Телефон зазвонил в самый неподходящий момент. Я как раз пыталась разобраться с нашими счетами, разложив на кухонном столе квитанции и пытаясь понять, как растянуть оставшиеся до зарплаты две тысячи на неделю. Экран телефона высветил «Римма Петровна». Я вздохнула, уже предчувствуя, что этот разговор не принесет ничего хорошего.
— Ира, привези нам продуктов на месяц, — голос свекрови в трубке звучал как приказ генерала, отдающего распоряжение рядовому. — И деньги на коммуналку не забудь.
Даже не «здравствуй», даже не «как у вас дела». Просто требование, будто я служанка, а не невестка. Я почувствовала, как к горлу подкатывает комок.
— Хорошо, Римма Петровна, — выдавила я. — Постараемся на выходных.
— Не на выходных, а завтра, — отрезала она. — У нас холодильник пустой.
Я молча положила телефон и посмотрела на мужа. Андрей сидел за ноутбуком в гостиной, делая вид, что не слышит разговор, хотя в нашей крохотной однушке это было невозможно. Он даже не поднял глаз от экрана, где мелькали какие-то графики.
— Слышал? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
— Мама стареет, ей тяжело, — буркнул он, не отрываясь от экрана. — Сходим завтра в «Ленту».
Тяжело… Я мысленно усмехнулась. Римме Петровне шестьдесят два, она здорова как конь и каждый день ходит в спортзал «для тонуса». На прошлой неделе хвасталась, что освоила новую программу тренировок. А мы с Андреем работаем на двух работах, чтобы платить за их двушку в центре и нашу однушку на окраине.
Я вернулась к квитанциям, пытаясь сосредоточиться на цифрах, но они расплывались перед глазами. Надо было решать, какие счета оплатить сейчас, а какие отложить до следующей зарплаты. И где взять деньги на продукты для свекрови.
Все началось год назад. Свекр, Виктор Сергеевич, ушел на пенсию по состоянию здоровья — у него обнаружили проблемы с сердцем. Римма Петровна продолжала работать в бухгалтерии, но, как она говорила, ее зарплаты «едва хватало на лекарства».
— Дети должны помогать родителям, — заявила она на семейном ужине, который сама же и организовала. Помню, как она расставляла на столе недешевые закуски. — Мы же вас растили, кормили, образование дали. Теперь ваша очередь.
Андрей сразу согласился. В тот же вечер перевел родителям половину своей зарплаты. Я пыталась возражать, когда мы остались одни:
— Андрюша, у нас самих денег нет! Мы кредит за машину платим. И ипотеку. Как мы жить будем?
— Ты эгоистка, — отрезал муж, глядя на меня так, будто впервые видел. — Родители важнее машины. Продадим ее к чертям.
Машину продали через неделю. Старенькую «Ладу», которую мы покупали с таким трудом, мечтая о поездках на дачу и в лес. Теперь по выходным мы сидели дома — на общественный транспорт не было ни сил, ни желания.
А требования свекрови только росли.
Сначала коммуналка — «у нас такие счета, просто кошмар какой-то». Потом продукты — «в магазин ходить тяжело, вы же на машине». Потом новый телевизор — «старый плохо показывает, а отцу только телевизор и остается в радость». Потом путевка в санаторий — «здоровье не железное, надо поддерживать».
Я работала продавцом в книжном магазине и подрабатывала уборщицей по выходным — мыла офисы, когда там никого нет. Андрей трудился в автосервисе и ещё развозил заказы для онлайн-магазина по вечерам. Домой приползали без сил, часто даже не разговаривали — просто падали в постель и засыпали.
А Римма Петровна каждый день звонила с новыми просьбами.
— Ирочка, дорогая, купи мне крем для лица. Тот, что по телевизору рекламируют. За три тысячи. У меня кожа такая сухая стала.
— Ирочка, милая, закажи нам доставку суши. Захотелось японской кухни, а в такую погоду из дома выходить не хочется.
Когда я пыталась объяснить, что лишних денег у нас нет, она обижалась и звонила Андрею. И тот срывался на меня: «Неужели тебе жалко для родителей?»
Жалко… Я перестала покупать себе одежду, даже самую дешевую. Мой гардероб состоял из вещей, которым было по пять-семь лет. Обед на работе — пачка лапши быстрого приготовления. Никаких развлечений, никаких поездок, никаких подарков друг другу.
