Валентина Петровна стояла у окна, наблюдая, как сын загружает чемоданы в багажник. Её руки, испещрённые венами, теребили краешек занавески. За спиной Тамара демонстративно передвигала кастрюли, создавая неприятный металлический звон, словно отсчитывая время до отъезда свекрови.
— Я завтра пельмени сделаю, — произнесла Валентина Петровна, не оборачиваясь. — Максим любит с бульоном.
Тамара поставила сковороду на плиту с такой силой, что та подпрыгнула.
— Валентина Петровна, мы уже обсудили. Квартира у нас маленькая. Вам нужно уехать, и побыстрее. Я не хочу сказать ничего плохого, но мы с Максимом женаты всего полгода, а вы тут живёте уже второй месяц.
— Я понимаю, — Валентина Петровна продолжала смотреть в окно, где сын проверял колёса их старенькой «девятки». — Понимаю я всё.
Она понимала. Действительно понимала. Двухкомнатная квартира, которую молодые снимали на окраине, не располагала к проживанию трёх взрослых людей. Но куда ей ехать? В деревню, в дом с покосившимся забором и прогнившими половицами? После сорока лет работы учительницей начальных классов и тридцати восьми лет замужества она осталась одна. Муж, Геннадий Степанович, ушёл неожиданно — инфаркт за рулём по дороге в гараж. И мир, который они строили годами, рассыпался как карточный домик.
— Мам, ты готова? — Максим появился на пороге кухни, вытирая руки ветошью. Валентина Петровна отметила тёмные круги под его глазами. Последнюю неделю он мало спал — разрывался между работой, беременной женой и матерью, которая стала обузой.
— Да, сынок, почти, — она улыбнулась, стараясь не выдать своего состояния. — Только цветы полью.
— Я сама полью, — отрезала Тамара, демонстративно взяв лейку. — Не беспокойтесь.
Валентина Петровна поджала губы. Фикус на подоконнике был её подарком на новоселье. Тамара поставила растение в дальний угол, словно намекая, что даже цветам от свекрови не место в их доме.
Когда она вышла из кухни, то услышала приглушённый разговор:
— Ты не мог хотя бы не в субботу это устраивать? У нас завтра гости…
— Тамар, ну куда ей ехать в воскресенье? Автобусы реже ходят.
— Я понимаю, но можно было и не затягивать до последнего…
Валентина Петровна тихо прикрыла дверь своей — точнее, уже не своей — комнаты. Сборы не заняли много времени. Большая часть вещей осталась в деревне, куда она теперь возвращалась. Главное — не забыть альбом с фотографиями и шкатулку с письмами Геннадия Степановича.
На маленькой железнодорожной станции было холодно и неуютно. Максим топтался у машины, не решаясь уехать раньше времени.
— Мам, ты точно справишься? Может, я всё-таки довезу тебя до места?
— Сынок, не говори глупостей. Четыре часа в одну сторону, потом обратно — это целый день. А у тебя завтра гости, — она кивнула на часы. — Езжай, автобус скоро.
Максим обнял мать, уткнувшись носом в её седые волосы. От него пахло каким-то новым одеколоном — наверное, Тамариным подарком.
— Я приеду на следующих выходных, хорошо? Проверю крышу, может, подлатаю что-нибудь.
— Конечно, приезжай, — улыбнулась Валентина Петровна. — Я пирогов напеку.
Она проводила взглядом отъезжающую машину и только потом позволила себе сесть на скамейку. Старенький чемодан устроился рядом, как верный пёс. Людей на станции почти не было — кому нужно ехать в забытую всеми деревню субботним вечером?
— Тоже ждёте автобус на Берёзовку? — раздался голос сбоку.
Валентина Петровна повернулась. Рядом стоял мужчина, примерно её возраста, с потрёпанным рюкзаком через плечо. Лицо загорелое, с морщинками вокруг глаз — такие бывают у людей, которые много смеются или часто щурятся на солнце.
— Да, жду, — кивнула она. — А вы?
— И я туда же, — он улыбнулся, показывая отсутствие одного зуба сбоку. — Михаил Иванович, можно просто Михаил.
