— Не сопротивляйся, а то будет хуже, — только и сказал напуганной до смерти Танюше страшный косматый человек и распахнул на ней тулуп.
От страха она зажмурила глаза и страшно закричала, хотя и знала, что ей никто не поможет: за два дня у нее не осталось ни мужа, ни семьи…
— Веди себя прилично, люди ж смотрят, а у тебя вот-вот лицо треснет! — пыталась увещевать Танюшу маменька, но куда там — разве ж такое счастье от людей спрячешь?
Сегодня был тот самый знаменательный день, о котором Таня так долго мечтала — с тех самых пор, как пару лет назад увидела нового коменданта соседней крепости, приехавшего к ее родителям с обязательным визитом.
Сердобольная матушка подкладывала дорогому гостю уже третий кусок кулебяки, а Танюша — тогда совсем ещё юная — не могла отвести от него глаз. Захар Иванович, конечно, не мог ничего не заметить — ух, как горячо краснела красавица Танюша, когда наливала ему чай! Щёчки были по цвету точно ее нарядный сарафан!
Премьер-майор Харлов был человеком серьезным и опытным — ещё бы, ему уж пошел пятый десяток и послужной список у него был весьма выдающийся. С детства приученный к муштре и дисциплине, Захар Иванович ко всякой романтике был не привычен, но тут — совершенно потерял голову, будто и ему, как Танюше, было всего 16 лет.
Родители девицы — комендант Татищевой крепости Григорий Миронович Елагин и его супруга Анисья Семёновна — на переглядки молодых смотрели с умилением.
Им было только на руку, если бы у их дочери с комендантом все сложилось: отпустить любимую кровинушку замуж в соседнюю крепость было не так страшно, как куда-нибудь за тридевять земель от их родного дома. Все же Танюша была ещё так мала и так наивна — за ней пока нужен был глаз да глаз!
Скромную свадьбу сыграли весной 1773 года, когда Танюше только исполнилось семнадцать. Она была очень счастлива, хоть и сильно переживала: матушка научила ее всему, что знала сама, но в новом доме и на чужом хозяйстве все ж совсем не так, как дома. Первое время Таня привыкала к своему новому положению.
Дел было много — хорошо, хоть молоденькую жену коменданта в Нижнеозерной крепости многие знали и приняли доброжелательно. Танюша очень старалась, чтобы и здесь царил такой же уют и порядок, какие завела в их Татищевой крепости ее дорогая матушка, и всего за несколько месяцев ей удалось добиться многого.
Таня мечтала, как развернется она, когда станет тепло — все засадит цветами да пахучими травками!
Но с первыми солнечными днями в их края пришли и тревожные известия: якобы выживший император Петр Федорович собирал свое ополчение, чтобы вернуть причитающийся себе трон и имя.
Поначалу Танюша на мужские разговоры внимания не обращала, но от месяца к месяцу положение становилось все тревожнее: «император» готов был идти до конца и не чурался тем, чтобы разорять соседние форпосты.
К сентябрю ситуация обострилась окончательно. Емельян Пугачев, а это именно он скрывался под личиной русского государя, набрал уже приличное войско и захватывал одну за одной соседние крепости.
Захар Иванович до последнего откладывал этот разговор, но в один вечер все же позвал жену в свой кабинет и попросил ее на время вернуться к родителям.
— Я Вас не покину! — плакала Танюша, обнимая своего любимого мужа, но комендант твердо стоял на своем. Все же Татищева крепость была оснащена куда лучше и там — если все же беде не миновать — пересидеть Тане было бы гораздо безопаснее.
Сам же Захар Иванович без боя сдаваться не собирался, но его и без того немногочисленный гарнизон потерял ещё с десяток казаков, которые самовольно присоединились к Пугачевскому войску. Настроение у оставшихся в крепости солдат было сумрачное, и Харлов не придумал лучшего способа их подбодрить, как устроить тренировочные учения.
Ненадолго это ухищрение помогло поднять общий боевой дух, но обернулось для коменданта катастрофой: бригадир Билов, шедший с отрядом на подмогу Захару Ивановичу, услышал пушечную пальбу и, решив, что Нижнеозерная крепость уже взята и спасать некого, повернул назад.
Утром 26 сентября Пугачев взял крепость без особого труда. Из всего оставшегося гарнизона сопротивлялся вторжению практически один только комендант и парочка его верных людей.
Захара Ивановича, в атаке получившего несколько ранений и потерявшего глаз, схватили и повели на быстро сооруженную виселицу. Солдаты, уже давшие Пугачёву присягу, просили нового командира пощадить коменданта, но тот оказался глух к их мольбам, ведь сам Харлов подчиняться ему отказался.
На следующий день войско Пугачева подошло к Татищевой крепости, где скрывалась Танюша с семьёй, и, вопреки надеждам Захара Ивановича, огромному гарнизону почти в тысячу человек не удалось остановить самозванца.
Казаки подожгли деревянные перекрытия каменных стен, огонь быстро перекинулся на жилые дома, поднялась паника, и солдаты сами решили сложить оружие. Григорий Миронович, как и его зять, сражался до последнего, но силы были не равны: в конце концов, его скрутили и, на глазах у жены и детей, заживо содрали кожу.
Его супругу, бросившуюся к мужу, тоже убили на месте, но детей — Танюшу и маленького Коленьку — по особому приказу Пугачева пощадили.
Не сказать, что командир донских казаков неожиданно пожалел неразумных детей — просто круглолицая и пышная Танюша очень уж ему приглянулась. Бедную заплаканную девушку бросили в кибитку к «императору», чтобы он мог хорошо с ней поразвлечься, чем он не преминул воспользоваться.
После первой ночи Пугачев велел оставить девицу у себя: очень уж она ему понравилась! Танюша, преодолев первое отвращение, старалась всем своему пленителю угодить и страшно боялась его разгневать, ведь в руках Пугачева была не только ее жизнь, но и жизнь ее маленького брата!
К смышленому не по годам Коленьке Емельян за несколько дней тоже проникся крепкой симпатией, что не могли не заметить его подчинённые. Непонятная привязанность Пугачева к дворянским детям казаков очень беспокоила.
Потому, дождавшись отъезда начальника, они выволокли брата из сестру из отданной им «квартиры» и пустили по ним огонь. Поговаривали, что выстрелы молодых Елагиных только ранили, и ещё несколько часов они сидели в кустах, обнявшись, и ждали своей смерти…
Узнав о самовольстве казаков, Пугачев рассердился и долго горевал, о чем не раз потом говорил на допросах.
