Лена стояла у зеркала в прихожей, поправляя воротник новой блузки. Белый шёлк холодил кожу, напоминая о цене — той самой цене, которую ещё три месяца назад она сочла бы безумной. Теперь же эта блузка висела в её шкафу рядом с другими обновками, каждая из которых стоила больше, чем она раньше тратила на одежду за полгода.
— Ты сегодня рано? — донёсся из комнаты голос Димы.
— Совещание в девять, — ответила она, надевая туфли. — Вернусь поздно, наверное. Презентация нового проекта.
Дима появился в дверях в домашних штанах и старой футболке с выцветшим логотипом какой-то игры. Волосы всклокочены, на щеке след от подушки. Лена невольно сравнила его отражение со своим — собранная, деловая, успешная, — и тут же поймала себя на этой мысли, поморщившись.
— Удачи тебе, — он подошёл, чмокнул её в щёку. — Ты у меня молодец. Покажешь им всем.
Лена улыбнулась, но улыбка вышла натянутой. Она взяла сумку, ещё раз оглядела себя в зеркале и вышла за дверь, где её уже ждало такси.
В машине она откинулась на сиденье и закрыла глаза. Последние месяцы пронеслись как в тумане. Повышение пришло неожиданно — никто не ждал, что именно её предложат возглавить новое направление. Оклад вырос в три с половиной раза. Три с половиной. Она до сих пор не могла привыкнуть к цифрам на банковской карте, к тому, как легко теперь оплачивать счета, к тому, что можно не считать каждую копейку в супермаркете.
Но вместе с деньгами пришло и всё остальное: бесконечные совещания, переговоры, ответственность за команду из двадцати человек, ночные звонки, выходные, проведённые над отчётами. Она приходила домой без сил, валилась в постель и проваливалась в тяжёлый сон, из которого её вытаскивал будильник в шесть утра.
Проблемы начались через неделю после очередной зарплаты.
Лена вернулась домой около десяти вечера. Ноги гудели, в висках пульсировала тупая боль — мигрень подступала уже второй день подряд. Она скинула туфли в прихожей, прошла на кухню и открыла холодильник в поисках чего-нибудь лёгкого. Там обнаружились остатки вчерашнего ужина и йогурт с истекающим сроком годности.
— Дим, ты готовил сегодня? — крикнула она в сторону комнаты.
Тишина. Потом донёсся приглушённый звук выстрелов, взрывов — Дима играл в наушниках.
Лена вздохнула, достала йогурт и прислонилась к столешнице, доедая содержимое стаканчика. В комнате мерцал синеватый свет монитора, силуэт Димы застыл в напряжённой позе геймера, полностью погружённого в виртуальный мир.
Она доела йогурт, выбросила стаканчик и пошла в ванную. Горячая вода помогла расслабиться, но усталость никуда не делась — она осела тяжёлым грузом в каждой мышце, в каждом позвонке. Лена завернулась в халат, вернулась в спальню и легла, даже не включив свет.
Дима вошёл через полчаса, когда она уже начала проваливаться в сон.
— Ты не спишь? — шёпотом спросил он, осторожно ложась рядом.
— Почти, — пробормотала она.
— Слушай, я тут подумал… — он помолчал, потом продолжил: — Может, нам пора обновить компьютер? Мой уже совсем древний, тормозит на новых играх. А сейчас как раз появилась возможность, правда?
Лена открыла глаза. В темноте она не могла разглядеть его лицо, но слышала в голосе это детское воодушевление, с которым он всегда говорил об играх.
— Дим, давай завтра, ладно? Я очень устала.
— Да-да, конечно. Просто подумай об этом. Не срочно, просто было бы здорово.
Она промычала что-то невнятное и снова закрыла глаза.
Тема компьютера всплыла снова через несколько дней. Они сидели за завтраком — редкий случай, когда Лена не торопилась на работу в шесть утра.
