— Ты что здесь делаешь?
Голос Марины сорвался на полуслове. Она стояла на пороге, в пальто, с пакетом из магазина в руке. В прихожей, среди чужих курток и детской обуви, растерянно смотрел на неё муж. Из кухни доносился визг, кто-то громко включил мультики, хлопнула дверца шкафа.
— Я… — он кашлянул, подошёл ближе, глядя ей в глаза. — Ты же должна была быть завтра.
— Хотела сделать сюрприз. Купила вино, пирожное… — Она помолчала, вглядываясь в обстановку. — У нас что, гости?
На шум из кухни выглянула женщина с мокрыми руками, за ней мелькнули двое детей. В углу стояла свекровь, с чашкой в руке.
— Да это Оксанка, моя сестра, — спокойно сказал он. — У неё с мужем давно всё на грани было. Жили в его квартире, он терпел, терпел, а потом просто выставил. Сказал — собирай детей и катись. Вот и приехали. Я подумал, пусть пока тут. Ну не бросать же её на улице.
—А поговорить? — Марина шагнула вперёд, поставила пакет на обувницу.
— А я? Мне место найдётся, или тоже как Оксана с вещами на улицу пойду?
Свекровь тихо засмеялась, поставила чашку на полку.
— Ну ты что, Марин, семья же. Поддержать надо. Не выгонять же на улицу.
Марина прошла дальше, вглядываясь в детали. Детские вещи повсюду, игрушки на полу, в ванной на крючке — чужой халат рядом с её полотенцем. С кухни тянуло запахом жареного.
Позже во дворе визг, громкие шаги, кто-то хлопнул калиткой. Один из мальчиков проносится по клумбе на велосипеде, даже не взглянув на цветы, которые она сажала весной. Из окна донеслось:
— Ма-а-аам, у меня тут конфета в волосах!
Муж плёлся за ней, будто извиняясь каждым шагом, не зная, куда деть руки и взгляд.
— Я не мог не помочь. Она в отчаянии. Всего на пару недель. — Он вздохнул. — Мы с тобой в гостиной поспим пока. Я уже накачал матрас.
— Где?
— В углу. Диван в комнату перенесли, пусть дети спят.
— В моей комнате спят твои племянники, а я на матрасе? — Она смотрела на него как на чужого. — Ты даже не подумал спросить.
Он молчал.
— Я устала с дороги. Завтра поговорим.
Она прошла мимо гостиной, где уже был разложен надувной матрас, скомканный плед сбился в угол. Вздохнула, не сказав ни слова, и легла. Матрас проседал, пах резиной и чем-то влажным. В темноте слышались мультики из соседней комнаты и чей-то смех. Она закрыла глаза. Вернее, попыталась уснуть в той комнате, что ещё вчера была её спальней.
На следующее утро она проснулась от грохота кастрюль. На кухне стояла свекровь, нарезала что-то и приговаривала в сторону:
— Да, да, овсянку этой не надо. Вчера стошнило от неё. Делай манку.
Дети бегали по кухне. Один вбежал в прихожую с криком:
— А где мой крокодил?
На полу валялась разбитая чашка. Ванная была занята. Её халат смят комом у батареи. На подоконнике — чужие шампуни.
Марина пошла в комнату, где раньше стояла их кровать. Теперь тут горы постельного, раскладной диван, детский коврик, чьи-то джинсы на спинке стула.
Вечером она попыталась поговорить. Муж сидел перед ноутбуком, на коленях — коробка с игрушками.
— Так нельзя. Я не могу так жить. Я не отдыхаю, не сплю, не дышу.
— Потерпи. Они скоро уедут.
— Когда? Они заняли дом. Свекровь каждый день тут как у себя дома. Я в ванной вещи свои искать должна.
Он пожал плечами.
— Она помогает. Убирает. Готовит.
— Я не просила.
Позже, когда Марина попыталась предложить какие-то правила, сестра мужа скривилась:
— Мариш, ну чё ты как ребёнок? Ты же раньше добрая была. Зачем что-то усложнять, а? Потерпим — и всё наладится.
А свекровь, закидывая в кастрюлю макароны, добавила:
— Да ладно тебе. Потерпи. Мы тоже терпим. Ну, один из пацанов чайник уронил — подумаешь, беда.
