По словам дочери Татьяны, ее мать «была единственной женщиной в Париже, которая не была влюблена в красивого и обаятельного Бертрана дю Плесси». Несомненно, помимо желания развязать узел отношений с Маяковским, решающим фактором стал вожделенный аристократический титул.
Виконт был потомком знатного, но обедневшего аристократического рода. Когда он привез свою невесту в обветшавший родовой замок знакомиться с новой родней, ее реакция была скептической: «Они, конечно, очень благородны, но кажется, что они не мылись со Средних веков».
Бертран начинал строить карьеру дипломата и вскоре после свадьбы был назначен послом Франции в Польше.
25 сентября 1930 года у Татьяны и Бертрана родилась дочь Франсин — в семье ее звали русским именем Фросинька. Будучи уже взрослой женщиной, Франсин с удивлением узнала, что в Советском Союзе ее считают дочерью Маяковского. Ей пришлось долго бороться с этим заблуждением.
«Это только слоны так долго вынашивают детенышей», — заявляла она во время визита в СССР в 1970-х годах, сравнивая дату последней встречи Маяковского и Татьяны с датой своего рождения.
Семейная жизнь Бертрана и Татьяны оказалась далеко не безоблачной. Муж был заботливым и нежным, он с редким пониманием отнесся к переживаниям жены по поводу самоубийства Маяковского. Но Татьяну угнетала жизнь в скучной Варшаве, ей хотелось обратно в Париж.
В 1934 году Бертран остался без работы. Поговаривали, что скромной зарплаты дипломата не хватало на удовлетворение прихотей и капризов блистательной Татьяны, и Бертран ввязался в сомнительные коммерческие проекты, несовместимые с должностью посла.
Они вернулись в Париж. Татьяна вновь занялась дизайном шляп, Бертран, осознавая, что дипломатическая карьера безвозвратно погублена, долго не мог найти себе подходящего занятия.
Они по-прежнему считались одной из самых красивых и благополучных пар Парижа, но между ними росла отчужденность. После того как Татьяна застала мужа в постели с любовницей, они начали спать в разных комнатах.
Примерно в это же время начался роман Татьяны с русским эмигрантом Алексом Либерманом. Отец Алекса, Семен Либерман, был талантливым экономистом, получившим образование в Венском университете. В дореволюционной России он был одним из самых авторитетных экспертов в лесообрабатывающей промышленности.
Будучи убежденным социалистом, после революции он предложил свои услуги большевикам и в течение десяти лет активно помогал строить коммунизм в отдельно взятой стране. Семен был лично знаком с Лениным, и когда ему понадобилось вывезти часто болеющего сына за границу, вождь помог ему оформить паспорт, для чего даже было созвано специальное заседание политбюро.
В Париже Алекс окончил художественную школу и был твердо намерен стать художником. Героем его юности был Александр Яковлев. В его парижской мастерской он впервые увидел Татьяну — женщину, которая станет главной любовью его жизни.
1 сентября Германия вторгается в Польшу, и в Европе начинается хаос. Бертран рвется воевать — по призыву де Голля он организует первую эскадрилью Свободных французских военно-воздушных сил. В июле 1941 года его самолет был сбит над Средиземным морем.
Татьяна с дочерью, бросив все имущество, бегут из Парижа на юг Франции. В деревушке Вилландри их настигают германские войска.
«Мы проснулись около семи утра, разбуженные звонкими юными голосами, — вспоминала Франсин дю Плесси. — Мать схватила меня за руку, мы подошли к окну и увидели их — германских солдат, маршировавших по только что завоеванной ими территории.
Молодые, сияющие, с гордо поднятыми головами, увенчанными сверкающими касками, они пели «Лили Марлен». «Какое дерьмо», — с отвращением прошептала моя мать».
Через несколько дней Татьяна, отправившаяся на своей машине за мукой для детей беженцев, врезается в «мерседес», заполненный германскими офицерами. Хотя ее вина очевидна — она всегда была никудышним водителем, Татьяна яростно нападает на офицеров, обвиняя их в происшествии, и настаивает, чтобы ее отвезли к коменданту Тура.