— Валентина Петровна, — она протянула руку для рукопожатия, как учила когда-то своих первоклашек.
— К родне едете? — спросил Михаил, присаживаясь на скамейку на почтительном расстоянии.
— Домой возвращаюсь, — она посмотрела на чемодан, словно он мог подтвердить её слова. — А вы?
— А я, считай, бродяга, — он усмехнулся. — Был у дочки в гостях, теперь к сестре заеду. Она в Берёзовке живёт, на Заречной.
— Знаю эту улицу, — оживилась Валентина Петровна. — Я там у Клавдии Семёновны часто бывала, она мне вязать носки помогала.
— Клавдия? Она моей сестре соседка! — воскликнул Михаил. — Мир тесен, однако.
Автобус появился внезапно, выплыв из сумерек с шипящими тормозами. Михаил помог Валентине Петровне затащить чемодан в салон. Они сели рядом, и всю дорогу она слушала его рассказы о путешествиях по стране, о работе на Севере, о внуках, которых он видел реже, чем хотелось бы.
— А у вас внуки есть? — спросил он, когда они уже подъезжали к Берёзовке.
— Пока нет, но скоро будет, — она невольно улыбнулась. — В декабре должен родиться.
— Вот и славно, — кивнул Михаил. — Значит, скоро снова в город поедете.
Валентина Петровна промолчала. Она не была уверена, что невестка захочет видеть её рядом с внуком.
Дом встретил её запахом сырости и холодом. Валентина Петровна включила свет — к счастью, электричество не отключили за время её отсутствия. Батарея мобильного телефона разрядилась, и она поставила его на зарядку, прежде чем заняться растопкой печи.
Спустя час в доме стало теплее. Она сидела на кухне, пила чай и смотрела на фотографии, разложенные на столе. Вот Максим идёт в первый класс — она сама пришивала ему эти нелепые лампасы на форму. А здесь — выпускной в институте, Максим в костюме, она и Геннадий Степанович по бокам, такие гордые. А вот их с мужем свадьба — чёрно-белая, выцветшая фотография, на которой они смотрят друг на друга так, словно весь мир принадлежит только им.
Раздался стук в дверь. Валентина Петровна вздрогнула — кто мог прийти к ней так поздно?
— Кто там? — спросила она, подходя к двери.
— Это я, Михаил. Извините за беспокойство, но я принёс вам пирог от сестры. Она настояла, когда узнала, что я встретил её бывшую коллегу.
Валентина Петровна открыла дверь. Михаил стоял на пороге с тарелкой, накрытой полотенцем.
— Вы разве не знаете, кто такая моя сестра? — улыбнулся он. — Анна Ивановна, бывший завуч школы.
— Анна Ивановна! — воскликнула Валентина Петровна. — Конечно, знаю! Мы столько лет вместе проработали!
— Она просила передать, что будет рада вас видеть. И пирог этот — черничный, — он протянул тарелку. — Специально для соседки испекла, но когда узнала, что вы вернулись, сказала отнести вам. Говорит, вы их любите.
Валентина Петровна растерянно взяла тарелку.
— Спасибо… Передайте Анне Ивановне мою благодарность.
— Сами передадите, — подмигнул Михаил. — Она вас завтра ждёт на чай. Я зайду за вами в три, если вы не против.
Когда за Михаилом закрылась дверь, Валентина Петровна снова села за стол. Пирог пах черникой и напоминал о лете, о тех днях, когда они с Геннадием Степановичем ходили в лес за ягодами. Она отрезала себе кусочек и сделала глоток чая.
Телефон на подоконнике завибрировал. Максим.
— Да, сынок.
— Мам, ты доехала? Всё нормально? — в его голосе слышалось искреннее беспокойство.
— Всё хорошо, не переживай. Печку растопила, чай пью с пирогом, — она улыбнулась, глядя на угощение от Анны Ивановны.
— Какой пирог? Откуда?
— Длинная история, — она не стала вдаваться в подробности. — Как вы там?
— Нормально, — он помолчал. — Мам, я хотел сказать… насчёт того, что случилось… Тамара не со зла. Ей сейчас тяжело, гормоны, всё такое.
