никола любил околосветские вечеринки, любил окунуться в «народную гущу», свободную от условностей. На одной из таких маскарадных балов он встретил белокурую прелестницу. Хрупкая голубоглазая дама назвалась именем героини французского водевиля, а он в свою очередь представился гвардейским капитаном Петровым.
Барышня, которую звали Фанни Лир, мило коверкая русские слова, сказала, что родилась в Филадельфии и была танцовщицей, а в Петербург прибыла из Парижа. Предприимчивая американка в первый же вечер сумела обольстить русского князя.
Дальнейшее пришлось выяснить петербургскому градоначальнику Федору Федоровичу Трепову: весной 1874 года государь вызвал его к себе и попросил разобраться в весьма щекотливом деле. В августейшем семействе стали пропадать драгоценности.
У императрицы исчезла печатка с дымчатым топазом, у жены великого князя Константина — изумрудные серьги. Но самое страшное случилось 9 апреля: из оклада семейной иконы, которой благославляли в день венчания матушку Николы, воры похитили три крупных бриллианта.
Трепов подошел к расследованию деликатно: установил негласное наблюдение за великокняжеской прислугой и окружением, к ростовщикам и ювелирам направил агентов охранки и велел собрать сведения об окружении Николы.
Ослепленный страстью Никола (на расходы ему отпускалось 200 тысяч рублей в год) снял для Фанни Лир квартиру напротив Мраморного дворца, а потом поселил у себя.
С этой скандальной особой он появлялся на людях и ездил за границу, а однажды дошел до того, что представил свою любовницу сестре Ольге Константиновне, королеве Греции. Ольга, обожавшая беспутного брата, любезно согласилась поговорить полчаса с пассией Николы, после чего грянул крупный международный скандал.
Во время путешествия по Австрии Николай Константинович собрался жениться на американке, но к счастью, вмешались русские дипломаты. В итоге — брак заключить не получилось, даже и за взятки, и пришлось вернуться в Петербург.
Чтобы не допустить скандального брака, государь отправил племянника воевать в Хиву. Никола храбро проявил себя в боях. Князь попадал в такие переделки, что его уже не ждали обратно живым. В одном из сражений под ним убили лошадь, в другом рядом с ним разорвалось ядро, и он чудом не был задет.
За участие в Хивинском походе был награжден орденом Святого Владимира 3-й степени, но как только был заключен мир, помчался к своей голубоглазой красотке. Он осыпал ее по-прежнему дорогими подарками, исполнял все прихоти, водил по дорогим ресторанам, возил по заграницам…
Влюбленную пару окружали приятельницы Фанни и младшие офицеры с сомнительной репутацией. Трепов пожелал узнать о прошлом госпожи Лир и связался с русским посольством в Париже. Через две недели военный агент выяснил прелюбопытные вещи. Оказалось, что красотку зовут вовсе не Фанни Лир, а Гетти Блэкфорд, в девичестве Эйли.
Она содержала казино, разорилась, затем перебралась в Париж и стала дорогой кокоткой. Ей принадлежал большой дом на бульваре Мальзерб. Любовниками ее были принц Уэльский и князь Баден-Баденский. Блэкфорд-Лир уже побывала замужем и имела малолетнюю дочь. Она называла себя «танцовщицей», чтобы не называться «куртизанкой».
Поиски привели к человеку, отнесшему бриллианты в ломбард — адъютанту великого князя Николая Константиновича — Варнаховскому. На допросе 15 апреля он категорически отрицал причастность к краже и говорил, что лишь отнес в ломбард камни, переданные ему великим князем Николаем Константиновичем.
Николай на допросе поклялся, что не виновен. На вопрос: «Ваше высочество доверяет своему адъютанту Варнаховскому?» Никола не задумываясь ответил: «Как самому себе».
— Капитан Варнаховский показал, что бриллианты были получены от Вашего высочества…
— Я никаких бриллиантов не брал.
— Не могли ли похитить их кто-то из знакомых Вашего Высочества?
— У меня нет таких знакомых.
— Позвольте спросить: это Вы взяли камни?
— Повторяю еще раз — я бриллианты не брал.
Когда ему намекнули, что бриллианты мог кто-то отковырять дамской шпилькой, к тому же шпилька была найдена возле иконы и возможно, принадлежала одной известной даме, то немедленно сознался в воровстве.
Три часа допрашивали в Мраморном дворце арестованного Николая Константиновича в присутствии отца, который позднее в своем дневнике писал: «Никакого раскаяния, никакого сознания, кроме, когда уже отрицание невозможно, и то пришлось вытаскивать жилу за жилой.
Ожесточение и ни одной слезы. Заклинали всем, что у него осталось святым, облегчить предстоящую ему участь чистосердечным раскаянием и сознанием! Ничего не помогло!«
В конечном итоге пришли к выводу, что бриллианты были похищены Николаем Константиновичем, а вырученные деньги должны были пойти на подарки любовнице князя.
