— Да зачем мне всё это надо? — Вера медленно провела пальцами по обложке старой бухгалтерской папки и посмотрела на экран ноутбука. — Мама, у меня работа, мне тишина нужна. Да и привыкла я жить одна.
— Вера, — голос Аллы Николаевны звучал крайне уверенно, — я ведь давно говорила, что мне тяжело одной. А тебе что мешает? Сиди у меня, смотри в интернет. Всё равно ведь оттуда не вылезаешь. А квартиру свою будешь сдавать: пусть лучше приносит пользу, а не простаивает.
Вера жила в Нижнем Новгороде, в двухкомнатной квартире, доставшейся ей после смерти отца, с которым мать давно развелась. Ей было двадцать восемь, она работала бухгалтером на удалёнке. Вела довольно скромный образ жизни, зато наслаждалась возможностью быть хозяйкой самой себе.
Но в отношениях с Аллой Николаевной всегда было слишком много напряжения. Мать обожала контролировать, давать указания, диктовать условия. И теперь вдруг объявила: выходит на пенсию, чувствует себя неважно, просит Веру пожить с ней. Мол, не бросать же родительницу в одиночестве.
— Я понимаю, что тебе, может, и не хочется, — продолжала мать, — но как родная дочь ты просто обязана. Или ты считаешь, что раз я на пенсии, то мне легко одной? Это очень тяжело, нервно. Ты же ничего не теряешь. Захочешь — вернёшься в свою квартиру.
— Мама, я уже привыкла к своей жизни. И, честно говоря, не готова к таким переменам.
— Неблагодарная. Ты что, не можешь помочь родной матери? Я одна тебя растила, всё в тебя вложила. А ты сейчас хочешь просто отвернуться? Тебе всё равно, где сидеть с этими счетами. Переедешь ко мне всего на пару месяцев. Ну поживём вместе, потом разъедемся.
Вере становилось не по себе. Она вспоминала упрёки, контроль и постоянную нервотрёпку с детства. Но сейчас мать в очередной раз умело давила на чувство вины. Да и звучало это формально безобидно — «на пару месяцев». Можно было потерпеть… Хоть на короткий срок.
— Ну хорошо, — выдохнула она, — если это действительно всего на пару месяцев.
— Отлично. Мы будем вместе, а в свою квартиру найдешь нормальных арендаторов, чтобы не переживать.
— Да, я подумаю, кому сдать… Надо найти людей надёжных.
— Вот и договорились.
Через два дня Алла Николаевна уже подбирала жильцов. Нашла пару знакомых, которые срочно искали квартиру. Цену они могли платить не самую высокую, зато обещали относиться к дому бережно. Вере было спокойнее, что мать этих людей хоть знает лично, а не через случайные агентства. Но чувство тревоги уже скребло в душе. Переезд к матери… Это не та перспектива, которая могла обрадовать.
В день, когда всё было окончательно решено, Алла Николаевна позвонила снова.
— Вера, часть своих вещей оставь дома. Зачем тебе всё тащить? Приедешь — потом неделями разбирать будешь.
— У меня не так много вещей.
— Тем более. Забирай самое важное, остальное пусть лежит там. Я тебе потом скажу, что лучше довезти.
— Мама, ты уже начинаешь мне указывать? Может, я сама разберусь?
— Не спорь, девочка. Я же для твоего же удобства.
Вера только глубоко вдохнула. Кажется, назад пути нет: она уже согласилась. Подписала договор на сдачу своей квартиры, получила аванс за два месяца сразу. И до сих пор повторяла себе, что это ненадолго.
— Хорошо, завтра перевезу вещи. Надеюсь, у нас всё будет мирно.
— Конечно, доченька, — внезапно мягко произнесла Алла Николаевна. — А как же иначе?
Вера повесила трубку и посмотрела на свой маленький чемодан в прихожей. Внутри всё сжималось от какой-то необъяснимой тоски. Но она закрыла ноутбук, выключила свет в коридоре, решив, что раз уж сделала выбор, то надо принять ситуацию. Так начинался новый, неприятный этап в её жизни.
Прошло всего полторы недели, а жизнь у матери оказалась куда более тяжёлой, чем Вера могла представить.
Алла Николаевна постоянно вмешивалась в её дела: проверяла, что она ест, когда ложится спать, почему так долго сидит над таблицами. И к каждому рабочему звонку Вера получала комментарий вроде: «Что они там от тебя хотят?» или «Может, хватит уже тратить время в интернете?».