— Я понимаю, сынок, — мягко ответила Валентина Петровна. — Правда, понимаю. Не переживай за меня.
После разговора она долго сидела в тишине. За окном шумел осенний дождь, барабаня по старой крыше, которая местами протекала — нужно будет поставить тазики в комнатах. В голове крутились мысли о сыне, о невестке, о внуке, который скоро появится на свет. Будет ли ей место в их жизни? Или она так и останется здесь, в деревне, одна со своими воспоминаниями?
Утром её разбудил стук в дверь. На пороге стоял Михаил с топором и пилой.
— Доброе утро! — бодро приветствовал он. — Собирался дров нарубить сестре, да она говорит, что у вас забор совсем разваливается. Думаю, сначала вам помогу, а потом уже к ней пойду.
Валентина Петровна не успела ничего ответить, как он уже направился к забору и начал осматривать шаткие доски.
— Да вы что, не нужно! — она накинула платок и поспешила за ним. — Сын обещал приехать, он всё сделает.
— Так когда он ещё приедет, — отмахнулся Михаил. — А тут работы на час-другой. Вы лучше чайку поставьте, я быстро управлюсь.
К обеду забор был починен, а на заднем дворе появилась аккуратная поленница свежеколотых дров. Михаил сидел за столом на кухне и с аппетитом уплетал яичницу, которую приготовила Валентина Петровна.
— Вкуснотища! — он причмокнул губами. — У вас рука лёгкая, Валентина Петровна.
— Это просто яичница, — смутилась она, но внутри разлилось приятное тепло от похвалы.
— Не скажите, — возразил Михаил. — У моей покойной жены тоже была просто яичница, но такой вкусной не получалось.
— Давно она… ушла? — осторожно спросила Валентина Петровна.
— Пять лет назад, — лицо Михаила стало серьёзным. — Рак. Ничего нельзя было сделать.
— Мне очень жаль, — она накрыла его руку своей. — Я понимаю. Мой муж скончался в прошлом году.
Они помолчали, каждый думая о своём. Потом Михаил словно встряхнулся:
— Ну что, пойдёмте к Анне Ивановне? Она уже заждалась.
Осень медленно перетекла в зиму. Валентина Петровна, сама того не ожидая, втянулась в размеренную деревенскую жизнь. Анна Ивановна познакомила её с местным клубом рукоделия, где женщины собирались три раза в неделю, чтобы вязать, вышивать и, конечно, обсуждать новости. Михаил заходил почти каждый день — то крышу подлатать, то снег расчистить, то просто на чай. Иногда они вместе ходили в лес за хворостом или в магазин за продуктами.
Максим звонил регулярно, но приехать так и не смог — то работа, то подготовка к рождению ребёнка. Валентина Петровна не обижалась, понимая, как он занят.
В один из декабрьских вечеров, когда за окном мела метель, а они с Михаилом сидели у печки и пили чай с вареньем, зазвонил телефон.
— Мама! — голос Максима звучал взволнованно. — У нас мальчик! Три семьсот, пятьдесят один сантиметр!
— Господи, поздравляю! — она прижала руку к груди. — Как Тамара? Всё хорошо?
— Да, всё отлично! Уже в палате. Назвали Артёмом, как и хотели.
— Артёмка, — прошептала Валентина Петровна, и глаза её наполнились слезами. — Славное имя.
Когда она закончила разговор, Михаил молча протянул ей носовой платок.
— У вас теперь внук, поздравляю, — улыбнулся он. — Поедете к ним?
— Не знаю, — честно ответила она. — Не уверена, что меня там ждут.
Михаил задумчиво посмотрел на неё.
— А вы не думали о том, чтобы переехать? Не к ним, а… в другое место?
— Куда же? — удивилась Валентина Петровна.
— Например, в районный центр. Там и больница рядом, и магазины, и автобус до города ходит каждый день. Можно было бы снять квартиру…
— На мою пенсию? — горько усмехнулась она. — Да и зачем мне это?
— Не только на вашу, — тихо сказал Михаил. — Я тоже думаю перебраться туда. Сестра говорит, что я у неё слишком часто бываю, ей дышать нечем.
Валентина Петровна внимательно посмотрела на него.