Муж мельком взглянул в её сторону, но не стал приближаться. Что-то пробормотал — то ли «потерпеть надо», то ли просто выдохнул.
Она не стала отвечать. Взяла телефон — экран чёрный, разряжен. Зарядка валялась под столом, в узле из чьих-то наушников.
Марина встала, пошла на кухню. Мимо неё пробежал мальчик с липкими руками, за ним следом второй, визжа от смеха. На полу — каша, кто-то наступил и растащил по плитке.
Свекровь у плиты. Глянула вскользь:
— Ты мимо не ходи босиком, скользко. И посмотри, там твоя банка с кремом валяется, малой весь измазал — в машинки её кремом мазал, играл.
Марина подошла к окну. Там, на крыльце, стоял велосипед — её, старый, но любимый. Колёса в грязи, корзинка отломана.
Она вдруг почувствовала, как у неё гудит в ушах. Не от злости. От перегруза. Просто невыносимо.
С утра было непривычно тихо. Ни криков, ни топота — будто дом выдохнул. Занавеска чуть колыхалась от сквозняка из приоткрытого окна.
— Тебе что, правда так сложно понять? — голос Марины дрожал, но не от слёз. От злости. — Мне уже надоело жить как в хостеле! Пусть твоя мать забирает сестру с детьми к себе!
— Да ты что! — муж развёл руками. — Куда она их заберёт? У неё одна комната в коммуналке!
Марина стояла посреди кухни, сжав ладони в кулаки. За её спиной булькала кастрюля, на плите убегало молоко. Окна были запотевшие, воздух тяжёлый от запаха жареного и варёного, как в школьной столовой. В углу шептались дети, жуя печенье.
— Тогда я не знаю. Но так больше не будет.
Он посмотрел на неё с раздражением:
— Ты черствая. Им тяжело. Ты себя слышишь вообще?
Она не ответила. Просто вытерла пригоревшее молоко, выключила плиту, сняла фартук и пошла в комнату.
Позже Марина вышла на веранду и позвонила Лизе. Рассказала всё: про матрас в углу, про крики, про то, как чужие вещи заполонили ванную, а дети топтали её клумбы. Сестра сразу поняла по голосу, насколько Марина вымотана, и больше не перебивала.
— Сколько вас там теперь? — спросила она спокойно.
— Оксана с тремя детьми, и свекровь теперь каждый день захаживает как к себе. Я даже в туалет нормально сходить не могу.
Лиза помолчала, а потом ровно, как на работе:
— Ну ты же собственник. Дом на тебе. Никто не имеет права там жить без твоего согласия. Даже муж. Если не прописан, можешь требовать освободить жильё. Хочешь — через участкового.
Марина прижала телефон к уху крепче.
— Серьёзно?
— Серьёзнее некуда. Хочешь, скину текст заявления. Только ты сначала с ними поговори нормально. Без крика.
В ту же ночь Марина почти не спала. Она вышла на кухню, наливала воду, слушала, как скрипит диван в бывшей спальне. В голове крутилось: «Гнать? Терпеть? А если он уйдёт вместе с ними?»
Утром она сидела на краю дивана с чашкой. Вокруг уже вовсю шуршала жизнь. Кто-то звал: «Маам, у меня носков нет!», кто-то хлопнул дверцей холодильника.
Когда вошёл муж, она не встала.
— Я устала от этого бедлама, — сказала она тихо. — Я устала ютиться в собственном доме. Поэтому до вечера все должны съехать. Иначе я вызову полицию.
Он ошарашенно уставился на неё.
— Ты не шутишь?
Она качнула головой.
Вошла свекровь. Услышала последние слова, встала у стены.
— Это не только твой дом! — свекровь повысила голос, встала у порога, скрестив руки. — Сын тут всё переделывал, своими руками! И крышу, и баню отстроил! Ты бы хоть совесть имела, командирша нашлась!
Оксана, с ребёнком на одной руке и пакетом в другой, остановилась в дверях:
— Ну и чего добиваешься? Теперь без мужа и без совести останешься. Мы хоть пытались как-то вместе, а ты — одна, зато с порядком. Посмотрим, как тебе так понравится.
Марина медленно встала.