Позавчера пришла от них СМС: «Купите нам новый холодильник. Этот шумит по ночам, спать невозможно».
Я показала сообщение Андрею. Он только пожал плечами:
— Купим. В кредит возьмем.
— Андрюша, мы уже два кредита платим! — Я чувствовала, как внутри все закипает, как будто чайник, который забыли выключить. — Нам самим на еду не хватает! Я последний месяц обедаю дошираком!
— Родители важнее, — повторил он свою любимую фразу. — Папе нужен покой, а холодильник шумит.
— Ты хоть раз спросил, как этот холодильник шумит? Может, его просто выровнять нужно? Или уплотнитель заменить?
— Ира, прекрати! — Андрей хлопнул ладонью по столу. — Я не буду слушать, как ты обсуждаешь моих родителей!
Я замолчала. Бесполезно. Когда дело касается его родителей, Андрей не слышит никаких аргументов. Будто в его голове сидит маленький ребенок, который повторяет: «Мама всегда права. Мама лучше знает».
Вчера я зашла к свекрови забрать их старую микроволновку — «подарить» нам, раз мы такие бедные. И обомлела.
В гостиной стоял огромный новый телевизор с изогнутым экраном — такой, какие я видела только в дорогих магазинах электроники. На столе — дорогие конфеты в красивой упаковке и свежие фрукты. Ананас, черешня в декабре, манго. Римма Петровна сидела в новом шелковом халате с вышивкой, который стоил явно недешево.
— Красиво живете, — не удержалась я, оглядывая комнату.
— А что такого? — Свекровь удивленно подняла брови, будто не понимая, о чем я. — Мы же экономим на всем остальном.
Экономят… На наши деньги купили телевизор, а нам говорят, что старый «плохо показывает». Едят фрукты, которых мы себе позволить не можем, а нам рассказывают, что едва сводят концы с концами.
Я взяла микроволновку — старую, с пожелтевшим корпусом — и ушла, не сказав ни слова. Боялась, что сорвусь.
Сегодня утром Римма Петровна позвонила с новым требованием:
— Ира, нам нужен новый диван. Этот уже совсем продавился. Спина болит.
— А где деньги на холодильник? — осторожно спросила я.
— Какие деньги? — В голосе свекрови звучало искреннее удивление. — Мы же договорились — вы покупаете. Вы молодые, вам проще кредит взять.
Я повесила трубку и пошла в спальню. Достала из шкафа коробку с документами. Там лежали все чеки и квитанции за последний год. Я специально собирала их, чтобы однажды показать Андрею, сколько мы тратим на его родителей.
Считать было противно, но я считала. Методично раскладывала бумажки по стопкам, записывала суммы в блокнот. Сто двадцать восемь тысяч рублей. Больше двух моих годовых зарплат. А живем мы на макарошках и сосисках, экономим на проезде и одежде.
В этот момент в квартиру вошел Андрей. Вернулся с работы раньше обычного — автосервис закрылся на инвентаризацию.
— Что делаешь? — спросил он, увидев разложенные по полу чеки.
— Считаю, сколько мы потратили на твоих родителей за последний год, — ответила я спокойно.
Лицо мужа сразу стало каменным, как у статуи:
— Опять ты за свое…
— Андрей, — я показала ему самый большой чек, — они на наши деньги купили телевизор за восемьдесят тысяч! Тот самый, который я вчера видела. А нам сказали, что у них денег нет даже на лекарства!
Муж молча взял чек, прочитал и вдруг побледнел, будто кровь отхлынула от его лица.
— Этого не может быть…
— Может, — тихо сказала я. — Я вчера видела этот телевизор. У них дома фрукты, дорогие конфеты, новая одежда. А мы живем как бомжи, потому что помогаем «бедным родителям».
В тот же момент на моем телефоне звякнуло сообщение. Я достала его из кармана и увидела имя Риммы Петровны. То, что я в нем прочитала, заставило меня схватиться за сердце…
«Андрюша, скажи жене, чтобы перестала считать наши деньги. Это неприлично. И да, завтра нужно купить новую стиральную машину. Старая плохо отжимает».