— Михаил Иванович, вы что же, предлагаете…
— Я предлагаю подумать, — он поднял руки. — Просто подумать. Вы мне нравитесь, Валентина Петровна. Очень. И я бы хотел, чтобы мы… продолжили наше знакомство в более комфортных условиях.
Она молчала, не зная, что ответить. В свои шестьдесят два года она не думала, что ей ещё придётся решать такие вопросы.
— Давайте сначала съездим к внуку, — наконец сказала она. — А потом будем думать о переезде.
В родильное отделение их не пустили — только близким родственникам. Валентина Петровна и Михаил стояли у входа, поглядывая на окна третьего этажа.
— Может, позвоните сыну? — предложил Михаил. — Скажите, что вы здесь.
Она покачала головой:
— Не хочу навязываться. Приедут домой, тогда и навещу.
Они уже собирались уходить, когда из дверей больницы вышел Максим. Он выглядел уставшим, но счастливым.
— Мама? — он остановился, удивлённо глядя на неё. — Ты как здесь?
— Проездом, — улыбнулась она. — Решила заглянуть, поздравить вас.
Максим перевёл взгляд на Михаила, стоявшего рядом.
— А это…
— Михаил Иванович, — представился тот, протягивая руку. — Друг вашей матери.
Максим растерянно пожал протянутую руку, снова посмотрел на мать.
— Почему ты не позвонила? Я бы встретил…
— Не хотела беспокоить, — она достала из сумки маленький свёрток. — Вот, привезла пинетки для Артёмки. Сама связала.
Максим взял свёрток, и его лицо смягчилось.
— Спасибо, мам. Тамара будет рада.
— Правда? — с надеждой спросила Валентина Петровна.
— Конечно, — он помолчал. — Знаешь, она часто вспоминает твои пельмени. Говорит, что у неё так не получается.
Валентина Петровна улыбнулась:
— Всё дело в бульоне. Нужно добавлять корень петрушки.
Они стояли у входа в больницу — мать и сын, между которыми словно пролегла невидимая граница. Михаил деликатно отошёл в сторону, делая вид, что разглядывает больничный парк.
— Мам, — вдруг сказал Максим. — Может, ты… приедешь к нам? Когда Тамара с малышом выпишутся. Поможешь первое время.
— А Тамара не будет против? — осторожно спросила она.
— Я с ней поговорю, — твёрдо ответил Максим. — Она сама вчера сказала, что не представляет, как будет справляться. А её мама далеко, не наездишься.
Валентина Петровна посмотрела на сына, потом на Михаила, который терпеливо ждал в стороне.
— Знаешь, сынок, я приеду, конечно. Но ненадолго. У меня теперь своя жизнь появилась.
Максим удивлённо приподнял брови:
— Своя жизнь?
— Да, — она кивнула в сторону Михаила. — Мы с Михаилом Ивановичем собираемся снять квартиру в районном центре. Вместе.
— Вместе? — Максим перевёл взгляд на мужчину, потом снова на мать. — Вы что, встречаетесь?
— Можно и так сказать, — Валентина Петровна почувствовала, как щёки заливает румянец. — Мне шестьдесят два, сынок, но это не значит, что я должна доживать свой век в одиночестве.
Максим молчал, переваривая услышанное.
— И давно вы… познакомились?
— В тот день, когда ты отвёз меня на автобус, — она взяла сына за руку. — Иногда жизнь делает неожиданные повороты. Вот и у меня так получилось.
Спустя неделю Валентина Петровна переступила порог квартиры сына. Тамара встретила её с ребёнком на руках. На лице невестки застыла вежливая улыбка, которая не касалась глаз.
— Проходите, Валентина Петровна. Максим на работе, просил передать, что задержится.
Валентина Петровна поставила сумки в коридоре и протянула руки:
— Можно посмотреть на внука?
Тамара на секунду замешкалась, но всё же передала ей ребёнка. Артём был крошечным, с морщинистым красным личиком. Он сладко спал, посапывая и изредка дёргая крохотными пальчиками.
— Вылитый Максим, — прошептала Валентина Петровна, рассматривая новорождённого. — Такой же нос.