— Знаешь, я смотрел конфигурации, — Дима листал что-то на планшете, жуя тост. — Можно собрать отличную машину тысяч за сто двадцать. Или взять готовую, но это дороже выйдет. Но зато с гарантией и сразу всё настроено.
Лена отпила кофе, чувствуя, как поднимающееся раздражение.
— Сто двадцать тысяч?
— Ну да. Это ж с приличной видеокартой, процессором нормальным. А то мой вообще уже семь лет отработал, понимаешь? Он уже морально устарел.
— Дим…
— Я понимаю, что это деньги, но мы же теперь можем себе позволить, правда? У тебя зарплата такая хорошая стала. Мы можем наконец не экономить на всём подряд.
Лена поставила чашку на стол чуть резче, чем собиралась.
— Мы можем себе позволить, — медленно повторила она. — Интересная формулировка.
Дима поднял глаза от планшета, уловив изменившуюся интонацию.
— Что не так?
— А ты помнишь, как два года назад я хотела записаться на курсы по дизайну? Те самые, про которые я месяц тебе рассказывала?
— Ну… помню вроде.
— И ты сказал, что это слишком дорого и непонятно, зачем мне это, если я и так работаю. Двадцать пять тысяч. Ты помнишь, сколько стоили те курсы?
— Лен, это было давно…
— Два года, Дим. Два года назад. И помнишь, когда я хотела новый телефон, потому что мой разваливался? Ты сказал, что потерпит ещё полгода. И я терпела год, пока экран окончательно не треснул.
Дима отложил планшет, его лицо вытянулось.
— Мы тогда экономили. У нас не было таких денег.
— Вот именно, — Лена откинулась на спинку стула. — Мы экономили. Мои желания откладывались. Мои курсы — слишком дорого. Мой телефон — потерпит. Моя одежда — да зачем тебе, ты и так нормально выглядишь.
— Но я не…
— А твоя подписка на игровой сервис за две тысячи в месяц — это было нормально. Твои новые наушники за восемь тысяч — это было важно, потому что старые плохо звучали.
— Лена, это несправедливо.
— Несправедливо? — она усмехнулась, но без всякого веселья. — Знаешь, что несправедливо? То, что я последние три месяца работаю по двенадцать часов в сутки. Что я приходу домой без сил. Что у меня каждую неделю мигрень от стресса. Что я забыла, когда последний раз высыпалась. И первое, о чём ты думаешь, когда видишь мою зарплату — это твой новый компьютер для игр.
Тишина повисла тяжёлая, неуютная. Дима смотрел в стол, рука его неподвижно лежала на планшете.
— Я просто подумал, что мы можем себе позволить… — начал он тихо.
— Если я теперь много зарабатываю, то я тебе должна игрушки покупать?! — голос Лены сорвался на крик, и она сама испугалась этих интонаций, незнакомых, резких.
Дима вздрогнул.
— Я не это имел в виду…
— Тогда что? Объясни мне, Дим. Объясни, почему, когда ты зарабатывал больше, мы экономили на моих потребностях. А теперь, когда я зарабатываю, ты сразу вспомнил про все свои хотелки?
— Это нечестно. Я никогда не запрещал тебе…
— Не запрещал, — перебила она. — Ты просто каждый раз вздыхал, хмурился, начинал считать, говорил, что «давай подумаем», «может, позже», «это не самое необходимое». А потом покупал себе очередную игру за три тысячи, и это было нормально, потому что «ну, мне же надо отдыхать как-то».
Дима встал из-за стола.
— Знаешь что, поговорим, когда ты успокоишься.
— Я спокойна, — холодно ответила Лена, хотя руки её мелко дрожали. — Очень даже спокойна. И я говорю совершенно серьёзно: никакого нового компьютера. Не сейчас.
— Но…
— Дим, я каждый день выкладываюсь на все сто процентов. Я приношу в дом деньги, которые даются мне ценой моих нервов, здоровья и времени. И если уж мы тратим эти деньги на что-то, кроме необходимого, то это будет то, что важно для меня. Мои желания, которые много лет ждали своей очереди.