Она отправила сообщение мне, а не Андрею! По ошибке. И даже не удосужилась это заметить.
Я показала экран мужу. Андрей прочитал и опустился на диван, будто ноги его не держали.
— Мама знала, что мы покупаем им технику, — пробормотал он. — И при этом сама покупала телевизор…
— Твоя мама нас обманывает уже год, — сказала я как можно спокойнее. — Она получает пенсию, свекр подрабатывает — я сама видела его объявление о ремонте часов в районной группе. А мы живем впроголодь.
Андрей молчал, разглядывая чеки, разложенные на полу. Его лицо постепенно менялось. Недоверие сменилось удивлением, потом — пониманием, и наконец — гневом.
— Восемьдесят тысяч за телевизор, — повторил он, будто не мог в это поверить. — Мы месяц на хлебе сидели, чтобы им на коммуналку отправить, а они телевизор покупают…
Я не стала говорить «я же тебе говорила». Просто села рядом и обняла его за плечи. Андрей смотрел прямо перед собой, и в его глазах я видела, как рушится целый мир — мир, в котором мама была безупречной.
На следующий день мы поехали к родителям Андрея. Я настояла — хватит решать все по телефону. Пора посмотреть друг другу в глаза.
Римма Петровна встретила нас в новом спортивном костюме из дорогой ткани. Помню, я такие видела в бутике в торговом центре и тихо ахнула от цены. На кухне красовалась дорогая кофемашина, которую я видела впервые.
— А это что? — кивнула я на кофемашину, стараясь, чтобы голос звучал обычно.
— Подарок от соседки, — не моргнув глазом ответила свекровь. — Она купила новую, а эту отдала нам. Садитесь, чай пить будем.
Достала печенье за триста рублей упаковка — с орехами и шоколадной начинкой. То самое, которое я иногда с тоской разглядываю в магазине, но никогда не покупаю. Слишком дорого.
— Мам, нам нужно поговорить, — начал Андрей. Я видела, как он нервничает — пальцы сжимаются и разжимаются. — Про деньги.
— Что про деньги? — Римма Петровна сразу насторожилась, будто почувствовала опасность. — Вы же обещали помагать. Мы на вас рассчитываем.
— Помогать — это одно. А жить за наш счет — другое.
Лицо свекрови стало каменным:
— Как ты смеешь! Я тебя растила, кормила, в институт отправила! А теперь ты будешь мне указывать, как жить?
— Мама, ты на наши деньги телевизор купила. Зачем соврала, что старый сломался?
— Какой телевизор? — Римма Петровна попыталась изобразить удивление, но у нее плохо получилось. — О чем ты вообще?
Андрей молча достал чек, который мы нашли среди других бумаг. Тот самый, на восемьдесят тысяч. Свекровь взглянула и покраснела, как будто ее поймали на воровстве.
— Это… это мы накопили! С пенсии!
— Откуда? — спросил муж. — Ты же говорила, что денег нет совсем. Что папе на лекарства не хватает.
Началась настоящая буря. Римма Петровна кричала, что мы неблагодарные, что дети должны содержать родителей, что она всю жизнь нам посвятила, а мы считаем каждую копейку.
— Почему я должна отчитываться, как трачу деньги? — кричала она, размахивая руками. — Я мать! Меня нужно уважать!
— Мам, стоп, — перебил ее Андрей. Я никогда не видела его таким решительным. — Мы год работаем на трех работах. Ира по ночам квартиры убирает. У нас даже на нормальную еду денег нет. А ты нас обманываешь и тратишь наши деньги на развлечения.
— Это не развлечения! Это необходимость! — Голос свекрови поднялся до пронзительных нот.
— Кофемашина за пятьдесят тысяч — необходимость? — не выдержала я, указывая на сверкающий хромом аппарат на кухне. — Или вам ее тоже соседка «подарила»?
Свекровь растерянно замолчала, будто выбитая из колеи. В комнату вошел свекр, услышав крики.
— Что тут происходит? — спросил он, переводя взгляд с жены на нас.
— Папа, — Андрей показал ему чеки, — ты знал, что мама тратит наши деньги на дорогие покупки, а не на лекарства и коммуналку?
Виктор Сергеевич взял документы, изучил и тяжело вздохнул. На его лице было написано все — он знал.