Тамара промолчала. Когда Валентина Петровна подняла взгляд, то заметила, что невестка смотрит на часы.
— Извините, но мне нужно покормить его через пятнадцать минут. И потом уложить.
— Конечно, конечно, — Валентина Петровна аккуратно вернула ребёнка матери. — Я пока располагаться не буду. Хотела сначала с вами поговорить.
Тамара вопросительно подняла брови.
— Я не останусь надолго, — сказала Валентина Петровна. — Максим попросил помочь первое время, и я, конечно, помогу. Но через неделю, максимум две, я уеду. У меня… свои планы.
В глазах Тамары мелькнуло удивление.
— Какие планы?
— Я переезжаю в районный центр. С другом, — Валентина Петровна решила не вдаваться в подробности. — Так что не беспокойтесь, я не буду вам мешать.
— Ясно, — Тамара прижала к себе ребёнка, словно защищая его. — Что ж, спасибо, что согласились помочь. Максим очень переживал.
Первые дни прошли в суматохе. Валентина Петровна старалась быть полезной — готовила, убирала, стирала, чтобы молодая мать могла больше времени проводить с ребёнком. Тамара принимала помощь с молчаливой благодарностью, но напряжение между ними никуда не исчезло.
Максим приходил поздно, уставший, с потухшими глазами. Он часами мог сидеть над колыбелью сына, не говоря ни слова. Валентина Петровна чувствовала, что у них с Тамарой что-то не ладится, но не вмешивалась.
Однажды вечером она услышала приглушённый разговор из спальни.
— …И долго она ещё будет здесь? — голос Тамары звучал раздражённо.
— Всего неделю, — устало ответил Максим. — Потом она уедет к своему… другу.
— Другу? Ты серьёзно в это веришь? В её возрасте?
— А что такого? — в голосе Максима звучало раздражение. — Мама имеет право на личную жизнь.
— Я тебя умоляю! Это просто предлог, чтобы не возвращаться в деревню. Она будет цепляться за этого мужика, пока он не сбежит, а потом снова к нам приедет. Вот увидишь.
Валентина Петровна тихо отошла от двери, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. Её руки дрожали, когда она вернулась на кухню и села за стол. Она достала телефон и набрала номер Михаила.
— Михаил Иванович? Это Валентина Петровна. Я хотела спросить… насчёт квартиры… вы уже смотрели варианты?
Две недели пролетели незаметно. Валентина Петровна собирала чемодан, когда в комнату зашёл Максим.
— Мам, ты уверена, что хочешь уехать? Может, ещё останешься?
Она покачала головой:
— Нет, сынок. Я и так задержалась. Михаил Иванович нашёл квартиру, мы послезавтра заселяемся.
Максим сел на край кровати, наблюдая, как она складывает вещи.
— Мам, я хотел извиниться. За Тамару, за всё… Я не думал, что так получится.
— Всё нормально, сынок, — Валентина Петровна погладила его по плечу. — Ты не виноват. У вас своя жизнь, у меня своя. Так и должно быть.
— Но ты же одна… — начал он.
— Не одна, — перебила она. — У меня есть Михаил Иванович. И Анна Ивановна, и женщины из клуба рукоделия. Я не одинока, Максим.
Он смотрел на неё с недоверием.
— Ты правда… с этим Михаилом? Серьёзно?
— А что тебя удивляет? — она застегнула чемодан. — Что в моём возрасте можно кому-то нравиться? Или что я могу кого-то любить?
Максим покраснел:
— Прости, я не то имел в виду. Просто… это всё так неожиданно.
— Для меня тоже, — Валентина Петровна выпрямилась и посмотрела сыну в глаза. — Но я не собираюсь больше ни от кого зависеть. Ни от тебя, ни от Михаила.
Она забрала чемодан и вышла из комнаты. В коридоре Тамара укачивала плачущего Артёма.
— Вы уже уезжаете? — спросила она с плохо скрываемым облегчением.
— Да, вызвала такси, — ответила Валентина Петровна. — Не беспокойтесь, больше не побеспокою.
Михаил встретил её на автовокзале. Всю дорогу они молчали. Только когда автобус подъехал к районному центру, он спросил:
— Как прошло?