И тогда Николу предали все, кого он любил. Родители и братья от него отреклись. С госпожой Лир заключили договор: дама отдала завещание, составленное на ее имя великим князем, взамен получив 50 тысяч рублей и возможность вывезти за границу все свои драгоценности.
Покинув Россию, она путешествовала по Европе, транжирила деньги, написала роман, где выставила Николая Константиновича клептоманом, и через много лет умерла в одиночестве и в забвении.
В жизни великого князя Фанни Лир больше никогда не появилась. На семейном совете — общем собрании членов монаршей семьи — после долгих дебатов (как варианты предлагались: отдать в солдаты, предать публичному суду и сослать на каторгу) было принято решение, наносившее минимальный вред престижу царской семьи.
Решено было признать 24-летнего великого князя Николая душевнобольным, а затем он по указу императора навсегда высылался из столицы империи.
По более экстравагантной версии великий князь был близок к «Народной воле» и лично передал миллион рублей Софье Перовской, состоящей в организации.
В бумагах, касающихся Императорского Дома, запрещалось упоминать его имя, а принадлежавшее ему наследство передавалось младшим братьям. Отныне он будет жить там, где ему будет указано — отдаленном имении, ходить в крестьянском платье, ухаживать за скотом и вести местную бухгалтерию.
Сменялись врачи, Николу лечили трудотерапией, из Ореанды его перевели в Умань. Всего он сменил десять мест проживания. Ему нигде не давали приобрести хоть какой-нибудь дом и обзавестись связями. А потом его сослали в самый дальний угол империи — Ташкент.
Как не пытались августйшие родственники забыть о нем, им это не удавалось: Никола постоянно напоминал о себе. Он принял участие в нескольких этнографических экспедициях, откуда посылал в Петербург блестящие статьи, благодаря которым о нем вновь заговорили.
Государь лишил его наследства, а он открыл под Ташкентом две фабрики по переработке хлопка (каждая из которых приносила по миллиону в год) и за несколько лет стал богатым. Он построил театр, открыл мыловаренный завод, фотографические мастерские, бильярдные, продажу кваса, построил клуб, больницу для бедных, богадельню, цирк и даже публичный дом под вывеской «У бабуленьки».
Николай Константинович учредил десять стипендий для выходцев из Туркестана, которые не имели возможности оплатить учебу в главных учебных заведениях России.
Он разбивал сады, прокладывал каналы, и, конечно, соблазнял дам. Ташкентский особняк Николы украшали привезенные из-за границы дорогие картины, старинная мебель и бронза. На парадной лестнице красовалась мраморная статуя обнаженной Фанни Лир, увешанная, как рождественская елка, побрякушками с местного базара…
Фанни была представлена в виде красавицы, лежащей на мраморном ложе в виде Венеры-победительницы с яблоком в левой руке. Николай Константинович заказал скульптору Томмазо Солари во время своего второго путешествия в Европу вместе с Фанни.
Спустя много лет, когда великий князь уже находился в ташкентском изгнании, его мать, Александра Иосифовна, сделала Николе подарок. Во время прогулки в парке она наткнулась на мраморную скульптуру полуобнаженной женщины с яблоком в руке.
Она узнала в этой женщине Фанни Лир. И вскоре скульптуру, упакованную в деревянный ящик, отправили в Ташкент Николаю Константиновичу.
Его любимым проектом был разворот Амударьи. Да, планы разворота рек для орошения земель Средней Азии, с которыми столько носились в советские времена, созрели еще в 19 веке в голове безумного князя из семейства Романовых…
Но в итоге от этой идеи он отказался, построив в так называемой Голодной степи за свой, опять — таки счет 100 — километровый оросительный канал, разбив попутно сады, проведя масштабные археологические раскопки, основав 119 селений, и введя в оборот огромное количество плодородной земли, которая до той поры не использовалась ввиду отсутствия орошения.
Наверное, все это было под силу только сумасшедшему, но все было реализовано!
Его жизнь состояла из причуд, научных занятий, любовных похождений и запоев. Он вроде бы смирился с ролью семейного скелета, похороненного в дальнем ташкентском в шкафу. Но с годами его характер проще не стал и время от времени он подкидывал родственникам пищу для размышлений.
Его называли вором, безумцем и лжецом, заговорщиком и непризнанным гением, жертвой и самым талантливым человеком в семействе Романовых.
Большевики уничтожили почти всех Романовых, кроме тех, кто успел перебраться за границу. Но Никола и после их смерти остался чужим своей семье: его не тронули. Может, спасла царская опала, а может, любовь горожан. Умер великий князь в 1918 году от пневмонии в своей постели.
Задолго до революции Николай Константинович завещал ташкентский дворец со всем имуществом городу, с условием создания там музея. Сейчас это Дом приемов МИД Узбекистана, и одно из красивейших зданий Ташкента.
