Их любовь сравнивали с ураганом: она сметала всё на своём пути — браки, карьеры, репутации. Но за ослепительным блеском бриллиантов, скандалов и миллионных гонораров скрывалась другая правда. Правда о двух одиноких душах, которые так и не смогли ни быть вместе, ни жить друг без друга.
Он называл её «карликом с огромным животом» — и тут же падал перед ней на колени. Она прощала ему измены, пьяные выходки и унижения — но не могла отпустить. Они женились дважды… чтобы снова развестись.
Что на самом деле связывало Элизабет Тейлор и Ричарда Бёртона? Безумие? Зависимость? Или последняя попытка двух сломленных звёзд спасти друг друга? Почему величайший сердцеед Голливуда не смог забыть её даже после развода?
Лос-Анджелес, 1950-е. Золотой век Голливуда. Шампанское лилось рекой, смех звенел, как хрустальные бокалы, а звёзды мерцали не только в небе, но и среди гостей на очередной роскошной вечеринке. Она сидела в углу, откинувшись на спинку кресла, будто наблюдала за спектаклем, в котором не желала участвовать. Брюнетка.
Тёмные волосы, холодный взгляд, книга в руках — детали, которые выдавали в ней чужую на этом празднике жизни. Солнечные очки она опустила на кончик носа, и этого оказалось достаточно, чтобы Ричард Бёртон, только что хохотавший в кругу поклонниц, вдруг замолчал. Он замер, будто наткнулся на невидимую стену. Это была Элизабет Тейлор.
Она давно научилась не замечать восхищённых взглядов, не слышать шёпот за спиной. Её мир был окружён броней — прочной, как сталь, холодной, как лёд. И в этот вечер она не собиралась никого впускать. А он стоял, ошарашенный, пьяный от одного её взгляда, и думал лишь одно: «Боже, она великолепна».
Позже, спустя годы, Бертон будет вспоминать этот момент с той же остротой: «Она глянула прямо на меня. Была так прекрасна, что я едва не расхохотался. Затягивала, как чёрная дыра. И — ей плевать. Совершенно плевать на меня». Но тогда, в 50-х, это было только началом их любви.
Она: Фиалковый взгляд Элизабет
Она родилась под светом софитов — дочь актеров, девочка с ресницами в два ряда, словно сама судьба подарила ей двойную защиту от обыденности. Её фиалковые глаза сводили с ума режиссеров, поклонников и бесконечную вереницу влюбленных мужчин.
Но слава — это не только блеск. Это еще и одиночество под прицелом тысяч взглядов. И лишь двойные ресницы, словно занавес, могли ненадолго укрыть ее от мира, который требовал, чтобы она навсегда оставалась Элизабет — легендой, а не просто женщиной.
Он: тень и свет Ричарда Бёртона
Ричард Дженкинс- это его настоящая фамилия, родился в жалкой лачуге, где на нескольких метрах ютилась семья с тринадцатью детьми. Ричард был предпоследним. Изнуренная голодом и непосильной работой, мать Ричарда умерла во время родов своего последнего малыша, а отцу даже нечем было заплатить за гроб и место на кладбище. В одном из своих интервью Ричард Бёртон делился:
– Те десять фунтов, которые мы были вынуждены занять на похороны нашей матери, тяжким грузом висели на нас еще несколько лет. Когда наша семья наконец расплатились с долгом, этот день стал для нас настоящим праздником. Мы жили в беспросветной нищете. Бывали годы, когда мы существовали только благодаря бесплатному супу, что раздавали благотворительные организации.
Судьба, казалось, приготовила ему участь, знакомую каждому в этой долине: кайло, чёрные ладони и ранняя смерть. Но однажды школьный учитель, Филипп Бёртон, разглядел в тощем мальчишке что-то большее. Он вложил в его руки не уголь, а книги, не инструменты, но слова — Шекспира, Диккенса, Байрона. Он научил его не просто читать, а чувствовать, не просто мечтать, а желать.
Он же отучил его от валлийского акцента. И Ричард, как голодный волчонок, впитывал каждое слово. Фамилию учителя он позже возьмёт себе — как талисман, как благодарность. В 1943 он уверенно дебютировал на театральной сцене.
Но жизнь — не сцена, где герой уверенно идёт к славе. Война настигла его, как и всех. Королевские ВВС, рёв моторов вместо аплодисментов, запах пороха вместо грима. В 1947 Бёртон демобилизовался и стал работать в одном из лондонских театров, на радио и сниматься в кино.
Он ненавидел театр и боготворил его. Брался за любую роль, даже самую пошлую, даже такую, от которой потом сжималось сердце. В тёмных углах гримёрных он запивал стыд виски, а наутро снова выходил на сцену — потому что не мог иначе.