— Ма, я работаю. У меня сегодня отчёт, налоговые документы…
— А когда ты собираешься мне помогать с приготовлением ужина? Если ты живёшь со мной, то должна участвовать в семейных делах.
— Сейчас закончу один расчёт — приду. Я же не отказываюсь. Но мне нужно пару часов.
— Два часа? Да это же целая вечность, — ворчливо отозвалась Алла Николаевна. — Ладно, посмотрим, успеешь ли.
Назавтра всё повторилось: через день — снова. Любой её шаг мать стремилась контролировать.
Как-то вечером Алла Николаевна с гордостью заявила дочери:
— Я тут решила кухню обновить. Купила новые фасады, надо тебе будет потом их установить. Денег, конечно, ушло прилично. Но ведь это твоя обязанность — содержать мать, правильно? Тебе же потом всё это достанется.
— Извини, ты взяла деньги у меня?
— А у кого же ещё? Из тех, что ты за аренду получила, конечно. У нас же общий бюджет. И я ещё кое-что отложила на путёвку с подругами, мы хотим на море слетать.
— Постой, это же деньги от аренды моей квартиры. Ты вообще спрашивала моего разрешения?
— Вера, а зачем спрашивать? Я ведь тебе всё равно помогаю. Да и кто тебе эту квартиру выбил? Я столько лет терпела твоего отца, только чтобы тебя туда прописали. Ты бы без меня сейчас жила в комнате в общежитии. А так вот квартира есть.
Вера почувствовала, что внутри нарастает глухой протест. Но промолчала. То ли силы спорить уже не оставалось, то ли чувство вины перед матерью — за что именно, она и сама не понимала — пересиливало. А когда мать снова притянула аргумент про их «общее дело», Вера только кивнула.
Позже вечером, когда Алла Николаевна ушла к соседке, Вера нашла в одной из папок договор сдачи своей квартиры и проверила сроки. Там был прописан период аренды на шесть месяцев с правом продления! Расторгнуть досрочно нельзя без штрафов.
Она машинально переворачивала листы. Чувство тревоги усиливалось: слова «на пару месяцев» обернулись полугодовым контрактом. И всё это — из-за матери: Вера доверила ей проверить договор, сама не заглянула в текст, так что теперь в ужасе смотрела на эти строки.
— Опять сидишь с документами? — раздался внезапно голос из прихожей.
Вера вздрогнула и обернулась.
— Мама, ты быстро вернулась.
— Да соседке понадобилось уйти по делам. И что ты так запаниковала, что аж в договор полезла? Нечего тебе там в бумажках разглядывать. Всё уже подписано, не заморачивайся. раньше надо было читать.
— А если я хочу вернуть квартиру себе пораньше?
— И что ты будешь делать? Выставишь жильцов, которые тебе платят деньги?
— Может, да, — тихо ответила Вера, опустив глаза.
— Ну, ты как хочешь. Но это будет совершенно нелепо. Тем более ты только обустроилась здесь. Куда тебе дёргаться?
Вера не нашла, что сказать. Складывая бумаги в папку, она подумала, что всё идёт наперекосяк, но спорить силы не было.
Утром Вера проснулась от телефонного звонка и услышала, как Алла Николаевна весело говорит с кем-то:
— Да, конечно. Уже можно думать о долгосрочной аренде… Да-да, всё официально оформим.
Вера насторожилась. Быстро вышла из комнаты:
— Мама, с кем ты разговариваешь?
— С твоими квартиросъёмщиками. Надо будет заранее подписать с ними долгосрочный договор, чтобы не передумали. И выпиши мне доверенность, я сама буду все подписывать, чтобы тебя не нагружать.
— Доверенность? — Вера почувствовала, как сердце сжимается. — Квартира моя, почему вдруг ты будешь заключать договор?
— Потому что я тебя вырастила, — Алла Николаевна повысила голос, — я с твоим отцом всю молодость потеряла, выбивая эту жилплощадь. А теперь хочу, чтобы всё было под контролем. Не забывай, кому ты обязана тем, что родилась. И вообще, эта квартира по праву моя!
Вера резко перебила:
— Да что ты говоришь?! Ты же сама ушла от отца, когда мне было десять лет. И никакого интереса к квартире не проявляла, пока я там не обустроилась. Она официально принадлежит мне. Ты не имеешь никакого права ей распоряжаться.
— Я смотрю, ты совсем уже охамела! — Алла Николаевна сжала кулаки. — Всегда была эгоисткой. А я всё для тебя! Но раз ты такая, знай: если ты уедешь от меня, я сама к тебе туда перееду. И посмотрим, кто кому будет должен!