Он открыл рот, хотел что-то сказать, но передумал. Развернулся и вышел из кухни. Через минуту хлопнула дверь — он ушёл.
Лена осталась сидеть за столом, глядя на остывший кофе. Внутри всё переворачивалось — злость, вина, обида, усталость. Она понимала, что наговорила резко, что, может быть, зря так вспылила. Но одновременно чувствовала правоту в каждом своём слове.
Она вспомнила те времена, когда они только начинали жить вместе. Дима тогда работал менеджером в торговой компании, зарабатывал прилично, она была простым дизайнером в маленькой студии с зарплатой вдвое меньше. И тогда это казалось нормальным — что он решает, на что тратить деньги, что он главный добытчик. Она не возражала, не спорила. Просто привыкла экономить на себе, отказываться от своих желаний, довольствоваться малым.
А потом всё изменилось. Её карьера пошла в гору неожиданно и стремительно. Проект, который она курировала в их агентстве, выстрелил. Клиент был в восторге, рекомендовал их другим, пошла цепная реакция. Руководство заметило её, предложили возглавить новое направление, подняли оклад так, что у неё перехватило дыхание.
И вот теперь она зарабатывала втрое больше Димы. Она содержала их обоих. И вместе с деньгами к ней пришло странное чувство — будто она наконец получила право голоса, право на собственные желания, право сказать «нет».
Дима вернулся через несколько часов. Лена сидела в спальне с ноутбуком, доделывала презентацию для понедельника. Он прошёл мимо, не заглядывая к ней. Оттуда донёсся знакомый звук загрузки игры.
Она стиснула зубы и продолжила работать. Но сосредоточиться не получалось — мысли постоянно возвращались к утреннему разговору, к Диминому обиженному лицу, к тому, как легко он ушёл, не попытавшись понять её.
Вечером они двигались по квартире как призраки, не пересекаясь, не разговаривая. Лена заказала себе еду на дом, Дима ел что-то на кухне, пока она работала. Легли спать молча, повернувшись друг к другу спинами.
Следующие дни прошли в холодной вежливости. Дима ходил мрачный, односложно отвечал на вопросы, большую часть времени проводил за компьютером. Лена погрузилась в работу с головой, оставаясь в офисе допоздна, а в выходные сидя над отчётами дома. Им почти не приходилось общаться.
Через неделю позвонила Димина мать.
— Леночка, как дела? — голос у неё был бодрый, но Лена сразу почувствовала подвох.
— Нормально, работы много.
— Я слышала, у тебя повышение было! Молодец, умница. Димочка рассказывал.
— Спасибо.
— Слушай, а правда, что у вас появились деньги? Димочка говорил, что у вас появилась возможность себе кое-что позволить.
Лена прикрыла глаза. Конечно. Конечно, он пожаловался матери.
— У нас всё хорошо.
— Просто я подумала, может, вы Димочке компьютер новый купите? Он так давно мечтает, а вы всё откладывали. А теперь вроде как можете…
— Извините, мне нужно идти, — Лена старалась говорить ровно. — На работе аврал. Созвонимся позже.
Она положила трубку и сидела, глядя в одну точку. Значит, он жалуется матери. Выставляет её жадной, чёрствой, той, что не даёт ему купить несчастный компьютер. И свекровь теперь будет считать её плохой женой.
Вечером она не выдержала.
— Ты рассказал матери про наш разговор?
Дима поднял глаза от телефона.
— Я просто… упомянул.
— Упомянул. И теперь она звонит мне с намёками, что я должна тебе компьютер купить.
— Я не просил её звонить.
— Но рассказал ей так, будто я какая-то скупердяйка, которая не даёт тебе потратить деньги на то, что тебе хочется.
— Я так не говорил!
— Тогда как? Объясни мне, как ты это преподнёс, что она решила вмешаться?
Дима встал, убрал телефон в карман.
— Я просто сказал, что у нас появились деньги, но ты почему-то против того, чтобы их тратить. Что ты злишься на меня из-за компьютера.