В качестве компенсации она требует, чтобы ей выдали пропуск в зону Виши, еще не оккупированную немцами. Там ее с нетерпением и тревогой ждет Алекс. Очарованный белокурой красавицей, комендант выдает пропуск, Татьяна с дочерью и Алексом перебираются в Испанию, Португалию, и в декабре 1941 года они отплывают в США.
До отъезда Татьяна решается на рискованный шаг — с помощью контрабандистов пробирается в оккупированный Париж и вывозит оставшиеся в квартире ценности, в числе которых — письма Маяковского.
Поселившись в Нью-Йорке, энергичные Татьяна и Алекс быстро находят себе работу и заводят необходимые связи. Она вновь занялась дизайном шляп и вскоре устроилась в один из самых престижных нью-йоркских универмагов — знаменитый Saks на Пятой авеню.
В 1940-х годах шляпки были обязательной деталью женского наряда, и дамы, чутко следящие за модой, каждый сезон приобретали не менее десяти новых головных уборов.
Шляпки от виконтессы дю Плесси (она беззастенчиво пользовалась своим титулом) пользовались огромной популярностью — чувство вкуса у Татьяны было отменным, она могла создавать неотразимо элегантные классические головные уборы, но не боялась и экспериментировать — к примеру, украшала зимнюю шляпу термометром или же крошечным вертящимся флюгером.
В числе клиентов Татьяны были Марлен Дитрих, Эдит Пиаф, Эсте Лаудер и другие богатые и знаменитые дамы, жены и дочери магнатов и политиков.
В своем салоне Татьяна была полноправной правительницей — клиенткам не дозволялось трогать шляпы, она сама выбирала нужную вещь и, водрузив ее на голову покупательницы, восклицала по-французски: «Божественно! Восхитительно!»
Мало кто решался с ней спорить — Татьяна, изучавшая скульптуру, действительно умела с ювелирной точностью определить, какой головной убор максимально выигрышно подчеркнет черты лица клиентки.
Карьера Алекса Либермана была не менее блистательной — его революционные идеи пришлись по вкусу новому руководству издательской империи Conde Nast, и он был назначен художественным редактором знаменитого журнала Vogue, а впоследствии занимал главные посты в руководстве издательства.
В декабре 1942 года, по словам дочери Татьяны, «три кочевника, гонимые войнами и революциями», наконец-то обрели свой постоянный дом. Восточная 70-я улица, дом 173 — этот нью-йоркский адрес стал легендарным.
Радушные хозяева неустанно пополняли список знаменитых гостей — здесь бывали Сальвадор Дали, Кристиан Диор, Марлен Дитрих, Коко Шанель, Иосиф Бродский, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Мстислав Ростропович.
Никакие неоплаченные счета и неотданные долги не могли остановить Татьяну, желавшую любой ценой сохранить свою репутацию гостеприимной и щедрой хозяйки. В 1940-е годы она устраивала грандиозные рождественские вечеринки.
Под трехметровой елкой укладывались подарки для гостей — каждый год их было не менее восьмидесяти. Шампанское лилось рекой, подавались изысканные закуски, хозяйка зорко следила, чтобы никто не был обделен вниманием, и время от времени провоцировала споры рискованными заявлениями.
- «Достоевский был просто-напросто журналистом!»,
- «Все знают, что женский мозг меньше мужского!»,
- «Норковая шуба? Это годится только для футбольного матча!»
В своих оценках она была категорична, как советский комиссар:
- «Зачем вам этот ужасный натуральный цвет волос? Немедленно перекрасьтесь в платиновый!»
Увидев подругу дочери, явившуюся к ним в гости в синтетическом плаще, она тут же погнала ее раздеваться:
- «Сними этот ужасный плащ! Он похож на презерватив!»