Критики язвили: «Бертон — просто красивый голос». Они не знали, что за каждым его монологом стояли десятки ртов, которые нужно было кормить — родня, оставшаяся в Уэльсе, с их протянутыми руками и немыми упрёками.
Роковая любовь Лиз и Ричарда.
В 1962 встретившись со своей звездной партнершей на съемочной площадке «Клеопатры», Бертон подошел к ней и неожиданно бесцеремонно зашептал в самое ухо:
– Ты, крошка, малость толстовата, хотя на мордашку – ничего!
Огорошенная Лиз расхохоталась и в скором времени уже задумчиво говорила своей гримерше:
– Кажется, я влюбилась в этого наглого мужика.
Хотя совсем недавно она говорила, что непременно станет той единственной главной героиней, которая не попадется в сети к Ричарду БЁртону. Удивительно, но угреватое лицо Ричарда Бёртона совершенно не мешало ему нравиться женщинам всех возрастов.
Его широкие плечи, уверенность в себе и мужественность делали его похожим на настоящего мачо. А взгляд его мечтательных голубых глаз многоопытная Шанель сравнивала с поцелуем.
Роман Лиз и Бёртона вспыхнул ярким пламенем прямо на съемочной площадке: режиссер вдруг с изумлением заметил, что Элизабет и Ричард уже не просто обмениваются репликами из сценария, а в каком-то смысле превратились в своих героев: Антония и Клеопатру, безумно влюбленных друг в друга.
Оба — женатые, оба — звезды, оба — с характерами, способными раскалить воздух до кипения. Разводы, шокировавшие Голливуд, свадьба в отеле Ritz-Carlton, которую они назвали «скромной», но которая стала началом десятилетнего марафона страсти, скандалов и взаимного разрушения. Несколько лет подряд Элизабет, находясь в зените славы, зарабатывала по миллиону долларов за каждый свой фильм.
Бертон не намного уступал супруге, его гонорары варьировались от полумиллиона до 750-ти тысяч за картину. Когда-то неимоверно скупой и откладывающий каждую копейку, Ричард преобразился в сказочно щедрого мужа. Тейлор вспоминала:
– Он делал мне сногсшибательные подарки, и весь мир знал о них. А, кроме того, он дарил мне и другие вещи, просто так, без всякой видимой причины, причем просил меня не говорить о них прессе.
В качестве других вещей он купил Элизабет реактивный самолет за девятьсот шестьдесят тысяч долларов.
«Она не отпускала его ни на шаг, — пишет их биограф Китти Келли. — Дарила Ван Гога за миллионы, заказывала библиотеки в кожаном переплете, пила с ним до рассвета в душных барах. Она стала его тенью, его музой и надзирателем». Бертон, некогда снимавшийся ради денег во всех фильмах подряд, под её напором сыграл Гамлета и короля Генриха.
«Она заставила меня увидеть, какой дребеденью я занимался», — признавался он. Каждый день Элизабет Тейлор просыпалась с мыслью, что может потерять его. Ричард Бёртон, человек, ставший центром её вселенной, её проклятием и спасением. «Он нужен мне, чтобы быть счастливой…» — шептала она, зная, что эта зависимость сжигает их обоих дотла.
Их жизнь сияла, как алмаз, подаренный ей Бертоном на сорокалетие, но внутри уже появились трещины. Он пил, пытаясь заглушить «валлийскую меланхолию», она — чтобы не отставать. Званые ужины заканчивались битьём посуды, съёмки — срывами из-за похмелья.
Биограф Китти Келли рассказывает: «…Самые ожесточенные скандалы, как правило, вспыхивали из-за пьянства Бертона или его любовных романов. Самый кошмарный из них разразился тогда, когда Бертон, забыв имя жены, представил ее кому-то, назвав чужим именем.
«У меня просто отвратительная память на имена, – оправдывался он позднее. – Когда я сказал: «Это моя жена, эээ… Филлис», она затем не разговаривала со мной около месяца и все пыталась выяснить, кто такая эта Филлис»«.
«Он завидовал её славе, — вспоминает Келли. — Но вскоре завидовать стало нечему: оба скатились на дно». Фильмы проваливались, контракты рвались, а любовь превратилась в войну. После десяти лет брака они развелись, но Бёртон, рыдая, писал ей: «Вернись. Ты — величайшая актриса. Я люблю тебя…»
В 1974 году, когда Элизабет лежала в клинике после операции, Ричард ворвался в палату, избив её нового возлюбленного. «Здесь может быть только законный муж!»* — кричал он, а потом, улыбаясь, спросил: «Привет, Бочонок! Как болячки?»
