«Мои чувства к Володе проверены…я ему теперь жена», — говорила Лиля Брик сестре в самом начале романа с Владимиром Маяковским. Тут же она отметила, что Ося не против. Осей был законный супруг Лили, человек, за которого она сломя голову побежала замуж в 1912 году.
А уже спустя 6 лет последовала встреча с Маяковским и новая любовь.
Самое интересное то, что Ося не протестовал. Лиля должна была стать единственной женщиной/музой в его жизни и ничто, даже ее новые чувства к другому мужчине, не могли этого изменить. Это знал он, это знала Лиля, и единственная, кто удивился такому развитию событий – сестра Лили Эльза.
«Мы решили навсегда поселиться втроем»
Когда Лиля заявила об этом Эльзе, той ничего не оставалось, как принять и понять. Хоть и будучи все еще безумно влюбленной в Маяковского, она уже ничего не могла поделать.
Летом 1918 года, заглянув на дачу к Брикам с прощальным визитом (она уезжала в Европу), Эльза застала там абсолютно всем довольную парочку. Брик развалился в кресле, Лиля сидела неподалеку, а у ее ног – Маяковский.
Он буквально сиял и был необычайно тих. Таким Эльза его никогда ранее не видела. А ведь она намного раньше сестры встретила этого сумасброда. За три года до этого именно она привела Маяковского в гости к Брикам. Сделала это только для того, чтобы сестра оценила ее выбор.
Маяковский же на визит согласился только ради прочтения своей новой поэмы «Облако в штанах». Её он готов был читать всем, кто соглашался слушать, правда, и тем, кто был не согласен, тоже.
Эльза гордилась тем, что за ней ухаживает настоящий, пусть и не особо богатый поэт. Ее значимость в глазах окружающих тоже словно бы повышалась.
Поэтому она была в восторге от того, как в тот вечер публика встретила Владимира. Но восторги длились не долго. К концу «приема» Владимир сделал то, чего не стоило делать ни одному ее ухажеру.
Он подошел к ее сестре и испросил позволение посвятить новую поэму ей. На заглавии тетрадки, в которую была она записана, начертил – «Лиле Юрьевне Брик».
Лиля была в восторге, а вот Эльза пребывала в некотором недоумении. Кажется, она потеряла поклонника. Не стоило ей знакомить Маяковского с сестрой, ведь она хорошо знала о животном магнетизме Лили. Едва та вступила в пору полового созревания, как мужчины стали буквально пожирать ее взглядом.
Родители и Эльза были в шоке. У них была интеллигентная, образцово-показательная семья, Лиля в ней была бельмом на глазу. Очень странная, эпатажная и потому опасная. Поговаривали, что на нее запал сам Шаляпин. Родственники и не надеялись, что им не придется краснеть за ее поведение в дальнейшем.
Нет, шанс был. Поражали стихи Лили. Возможно, она станет прекрасной поэтессой и даже прославится, выберет себе подходящего мужчину, который сделает все, чтобы она остепенилась. Но, как оказалось позже, стихи писала не любимая доченька, а ее учитель словесности, которого она соблазнила.
Чтобы хоть как-то оградить Лилю от пересудов, семья отправила ее к бабушке в Польшу. Но там в нее влюбился родной дядя. Дошло даже до того, что он попросил на полном серьезе руки племянницы.
Естественно, ему это не позволили, и Лилю вернули в родное гнездышко. Правда, пробыла она там недолго, ведь вскоре выяснилось, что девушка беременна, а потому пришлось искать ей врача где-то в глубокой деревне.
Что стало с ребенком, неизвестно.
Осип Брик не производил впечатления подходящего человека, но с его появлением появилась и новая надежда. Родители не сильно протестовали. Ося был в восторге от безумной жажды жизни девушки, от того, что она, как и он, умеет окружать себя талантливыми людьми.
И вот Ося на втором месте. Эльза, если не паниковала, то была близка к этому. А что же подумают о них люди. Какое счастье, что она уезжает в Европу и будет так далеко от всего происходящего, как только это возможно.
«Жизнь не должна осложняться глупым романом на стороне»
Эльза была не права, никаких трудностей с совместным проживанием Лили, Оси и Владимира не возникло. Маяковский просто переехал в квартиру к Брикам в Полуэктовом переулке Москвы. Так решила Лиля, Осип не протестовал.
Оба они считали ревность и развод нелепыми буржуазными предрассудками. Зачем расставаться, если им так хорошо втроем, если можно наслаждаться обществом друг друга без ограничений.
Так на двери Бриков появилась надпись – «Брики. Маяковский». Владимир всем говорил о том, что Лиля его жена. Никто ему не возражал.
Жили дружно. По вечерам собирали у себя всех городских знаменитостей. На чаёк к Брикам, а кроме чая и варенья странному семейству и нечего было предложить, приходили Малевич и Пастернак, захаживали и видные деятели с Лубянки.
Возможно, что знакомство с последними и служило тому, что даже в суровые дни закручивания гаек, Брики и Маяковский свободно мотались по заграницам. И это при том, что всем остальным получить визу было не реально.
Маяковский Лилю обожал, и об этом знали все. Он не сводил с нее взгляда на общих посиделках, он даже побил одного из своих знакомых, когда тот посмел пренебрежительно отозваться о ней. Его не обидели даже насмешки Ларисы Рейснер, а она умела насмешничать.
В ответ на ее упреки в том, что Владимир слишком уж мил с Лилей и даже ее сумочку таскает, тот заявил, что сумочку Лили может таскать даже в зубах, если это понадобится. Вот настолько он был влюблен.
Лиля же, хоть и отвечала ему взаимностью, была несколько холодна. Ей нравилось внимание Владимира. Но спустя несколько лет «брака» он стал ее утомлять. В отличие от Оси, Маяковский мечтал владеть Лилей безраздельно. Осю он терпел, муж все же, а вот других видеть рядом с Лилей не желал.
Все чаще в их квартире, уже в Водопьяном переулке, куда все трое переехали комфорта ради, звучали грубые слова. Однажды Ося услышал, как Лиля отчитывает Владимира за то, что тот посмел контролировать ее дневные похождения.
Под одной крышей они, согласно уговору, могли находиться только по вечерам, дни же должны были проводить порознь. Маяковский нарушил это обещание, за что был наказан тремя месяцами отлучения от Лили. Он был вынужден переселиться в другую квартиру, от чего очень страдал.
А ведь это был только первый звоночек. Любовь и страсть, как и все в этом мире заканчивалось. Вот только ни Маяковский, ни Брик этого не заметили. Заметив же, смогли бы избежать многих сожалений в будущем. Может и не пришлось бы тогда так рано хоронить поэта.