— Это уже шантаж, мама. Я взрослый человек. И ты не можешь вот так взять и переоформить всё на себя. Это незаконно. И потом, ты сама настояла, чтобы я переехала сюда, а теперь говоришь, что займёшь мою квартиру?
— Найду способ, — упрямо заявила мать. — Не думай, что у тебя столько свободы, как тебе кажется. Я воспитывала тебя в одиночку. Я пережила столько бед, а теперь ты меня хочешь бросить? Нет, дорогуша, так не пойдёт.
Вера замолчала. Столько лет она чувствовала вину перед матерью, будто была обязана искупать какие-то грехи или платить по старым счетам. Но в этот момент что-то надломилось: она вдруг осознала, что больше не готова продолжать этот привычный сценарий. Виноватой и зависимой она больше быть не желает.
— Зачем я вообще согласилась… — прошептала она, развернулась и пошла к себе в комнату. Но внутри она уже продумывала план, как выбраться из этого кошмара.
В очередной раз Вера и Алла Николаевна сидели за кухонным столом. Вера практически не ела: аппетит пропадал, когда мать начинала рассказывать, как тяжело она жила в молодости и как много она сделала для дочери.
Сегодня мать перешла к ещё более унизительным претензиям:
— Ты не представляешь, сколько раз я могла отдать тебя на воспитание бабке, когда мы с твоим отцом ругались. Но я пожертвовала своей жизнью, чтобы ты выросла. А теперь что? Ты хочешь меня бросить?
Вера почувствовала, что дальше слушать это не может. Она встала из-за стола и спокойно, не говоря ни слова, пошла в комнату. Буквально через минуту к ней ворвалась мать.
— Ты куда собралась? С чего это ты вещи собираешь? Ты не можешь так просто взять и уйти! Из-за какой-то глупости рушишь всё, что у нас было!
Вера смотрела на неё и складывала в сумку одежду. Потом мягко закрыла застёжку, выпрямилась.
— Мама, мне жаль, что у нас не получается нормальных отношений. Но я не хочу больше жить в атмосфере постоянного давления. Ты сама разрушила всё, о чём говоришь.
— Ах, значит, это я во всём виновата? Так тебе и легче, наверное: свалить на мать все грехи!
— Мне не легче, — Вера говорила ровно, — но я просто не хочу идти по пути, который ты мне навязываешь. Я уезжаю.
— Да куда ты денешься? У тебя ведь жильцы в твоей квартире! Идти тебе некуда!
— Я им позвоню и попрошу съехать. С деньгами разберусь. Но я не останусь здесь.
Вера развернулась и вышла, оставив мать стоять на пороге комнаты. Отчаяние читалось в голосе Аллы Николаевны:
— Вера! Это бред! Ты какая-то неблагодарная эгоистка!
Но она уже почти не слышала. На улицу вышла с чемоданом в руке. Позвонила квартирантам. Женщина ответила:
— Вера, мы, конечно, понимаем, что квартира ваша. У нас маленький ребёнок, но постараемся найти другое жильё в течение двух недель.
— Мне очень жаль вас подводить. Я буду признательна, если сможете так быстро решить вопрос. В крайнем случае, я сама пока сниму комнату где-нибудь поблизости. Штрафы я готова заплатить.
— Понимаем. Мы постараемся.
Так и вышло: Вера сняла комнату на другом конце квартала. Непривычно, дороговато, но зато снова свобода. Мать звонила каждый день: то извинялась, то снова обвиняла, то говорила, что Вера копия своего отца и «станет такой же неблагодарной».
— Мама, — иногда тихо отвечала Вера, — я не стану скандалить. Но, пожалуйста, не надо мною манипулировать. Я решила жить отдельно.
— Значит, ты бросаешь свою одинокую мать?
— Не бросаю. Я просто позволяю нам обеим жить, как мы хотим. И прошу меня не мучить.
Звонки становились всё более нервными. Но Вера держала дистанцию: не прерывала общение окончательно, но и не шла на уступки. Через две недели жильцы съехали — к счастью, им подвернулся очень удачный вариант, так что про штрафные санкции они решили не вспоминать. Вера вернулась в свою квартиру: родные стены выглядели иначе. Вся её жизнь уже не была прежней.
Первое, что она сделала — пошла в магазин и купила красивую скатерть. Вспомнила, как мать всегда ворчала, когда Вера выбирала «слишком яркие» вещи. Теперь можно было позволить себе то, что нравилось самой. На следующее утро сварила кофе в турке, села за стол и почти с облегчением подумала: «Наконец-то без диктовки».