— Как и ожидалось, — коротко ответила она.
Квартира, которую нашёл Михаил, располагалась на первом этаже старой двухэтажки. Одна комната, крохотная кухня, санузел с облупившейся плиткой. Но зато своя. И главное — тишина.
— Не дворец, конечно, — развёл руками Михаил. — Но на наши пенсии лучше не найти.
Валентина Петровна поставила чемодан у стены:
— Сойдёт.
Она распаковывала вещи, когда Михаил подошёл сзади и положил руки ей на плечи:
— Всё наладится, вот увидишь. Мы с тобой ещё заживём.
Валентина Петровна сбросила его руки и отступила в сторону:
— Михаил Иванович, давайте сразу договоримся. Мы снимаем квартиру вместе, потому что так дешевле. Я готовлю, вы чините. Остальное — у каждого своё.
На его лице отразилось разочарование:
— А как же… мы ведь договаривались…
— Я передумала, — отрезала она. — Я слишком стара для всего этого. И вы тоже.
Вечером она сидела на кухне и смотрела, как за окном падает снег. Телефон молчал — Максим не звонил. Она знала, что он не позвонит ещё долго. Может быть, никогда.
В соседней комнате Михаил включил телевизор. Слишком громко. Как делал Геннадий Степанович.
За окном продолжали кружиться редкие снежинки. Валентина Петровна думала о том, что в деревне сейчас, наверное, сугробы по колено. Раньше Геннадий Степанович вставал с рассветом и расчищал дорожки. Теперь некому.
В углу комнаты стоял её чемодан — тот самый, с которым она приехала от сына. Интересно, заметил ли Максим, что она не забрала ни единой вещи из дома в деревне? Что не попрощалась с соседями? Что оставила ключи на столе, не заперев дверь?
Она не собиралась туда возвращаться. Дом, который они с мужем строили всю жизнь, остался без хозяев. Пусть кто-нибудь из местных заберёт, что осталось ценного. Пусть сгниёт крыша, и половицы, и стены. Ей всё равно.
— Валентина Петровна, — Михаил появился в дверях с двумя чашками. — Вы бы хоть свет включили. В темноте сидите.
Она не заметила, как стемнело. Щёлкнул выключатель, и жёлтый свет тусклой лампочки залил кухню. Михаил поставил перед ней чашку.
— Я тут думаю… может, в шахматы сыграем? У меня доска есть складная.
— Не умею, — ответила она.
— Так я научу, — он улыбнулся, и в уголке его рта блеснул золотой зуб, которого она раньше не замечала. — Делать-то всё равно нечего вечерами.
«Делать нечего вечерами», — повторила она про себя. И это теперь её жизнь? Шахматы с чужим человеком в съёмной квартире на окраине районного центра?
Телефон в кармане фартука завибрировал. Она достала его — сообщение от Анны Ивановны: «Валечка, как устроились? Может, вернёшься в деревню? Без тебя скучно».
Михаил выставлял на стол шахматные фигуры:
— Вот это пешки, они ходят только вперёд… А это ладья, она ходит по прямой…
Валентина Петровна смотрела на его руки — заскорузлые, с въевшейся в морщины грязью, которую не отмыть никаким мылом. Руки работяги. Хорошие руки. Но не родные.
Она спрятала телефон обратно в карман, не ответив Анне Ивановне. Потом как-нибудь. Или никогда.
— Вы меня слушаете? — Михаил поднял на неё глаза. — Это конь, он ходит буквой «Г».
— Слушаю, — кивнула она. — Буквой «Г».
За окном шёл снег, укрывая чужой город белым саваном. Снег, который не нужно будет расчищать — об этом позаботится кто-то другой. Как и обо всём остальном. Свобода. Вот что она получила. Свобода от ответственности, от ожиданий, от надежд.
— Ваш ход, Валентина Петровна.
Она передвинула фигуру наугад.
— Так нельзя ходить, — мягко поправил Михаил.
— Извините, — она забрала фигуру. — Я, наверное, никогда не научусь.
— Научитесь, — уверенно сказал он. — У нас впереди много времени.
Да, подумала Валентина Петровна. Времени много. Только вот жизни — мало.
