Пятнадцатилетнего Ваню, сына волостного писаря Дмитрия Герасимовича Сытина, приютил у себя московский купец Петр Николаевич Шарапов.
Ваня родился в селе Гнездниково Костромской губернии и был старшим ребенком в многодетной семье. Окончив три класса церковно-приходской школы, мальчик не в силах был мириться с отцовскими нравоучениями и многодневными запоями.
Он уехал искать лучшей доли в Москве, получив от добрых знакомых рекомендательное письмо к купцу Шарапову. У Петра Шарапова была книжная лавка, куда и определили мальчишку. Ваня работал без жалованья, лишь за еду, кров и приобретение навыков, причем не только в торговом деле.
Иван оказался трудолюбивым, сообразительным и быстро стал любимцем бездетного Шарапова, который относился к нему как к сыну. Старообрядец Шарапов не уважал новомодные издания и основной доход получал от лубочных картинок, которых тысячами раскупали деревенские.
Когда Сытину исполнилось двадцать лет, Шарапов отправил его в Нижний Новгород в качестве управляющего лавкой. Сытин принялся создавать собственную торговую сеть: он договаривался с крестьянами, приходившими в город, те получали лубочные картинки и книги под реализацию и отправлялись с ними в близлежащие деревни. Торговцев называли «офенями».
Неизвестно, сколько из первых торговцев вернулись назад с деньгами, а сколько предпочли продать их и забрать прибыль, но риск вскоре оправдал себя. Лучшим офеням предлагали скидки, а самые активные из них открывали свои торговые сети.
Получалось некоторое подобие сетевого маркетинга, которое Сытин контролировал. Нижегородская лавка стала прибыльной, Шарапов это заметил и еще больше проникся симпатией к недавнему ученику. Кроме работы продавцом, Сытин постигал основы издательского дела.
Так Ваня и работал десять лет на своего хозяина, служил ему верой и правдой. Купец даже задумался: а не переписать ли на Ивана имущество после своей смерти и дело свое передать…
Однажды Иван зашел в гости к своему приятелю переплетчику Горячеву, у которого гулял на свадьбе два года назад. Супруга переплетчика представила ему свою семнадцатилетнюю родственницу Дуняшу, дочку почтенного московского кондитера Ивана Соколова, жившего на Таганке.
Стройная, с толстой русой косой, Дуня глянула на гостя своими синими глазищами и сердце Сытина замерло: «Господи, красота-то какая! Век бы смотрел на нее!»
Влюбленный Иван тут же посватался: боялся, что невесту «уведут» конкуренты. За дочкой кондитер Соколов дал хорошее приданое — четыре тысячи рублей. Свадьбу сыграли через две недели — 28 мая 1876 года.
Женившись, Сытин решил открыть собственное дело. Он приобрел новый печатный станок: занял деньги у Шарапова и вложил часть приданого жены.
Вместе с этим он пригласил мастеров-рисовальщиков, задачей которых были красочные цветные иллюстрации лубочных картинок и книг.
В 1877 году с началом русско-турецкой войны возрос интерес людей к народным картинам и военным картам, которые продавались как иллюстрации к сводкам с фронта. Сытин заметил эту популярность, увеличил их производство и стал зарабатывать еще больше и вскоре погасил все долги.
Еще служа у Шарапова, Сытин начал издавать крошечные книжки в шестнадцать страниц без переплета: сказки и короткие изложения классических романов. Он заказывал пересказы Вальтера Скотта, Марка Твена, Жюля Верна за небольшие гонорары — от двух до пяти рублей: их охотно выполняли гимназисты и семинаристы. Расходились брошюрки огромными тиражами.
Не обошлось без курьезов: однажды Иван Дмитриевич издал произведение своего автора Павла Кувшинина «Страшный колдун», которое оказалась кратким изложением рассказа Гоголя «Страшная месть».
20 мая 1882 года Москва бурлила. Открывалась Всероссийская промышленно-художественная выставка. Все Ходынское поле застроили огромными павильонами. Городские власти проложили туда железнодорожную ветку от Смоленского вокзала.
На открытие приехал император Александр III. Он выслушал приветствие московского генерал-губернатора Долгорукова, отстоял молебен и отправился осматривать залы выставки.
Сытин в новом костюме, благоухающий одеколоном, в толпе увидел приятеля — художника Михаила Боткина и подошел поприветствовать его. У Боткина на выставке был свой зал исторической живописи, где по воле устроителей был выделен угол и для книг Сытина.
— А вот, позвольте Вам представить наш молодой многообещающий издатель дешевых книг для крестьянства! — провозгласил Боткин, указывая императору на Сытина.