— Рима, ну зачем ты так? — спросил он тихо. — Ребята и так нам помагают. Зачем обманывать?
— Вы все против меня сговорились! — взвизгнула Римма Петровна, отступая к стене. — Сын, невестка, даже муж! Все против меня!
— Мам, — твердо сказал Андрей, — с завтрашнего дня мы перестаем вам платить. Будем помагать продуктами раз в месяц, не больше. И только самое необходимое.
Свекровь попыталась устроить истерику, но Андрей стоял на своем. Впервые за год я увидела в муже того мужчину, за которого выходила замуж — сильного, решительного, способного защитить свою семью.
— Но как же мы будем жить? — всхлипывала Римма Петровна, которая поняла, что проиграла.
— Как жили до этого, — спокойно ответил свекр. — На пенсию и мою подработку. Нормально жили. Никто с голоду не умирал.
— А телевизор? А кофемашина?
— Телевизор можешь оставить, — сказал Андрей. — Считай это нашим последним подарком. Но больше никаких покупок за наш счет.
Мы уехали молча. Всю дорогу домой не сказали друг другу ни слова — каждый думал о своем. Дома Андрей обнял меня — крепко, будто боялся потерять:
— Прости, что не поверил сразу. Мама меня с детства приучила, что я ей всем обязан. Что без нее я ничего не стою.
— Обязан — не значит позволять себя обманывать, — ответила я, прижимаясь к его груди. — Ты должен уважать родителей, но это не значит, что должен жертвовать своей жизнью.
В ту ночь мы впервые за долгое время говорили — по-настоящему, открыто. Андрей рассказывал о своем детстве, о том, как мама всегда контролировала каждый его шаг, как внушала ему чувство вины за любую ошибку.
— Она любит тебя по-своему, — сказала я, когда мы лежали в темноте. — Просто не умеет любить иначе. Не умеет отпускать.
Прошло два месяца. Римма Петровна первые недели обижалась и не звонила. Потом начала названивать Андрею, жаловаться на тяжелую жизнь, на то, что «родной сын бросил».
Но муж стоял твердо. Раз в месяц мы покупали родителям продукты, помагали по хозяйству. Свекр иногда заходил к нам — выпить чаю, поговорить. Он менялся — становился более открытым, живым. Рассказывал о своих часах, о том, как радуется, когда удается починить старый механизм.
Римма Петровна оставалась холодной. Но постепенно и она начала оттаивать. Однажды позвонила и спросила рецепт пирога, который я готовила на Новый год.
За эти два месяца мы закрыли один кредит, купили себе нормальную еду и даже сходили в кино. Впервые за год. Сидели в темном зале, держась за руки, и я чувствовала, как внутри растет что-то новое — надежда на то, что все будет хорошо.
— А знаешь что смешно? — сказала я Андрею вчера, когда мы ужинали на кухне. Настоящим ужином, а не лапшой из пакетика. — Твоя мама прекрасно живет без наших денег. И кофемашиной пользуется, и в спортзал ходит. Оказывается, им хватает.
— Просто привыкла жить за чужой счет, — вздохнул муж. — Сначала за счет моего отца, потом за наш. Хорошо, что мы вовремя остановились.
Позавчера Римма Петровна прислала СМС: «Может, все-таки купите нам новую стиральную машину? Старая совсем плохая стала».
Андрей ответил коротко: «Нет».
И впервые за долгое время я почувствовала, что живу в своей семье, а не работаю на чужую. Что мой муж — действительно мой муж, а не вечно виноватый мальчик, которым помыкает властная мать.
Вечером мы сидели на балконе — пили чай и смотрели на звезды. Из соседнего окна доносилась музыка, где-то лаяла собака. Обычные звуки обычного вечера.
— Знаешь, — сказал вдруг Андрей, — я думаю, у нас получится накопить на первый взнос за дачу. Ту самую, о которой мы мечтали.
— Получится, — кивнула я. — Только не на машине придется ездить.
— Ничего, автобусы ходят. Главное — что мы вместе.
Он обнял меня за плечи, и я подумала, что иногда нужно пройти через испытания, чтобы понять, что по-настоящему важно. И что семья — это не те, кто требует, а те, кто готов отдавать, не ожидая ничего взамен…