Через месяц они снова обменялись клятвами — тайно, в африканской глуши. Бертон клялся начать всё заново, но… пламя, выжегшее душу, не может гореть вечно. Повторный брак продержался всего 16 месяцев. Они пытались быть друг для друга воздухом, но стали ядом. Их история — не роман, а трагедия, где любовь и ненависть сплелись в смертельном танце.
«С ним я готова жить даже в шалаше…» — говорила Элизабет. Но их шалаш давно сгорел, оставив лишь пепел воспоминаний. Элизабет тихо, без лишнего шума в прессе, подала на развод. Она больше не верила обещаниям и слишком устала, ее здоровье оставляло желать лучшего, а значительных ролей и заманчивых гонораров больше никто не предлагал.
К 45-годам Тейлор раздобрела. Однако все это уже мало заботило Элизабет, которая слишком долго была в зените красоты, объектом вожделения миллионов. Она философски рассуждала: «Я во всей своей полноте прожила каждую секунду моих сорока пяти лет.
Я никогда не скрывала своего возраста. Я горда прожитой жизнью. Мне нечего скрывать. И я счастлива. Я всем удовлетворена и не собираюсь морить себя голодом, потому что моя полнота мне не мешает.»
В седьмой брак Лиз вступила с сенатором Джоном Уорнером. Ричард Бертон не упустил случая позлорадствовать на публику, откровенничая с журналистами о своей бывшей жене и ее седьмом муже:
– Этот брак был обречен с самого начала. Я встречался с Уорнером, и первое, что бросилось мне в глаза – что он ниже меня ростом. Помнится, он тогда отвел меня в сторонку и заявил: «Ну вот, теперь я заполучил твою Лйз. Признайся, что совершил глупость, когда отпустил ее от себя!» Что за потрясающее заблуждение! И как у него хватило ума ляпнуть такое!
Я тогда без обиняков заявил Элизабет, что долго она с этим парнем не проживет. И оказался прав. Элизабет мечтает вернуться ко мне. Она просто умоляет меня, чтобы я на ней женился, но я больше не хочу играть с ней в эти игры.
Мы и без того до конца наших дней связаны друг с другом – она моя бывшая жена, мать наших детей, живая легенда. Она – эротическая легенда, черноволосый карлик с огромным животом и таким же бюстом. Я обожаю ее. Она просто прелесть, прекрасная, трогательная легенда, а также еще и отъявленная стерва.»
Расплата за счастье
После болезненного развода с Джоном Уорнером Элизабет Тейлор погрузилась в пучину отчаяния. Казалось, сама жизнь потеряла смысл. Впереди — лишь пустота. Она почти перестала есть, ночи напролет рыдала в подушку и то и дело звонила врачам, убеждая всех, что дни ее сочтены.
Но анализы упрямо твердили одно: тело было здорово. Болела лишь душа. «Чтобы стать легендой, нужно сначала умереть…» Но смерть не торопилась забирать ее. Вместо этого судьба предложила новый акт драмы.
Очнувшись от горя, Элизабет бросилась в благотворительность и театр. Публика встречала ее возвращение прохладно — времена менялись, а ее слава была в далеком прошлом. В редкие минуты слабости она снова оказывалась в объятиях Ричарда Бертона или пускалась в мимолетные романы, словно пытаясь убежать от одиночества.
«Всю жизнь мне везло, — признавалась она в интервью. — Я получила в подарок все: красоту, славу, богатство, любовь. Но за счастье пришлось платить катастрофами. Болезнями. Разрушением.»
Смерть Бертона: последний удар
1984 год. Швейцария. Тело Бертона находят бездыханным. Он умер от инсульта в возрасте 58 лет. На похороны его одели в традиционный валлийский красный костюм, в руки вложили томик стихов. Говорят, что Элизабет Тейлор до последнего вздоха сохраняла и не расставалась с письмом, которое Бёртон адресовал ей как раз накануне собственной смерти.
Элизабет сломалась. Она исчезла из света. Мир больше не интересовал ее — только собственные страдания.
Последняя любовь.
1991 год. Центр Бетти Форд. Здесь, среди таких же потерянных, она вдруг снова почувствовала вкус к жизни. Молодые пациенты смеялись, шутили, верили в будущее. И среди них — Ларри Фортенски. Простой дальнобойщик.
На двадцать лет младше. «Нас влекло друг к другу, — вспоминал он позже. — Однажды в Швейцарии она выбежала в снег в ночной рубашке и шубе, упала, смеялась… Я сфотографировал ее. Этот снимок всегда со мной.»
Но даже эта история закончилась. Как и все в ее жизни.
Осталась лишь легенда.
И расплата за счастье.