Император, милостиво кивнув, направился дальше, в павильон промышленности, где у Сытина стояла первая изготовленная в России печатная машина. Иван кивнул помощнику:
— Запускай!
Из чрева машины прямо в царские руки выпал плакат с его собственным изображением. На лотке высилась стопка только что отпечатанных брошюр.
Монаршее удовлетворение выразилось в награждении книгоиздателя серебряной медалью на Станиславской ленте, изображение которой впоследствии украсило фирменный бланк «Товарищества Ивана Сытина и К». Золотую медаль Иван не мог получить из-за принадлежности к крестьянскому сословию.
Московские власти оценили успех молодого издателя. К продукции Сытина прибавились календари — их выпускали по 12 миллионов ежегодно. Книги издавались чуть ли не по всем отраслям — истории, экономике, философии, медицине, географии, педагогике. Выходило двадцать журналов, среди них «Вокруг света» с приложением «На суше и на море», «Нива», «Вестник школы», «Голос минувшего».
Ивану Дмитриевичу понадобился всего год, чтобы захватить половину рынка России. Для этого приходилось работать чуть ли не круглосуточно и приобретать лучшее оборудование, что обходилось недешево.
Издавалось девять газет, включая знаменитое «Русское слово». Но главной страстью Сытина стала современная русская литература. Он первым начал печатать полные собрания сочинений русских классиков. Его называли «американцем» за любовь к техническим новинкам. Сытин одним из первых в России завел персональный автомобиль с личным шофером.
21 ноября 1884 года взволнованный, радостный Сытин ворвался в дом, крича с порога:
— Дуняша, моя взяла! Еще вчера серьезные писатели от меня нос воротили, а один даже, брызжа слюной, отворачивался: мол, печатайте свои лубки да опусы господина Кувшинина, а обо мне и не мечтайте! Завтра все изменится. Я договорился с самим Чертковым об издании рассказов Льва Толстого.
А уж за этим вся литература ко мне подтянется! Я, Дуняша, стану посредником между писателями и народом. Так серию и назову «Посредник»! Книги будут стоить по копейке, чтобы в каждой избе их могли прочесть…
Дуня вздохнула: вот в этом весь ее муж — бурлит энергией, которой на десять человек хватит! Знал бы Иван Дмитриевич, чем это для него обернется. За распространение толстовских идей Сытина причислят к неблагонадежным, а литературу для народно-школьных библиотек приравняют к «подрывной», в лавках учинят обыск.
Да и «прогрессивные писатели», к которым так льнула душа Сытина, то и дело его подводили. Максим Горький обозвал Ивана «cyкиным сыном и жуликом».
Иван предложил начинающему писателю Леониду Андрееву «всего-то» 350 рублей за книжку. Но ведь всем начинающим платят ровно столько. Раньше и Горький от Сытина получал столько же, да еще и благодарил. А теперь переманивает авторов к себе, в издательство «Знание».
А Чехов? Тонкий, интеллигентный человек… Антон Павлович рассказывал всем, что Сытин на деньги, которые не доплатил писателям, приобрел дачу в подмосковной Берсеневке, на которой сам и гостил.
Дуня досадно поморщилась: на дачу они еле наскребли денег, потому что большую часть того, что они скопили, муж отдал на поддержку «Русского слова». А ведь на издание этой газеты Сытина подбил Антон Павлович.
Почему-то все считают, что у Сытина денег без счета. Никто не поинтересуется во сколько Ивану обошелся новый комбинат на Пятницкой? Муж затеял строительство здания в четыре этажа, новейшую технику выписал из Германии. На Страстной площади построили здание для «Русского слова». Каждому крупному сотруднику — свой кабинет.
Сытины переселились поближе к любимому детищу — квартира у них теперь над редакцией. Дети подрастали, а их у Сытиных было десять — шесть сыновей и четыре дочери. Старшие мальчики трудились вместе с отцом.
В 1905 году начались стачки, и сытинские рабочие, о которых он так пекся, улучшая условия труда, повышая жалование при каждой возможности и увеличивая оплату больничных листов, оказались в первых рядах. Иван Дмитриевич отправился на встречу со стачкомом. Вернулся домой мрачнее тучи:
— Я им, Дуня, говорю: разгромите типографию, где работать станете? А они мне в ответ: пусть работу потеряем, зато тебе кузькину мать покажем! Тут сверху 500-килограммовый рулон бумаги огромный сорвался. Тросы, видно не выдержали, еле отскочить успели. Я им говорю: не будете исправно делать свое дело — всех сомнет махина!