— И не упомянул о том, что я два года отказывала себе во всём? Что мои желания не учитывались?
— Лена, это было…
— Не говори, что это было давно! — она повысила голос. — Для тебя прошло много времени, потому что тебя это не касалось! Ты получал всё, что хотел. А для меня эти два года — это постоянное «нет» самой себе. Это отложенные мечты, нереализованные планы, несбывшиеся желания. И они никуда не делись, Дим. Они все здесь, внутри меня, и они ждут своей очереди!
— Но я не виноват в том, что у меня тогда была нормальная зарплата, а у тебя — нет!
Лена замерла. Его слова повисли в воздухе, тяжёлые, болезненные.
— То есть проблема была во мне, — медленно произнесла она. — Я мало зарабатывала, поэтому мои желания не были важны.
— Я не это сказал…
— Именно это, Дим. Именно это. И знаешь что? Теперь я зарабатываю намного больше тебя. В три с половиной раза больше. И по твоей же логике теперь мои желания должны быть важнее.
— Это не соревнование!
— Нет, не соревнование. Это справедливость. Я хочу, чтобы мои потребности наконец стали приоритетом. Я хочу записаться на те курсы, о которых мечтала. Я хочу купить себе нормальный гардероб, а не донашивать вещи пятилетней давности. Я хочу ходить на массаж, чтобы спина не болела от постоянного сидения. Я хочу, чёрт возьми, просто жить так, как мне хочется, не чувствуя себя виноватой за каждую потраченную на себя копейку!
Голос её сорвался, и она почувствовала, как к горлу подступают слёзы. Дима стоял бледный, растерянный.
— Я не знал, что ты так… — начал он.
— Не знал, — она горько усмехнулась. — Потому что не спрашивал. Тебе было удобно, что я молчу, соглашаюсь, приспосабливаюсь. Удобная жена, которая не качает права.
— Это несправедливо.
— Знаешь, что несправедливо? — она шагнула к нему. — Что я теперь каждый день отдаю этой работе всю себя. Что я жертвую своим временем, здоровьем, нервами ради денег, которые, как ты считаешь, должны пойти на твои развлечения. Это несправедливо, Дим.
Он молчал, отведя взгляд.
— Я пойду погуляю, — наконец сказал он и вышел из квартиры.
Лена осталась одна в тишине, которая звенела в ушах. Она прошла в спальню, легла на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Слёзы, которые она сдерживала, наконец прорвались — тихие, горькие, долгие.
Она плакала не только из-за этой ссоры. Она плакала из-за всех тех лет, когда молчала, соглашалась, подстраивалась. Из-за того, что боялась показаться эгоистичной, требовательной, неудобной. Из-за того, что привыкла ставить чужие желания выше своих.
И теперь, когда у неё наконец появилась возможность жить иначе, она столкнулась с тем, что её право на собственные желания воспринимается как прихоть, каприз, жадность.
Дима вернулся поздно. Она слышала, как он осторожно открыл дверь, разделся в прихожей, прошёл в комнату. Долго шуршал там чем-то, потом вышел и остановился у двери спальни.
— Ты не спишь? — тихо спросил он.
— Нет.
Пауза.
— Можно мне войти?
— Входи.
Он вошёл, присел на край кровати. В тусклом свете уличного фонаря она видела его профиль — усталый, постаревший.
— Я много думал, — начал он. — Гулял, думал. И ты права. Во многом права.
Лена молчала, ожидая продолжения.
— Я правда не замечал, как ты… как ты жертвовала своими желаниями. Мне казалось, что ты просто такая — неприхотливая, довольная малым. Мне было удобно так думать. — Он сглотнул. — Прости.
— Дим…
— Нет, дай мне договорить. Я понял, что я вёл себя как эгоист. Что я воспринимал твою податливость как должное. Что никогда не задумывался, чего тебе стоило постоянно отказываться от того, что тебе хотелось. И когда у нас появились деньги — твои деньги, заработанные таким трудом, — я первым делом подумал о себе. Это было по-свински.