Злые языки поговаривали, что Татьяна устраивала все эти безумства исключительно для того, чтобы произвести впечатление на нью-йоркцев — еще бы, такой хит-парад знаменитостей в одном месте! Безусловно, Либерманам нужно было поддерживать нужные связи для развития карьеры обоих.
Но если Татьяна чувствовала себя на своих приемах как рыба в воде, то ее мужа, как выяснилось впоследствии, толпы гостей утомляли безумно, и он терпел их только ради обожаемой жены. Первыми словами, которые услышала Франсин дю Плесси от своего отчима через несколько часов после смерти Татьяны, были: «Никогда больше не буду приглашать людей в свой дом, никогда!»
Он никогда бы не решился сказать это жене в лицо. Поскольку, познакомившись с Татьяной, Алекс Либерман твердо решил: цель его жизни — дать счастье этой женщине, оградить ее от любых жизненных проблем, обеспечить потребный уровень комфорта, исполнять любой каприз. Что удивительно — Алексу хватило сил и терпения делать все это на протяжении полувека.
Для Франсин мать всегда была божеством — прекрасным, холодным, непостижимым.
В детстве любимым занятием девочки было созерцание утреннего туалета матери. Тихонько пробравшись в ванную, Франсин следила за грациозными, точными движениями рук, и если ей удавалось увидеть в зеркале улыбку матери, она была счастлива.
Девочка забиралась в шкаф с роскошными нарядами Татьяны, гладила шелк и бархат. Ей так хотелось, чтобы мать чаще обнимала ее и уделяла ей больше внимания. Они так редко бывали вдвоем — только когда гувернантка брала день отдыха и когда болела бабушка, Татьяна сама выводила дочь на прогулку.
Когда Татьяна увезла дочь в Америку, девочка остро переживала разлуку с отцом, но задавать вопросы было немыслимо. Франсин сказали, что отцу поручено секретное военное задание, и о его смерти она узнала случайно, от знакомых.
Приехав в США, она чувствовала себя ненужной посылкой, которую переправляли от одних родственников другим. Ей говорили, что нужно подождать, пока они не обзаведутся достойным домом, а она была готова спать на полу, лишь бы быть рядом с обожаемой матерью. Но сказать ей об этом она была не в силах.
Как, впрочем, и о многом другом. О том, например, что по утрам она убегала в школу без завтрака, который ей никто не готовил. Татьяна вставала поздно, ей завтрак подавал в постель Алекс. Обеды готовила прислуга, но девочка обычно ограничивалась фруктами, а еду выбрасывала.
Либерманы никогда не ужинали дома и лишь изредка брали дочь с собой в ресторан. Она не ложилась спать, дожидаясь родителей. Хроническое недоедание и недосыпание привело к тому, что Франсин начала падать в обморок на уроках. Алекса вызвали в школу и сообщили, что у Франсин ярко выраженная анемия. «Только не говори маме», — первым делом попросил отчим.
Только после этого инцидента прислуге было отдано распоряжение задерживаться до вечера, чтобы приготовить девочке ужин.
О том, что Татьяна и Алекс заключили брак, Франсин узнала, найдя поздравительные телеграммы в прихожей. Впрочем, свадьба была вполне условной: на свадебный ужин в дорогом ресторане, организованный друзьями, Татьяна не пришла — у нее был срочный заказ от очень выгодной клиентки.
Франсин не могла поделиться с матерью своими страхами по поводу отсутствия месячных — они начались у нее только в 16 лет.
Вообще все проблемы со здоровьем, все вопросы по поводу будущей профессии и ухажеров обсуждались только с Алексом — и дочь, и муж всеми силами ограждали Татьяну от житейских проблем, а сама она никогда этими проблемами не интересовалась. Поэтому для Франсин было настоящим шоком, когда мать вдруг начала проявлять активный интерес к ее внешности.
«Тебе не стоит носить пояс — у тебя слишком большая грудь. И о красных туфлях тебе нужно забыть — с такими-то широкими ступнями», — критические замечания матери доводили девушку до слез.