В феврале 1917 года Москва была неспокойна. 19 февраля на торжественном вечере в Политехническом институте по случаю 50-летней издательской деятельности Сытина было много солидных гостей. Юбиляра чествовали, называя»книжным великаном». Говорили, что в России нет избы или дома, где не было бы сытинских изданий, а Сытин возглавляет просвещение народа.
Юбиляр в ответном слове скромно заметил, что тираж одних книг, не считая прессы, уже в 1913 году составлял четверть миллиона. Сейчас у него в планах было строительство Дома книги и бесплатного санатория для своих рабочих.
А в конце февраля грянула революция, потом другая. Старший из сыновей Ивана Дмитриевича Николай был его правой рукой, Василий — главным редактором Товарищества, Иван ведал реализацией продукции.
Петра отправили в Германию изучать экономические науки, и только младший, Дмитрий, стал офицером, в гражданскую войну воевал на стороне красных, был в штабе Фрунзе. Сытин готовил сыновей к тому, чтоб со временем передать дело в их руки.
Кутаясь в пальто, Сытин вжался в сиденье промерзшего вагона. Странно, что при такой разрухе еще ходят поезда!
Завтра он приедет в Петербург и отправится в Смольный. Там-то должны понимать, что издательское дело важно при любой власти. Все-таки Ленин — сын педагога и должен ратовать за просвещение!
Ленин принял издателя. Сытин неторопливо начал:
— 28 ноября мою типографию национализировали. Ладно, не возражаю. Но зачем врываться ночью? С оружием, с матами ко мне домой?
— Все подлежит национализации. Но вы не горюйте, жилье вам оставим, пенсию дадим.
Сытин протянул Ленину книгу, посвященную 50-летию своей издательской деятельности:
— Я свою жизнь прожил честно. Вот, извольте видеть — «Полвека для книги». Я на издательскую деятельность нового государства отпишу половину своих сбережений.
Ленин хитро прищурился…
…Осенним дождям не видно было конца. Стена протекала, в углу топорщились обои. Иван Дмитриевич оглядывал стены своей комнатушки. Спустя три года после смерти Ленина огромную семью Сытина выселили из квартиры. Теперь они ютились в трех комнатушках на Тверской.
Любимого дела больше не было, последнее свое издание Сытин выпустил в 1924 году. В сентябре того же года скончалась любимая Дуняша, а он продолжает жить.
Хотя какая это жизнь? Сидеть в четырех стенах в продавленном кресле между железной кроватью и шатким письменным столом… Когда-то его величали «русским колоссом-просветителем», а теперь называют «царским агентом», который эксплуатировал рабочих ради собственного обогащения. Теперь никому не нужен его опыт и знания.
В ночь с 22 на 23 ноября 1934 года он долго ворочался в постели: мучили надрывный кашель и нехватка воздуха. Потом он наконец уснул, забылся тяжелым сном. Он увидел тяжелый бумажный рулон, сорвавшийся с тросов, и летящий на него. Иван Дмитриевич подумал: ну вот, все рушится, скорей бы уж к своей Дуняше… 83-летний Сытин утром не проснулся.
Никто публично не почтил памяти человека, так много сделавшего для страны. На Введенское кладбище покойного провожали только родные, близкие друзья и несколько бывших служащих.
Иван Дмитриевич Сытин прожил долгую, полную событий жизнь и остался в памяти нескольких поколений соотечественников как человек, боровшийся за просвещение простых людей. Его называли «первым гражданином земли Русской», «Великим книжником», «человеком, который научил Россию читать».
Сытин говорил: «За свою жизнь я верил и верю в одну силу, которая помогает мне преодолевать все тяготы жизни. Я верю в будущее русского просвещения, в русского человека, в силу света и знаний».
Парадоксально, но сам Сытин за всю свою жизнь не прочитал ни «Войну и мир», ни «Преступление и наказание», ни «Мертвые души», а писал неразборчивыми каракулями, почти бессвязно.
«Жил был Иванушка Дурачек у родителей средней деревенской семьи. Грамота ему не давалась, да и учение в его годы было очинь не увлекательное. В начальнои школе, главные учебники Славянскои азбуки, псалтыр, чесослов зубрили наизусть. Выучивши еле разбирать по складам и кое как безграмотно писать окончил свою грамоту Иван.
Ну теперь брат иди с богом послужи добрым людям научист своим трудом добивать себе хлеб. Благословили родители хлопса и отправили в Москву с провожатым збыть срук куда нибудь в учение мальчиком.
А бабуся дала накрест талисман на счастье. Береги Ванюшка его тебе даст счастье сказала она. И вот Ванушка в Москве в лавке купца торговца книшками…»- это строчки «Автобиографической притчи», написанной Сытиным.