Лена села на кровати.
— Я не хочу, чтобы между нами было так, — продолжил он. — Чтобы мы вели счёт, кто сколько зарабатывает, чьи желания важнее. Но я понимаю, что справедливость сейчас на твоей стороне. И если ты хочешь потратить эти деньги на себя — на курсы, на одежду, на всё, что ты откладывала, — это правильно. Это честно.
— А компьютер?
Он усмехнулся.
— Компьютер подождёт. Правда. Он и правда не такая уж крайняя необходимость. Я просто… увлёкся. Подумал, что раз деньги появились, то можно сразу всё и купить. Но ты права — твои желания первичны. Они ждали дольше.
Лена потянулась и взяла его за руку.
— Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя обделённым. И я не против когда-нибудь купить тебе этот компьютер. Просто… не сейчас. Не когда я только-только начала позволять себе то, о чём мечтала годами.
— Я понимаю. Честное слово, понимаю.
Они сидели в тишине, держась за руки.
— Ещё одно, — тихо сказал Дима. — Я позвоню маме завтра. Объясню ей всё нормально. Скажу, что не надо было её втягивать.
— Спасибо.
— И… я горжусь тобой. Твоим повышением, твоей работой. Я правда горжусь. Просто не умею это показывать, наверное.
Лена притянула его к себе, обняла. Он обнял её в ответ, крепко, по-настоящему.
— Нам нужно научиться разговаривать, — прошептала она. — По-честному разговаривать. Без обид, без недосказанности.
— Научимся, — он поцеловал её в висок. — Обещаю, что постараюсь.
Утром Лена проснулась от запаха кофе. Она вышла на кухню и обнаружила Диму за плитой — он жарил яичницу, на столе стояли тосты, джем, свежевыжатый сок.
— Завтрак? — он улыбнулся ей, и в этой улыбке было что-то новое — понимание, принятие, готовность меняться.
— С удовольствием.
Они сели за стол, и Дима протянул ей чашку кофе.
— Знаешь, я тут подумал, — сказал он. — Может, мне тоже стоит задуматься о карьере? Я как-то расслабился на своём месте, а ведь можно попробовать подняться выше. Или вообще сменить работу на более перспективную.
Лена посмотрела на него с удивлением.
— Правда?
— Правда. Я не хочу быть тем, кто сидит дома и ждёт, пока жена содержит семью. Хочу быть партнёром, равным. Хочу, чтобы мы оба развивались.
— Дим, я не требую…
— Я знаю. Но я сам этого хочу. Понимаешь? Это не из-за того, что ты теперь зарабатываешь больше. Это из-за того, что я посмотрел на себя со стороны и не понравился себе. Мне тридцать два, а я веду себя как вечный студент — работаю спустя рукава, всё свободное время провожу в играх. Пора взрослеть.
Лена улыбнулась, и на этот раз улыбка была тёплой, искренней.
— Я буду тебя поддерживать. В чём угодно.
— Знаю. И я тебя тоже. По-настоящему поддерживать — не только словами.
Они ели завтрак, разговаривали, смеялись. И в воздухе больше не висело напряжение последних дней — вместо него было что-то новое, хрупкое, но надёжное. Понимание. Уважение. Готовность слышать друг друга.
Через месяц Лена записалась на те самые курсы дизайна. Ходила два раза в неделю вечером, возвращалась уставшая, но счастливая. Дима встречал её с ужином, расспрашивал, как прошло занятие, разглядывал её работы.
Ещё через месяц она обновила гардероб — купила несколько комплектов хорошей одежды, удобной и красивой. Дима не вздохнул ни разу, не поморщился, только сказал, что ей очень идёт.
Она начала ходить на массаж раз в неделю, записалась к психологу, чтобы разобраться с накопившимся стрессом. Позволила себе маленькие радости — хороший чай, книги, билеты в театр.
И постепенно что-то внутри неё начало распрямляться. Она перестала чувствовать себя виноватой за каждую потраченную на себя копейку. Перестала считать свои желания менее важными.