Выбор платья для первого в жизни Франсин рождественского бала чуть не довел ее до нервного срыва — мать купила дочери черное платье («Черный — единственный цвет для вечернего платья!») , и никакие робкие намеки, что может быть, стоит померить что-то розовое или голубое, не возымели действия.
Татьяна очень гордилась тем, что была одной из первых европеек, начавших носить брюки в 1920-х годах. Купив дочери ее первую пару брюк, Татьяна пришла в восторг: «Ты должна всегда носить брюки». Избавиться от абсолютной зависимости от своей властной матери Франсин удалось только после замужества и рождения сыновей.
В 1950-х годах семейство Либерманов было практически неразлучно с другой парой. Айва Пацевич, босс Либермана, и его любовница, великолепная Марлен Дитрих, проводили вместе все уик-энды и праздники. «Они как сестры», — гордо говорил Алекс о Татьяне и Марлен.
Он уже не помнил, что совсем недавно говорил то же самое о бывшей жене Пацевича Наде. Но Надя уже была вычеркнута из списка «нужных» друзей.
Франсин очень хорошо запомнила Рождество 1951 года. Она была дома с приятелем, ее родители собирались на званый вечер. Заехавшая за ними Марлен удивилась: «Дети не должны оставаться одни на Рождество!» И, отправив Либерманов и мужа на вечеринку, приготовила изысканный ужин на троих — икра белуги в шампанском, говяжье филе, лимонный шербет.
…Приемы у Либерманов уже не были столь многолюдными. Казавшаяся неисчерпаемой энергия Татьяны начала иссякать. Ее сильно подломило увольнение с работы. В 1965 году руководство универмага сочло, что шляпный салон чересчур убыточен. Оставшись без работы, Татьяна, к ужасу своих близких, быстро пристрастилась к алкоголю.
Она очень скучала и, поскольку Алекс был по-прежнему занят на работе и к тому же решил наконец осуществить мечту своей юности и стать художником, для Татьяны приходилось постоянно нанимать компаньонов, по большей части — молодых образованных эмигрантов из России.
Обязательным условием было умение готовить. С годами Татьяна становилась все капризнее и разборчивее в еде, и угодить ей было непросто.
После инфаркта в 1976 году Татьяна капитулировала и стала считать себя инвалидом. Она прожила еще 15 лет, но болезни наваливались одна за другой, она пристрастилась к болеутоляющему наркотику, и никакие предупреждения врачей о том, что увеличение доз превратит ее в овощ, не действовали.
Однако полуразрушенная Татьяна почти до самой смерти не забывала каждое утро наводить красоту и регулярно делать прическу. «Я умираю, умираю, Фросинька! — кричала она дочери. — Послушай, найди в гардеробе мою розовую пижаму от Сен-Лорана, сегодня я хочу ее надеть».
Франсин поняла, что мать умирает, когда, зайдя к ней днем, впервые увидела ее непричесанной, со слипшимися волосами и ненакрашенными глазами.
Татьяна Яковлева дю Плесси Либерман умерла в больнице в апреле 1991 года. Последними словами, которые от нее услышала дочь, были: «Ты в брюках? Ты всегда должна носить брюки».
Через день после похорон Алекс попросил Франсин как можно быстрее вывезти из его дома огромную коллекцию нарядов Татьяны. Через месяц он продал свой знаменитый дом, даже не известив об этом дочь, и переехал в небольшую квартиру. А через полтора года женился на Мелинде Печангко — немолодой филиппинской медсестре, которая ухаживала за ним и Татьяной в течение последнего десятилетия.
Алекс пережил Татьяну на восемь лет, и благодаря бесконечной преданности и заботе Мелинды его последние годы были наполнены счастьем. «Как это замечательно, когда тебе по утрам кто-то завязывает шнурки! — признавался Алекс Франсин. — Это то, чего я страстно желал всю свою жизнь!»
Алекс умер в 1999 году. Его могила находится рядом с могилой Татьяны, но она пуста — его прах забрала себе Мелинда. После смерти Алекса она много путешествовала и неизменно возила с собой по всему свету урну с прахом мужа.