— Я ничего не решала одна. Просто в моём доме больше не будет посторонних. Почему я должна ютиться каждый как будто в гостях и даже хуже. Хватит. Всё.
Свекровь отвернулась, губы поджала, будто проглотила что-то горькое.
Муж стоял в коридоре, смотрел в пол. Ничего не сказал. Потом вдруг резко повернулся и пошёл собирать свои вещи.
К вечеру они уехали. С вещами, детьми, шумом и вещами.
Он вышел последним. Перед тем как захлопнуть дверь, сказал:
— Лучше одному, чем вот так. Спасибо, что растоптала.
Марина не ответила. Только кивнула.
Она осталась одна. Среди запаха макарон и тишины. Долго стояла, потом включила воду, взяла тряпку. Посуду отставила, смыла что-то с подоконника.
И вдруг поняла: впервые за много дней — можно просто стоять, молча, и слышать только капли воды из крана.
Вечер затянулся. Марина стояла у окна и наблюдала, как сад постепенно тонет в сумерках. Ничего не нужно было делать срочно, никто не требовал внимания. Даже посуда осталась на месте, как она её оставила. Это было странно: полная свобода, но в этой свободе — непривычная пустота.
Она прошла в гостиную, включила настольную лампу, и мягкий свет сделал комнату уютнее. На полу ещё остались следы чьих-то босых ног, в кресле лежал забытый детский свитер. Марина подняла его, машинально пригладила, сложила на край дивана.
Долго ходила из комнаты в комнату, расставляя вещи по местам. Каждое движение было медленным, но в этих движениях что-то возвращалось — ощущение того, что дом теперь снова подчинён её ритму.
Она нашла на кухне под столом забытый стакан с чаем — прилипший к салфетке. В ванной сняла с крючка чужое полотенце, выжала его и повесила на батарею, чтобы высохло. Собрала по мелочи — сломанный карандаш, засохший пластилин, резиновую уточку — и всё сложила в один пакет.
Потом села на табурет у стола и, наконец, позволила себе просто ничего не делать. На душе было неуютно, но не страшно. Просто тихо.
Поздно вечером зашла соседка. Пирог — тёплый, ещё пахнущий яблоками. Она не стала садиться, просто поставила на стол.
— Молчи, — сказала соседка устало. — Я бы тоже так сделала. Не каждому дано терпеть.
Марина улыбнулась краем губ.
— Спасибо. Я даже не думала, что так будет… просто.
Соседка махнула рукой и ушла, не оборачиваясь.
Позже Марина позвонила Лизе. Разговор был спокойный, почти будничный — как будто они всегда обсуждали нечто подобное.
— Ну что, как оно? — спросила Лиза.
— Не знаю. Странно. Очень тихо, даже слишком. Но я теперь могу просто ходить по дому и не бояться, что кто-то что-то уронит или сломает.
— Горжусь тобой, — коротко сказала Лиза. — Ты правильно сделала.
Ночью Марина не сразу уснула. В темноте казалось, что кто-то всё ещё может войти, громко что-то спросить, включить свет. Но никто не пришёл. Она повернулась на бок и, впервые за долгое время, проснулась без тревоги.
Утром она долго мыла пол, вытирала пыль с подоконников, аккуратно разбирала книги на полке. Всё, что оставили после себя гости, складывала в коробку: игрушки, носки, банку с чужим кремом. Пакет поставила у двери — потом решит, что с ним делать.
Днём вышла к калитке, где встретила соседку.
— Теперь тихо у тебя. Прямо не узнать — всё по-другому, — сказала та. — Не скучно?
— Нет. Просто… по-настоящему спокойно, — ответила Марина.
Вечером позвонил Андрей. Его голос был ровным, чуть насторожённым.
— Я зайду, заберу кое-что из гаража.
— Буду дома после шести, — спокойно ответила Марина.
Когда он пришёл, они обменялись короткими фразами — без упрёков, без претензий. Он ушёл быстро, не оглядываясь.
Вечером Марина заварила крепкий чай, достала старую книгу, села у окна. За окном сад снова был её, без чужих голосов и ссор. На душе было пусто, но легко. Она впервые поняла: теперь здесь всё начинается заново — и только так, как она захочет.
