— Андрей, ну опять? — Марина швырнула телефон на диван. — Каждый божий выходной одно и то же.
— Что случилось?
— Твоя мама звонила. Спрашивает, приедем ли в воскресенье. Прямо как по расписанию — вторник, пять вечера, звонок свекрови.
— И что? Мы две недели не были.
— Три выходных подряд до этого ездили! — Марина плюхнулась на диван. — Почему нельзя просто отдохнуть дома? У меня шесть дней в неделю на ногах в этом чертовом магазине. Все, чего я хочу в воскресенье – это быть тюленем, валяться и сериалы смотреть.
— Ну давай хоть на часик заедем.
— Вот именно что «хоть». Как подачку везешь. «Ой, сыночек приехал!» — передразнила она свекровь. — А потом начнется: «Оставайтесь на обед», «Я варенички налепила», «Как дела на работе».
— Марин, ну это нормально вообще-то — интересоваться.
— Ага, особенно когда каждый раз одни и те же вопросы. Слушай, езжай один, а? У меня голова что-то разболелась.
Андрей вздохнул. Эти внезапные головные боли у жены начинались подозрительно регулярно — как раз перед визитами к маме.
— Хоть предупрежу ее тогда.
— И давай вот только без этого укоризненного тона! — вскинулась Марина. — Что, теперь каждый выходной свекрови посвящать? У нас своей жизни нет?
— Есть. Вот прямо сейчас ты ее тратишь на скандал вместо того, чтобы съездить на час к пожилому человеку.
— Пожилому? — фыркнула Марина. — Ей шестьдесят девять! Она еще нас с тобой переживет. И вообще, я в магазин собиралась.
— В который раз за неделю?
— Имею право! Это мои выходные и моя жизнь.
На следующий день, когда Андрей был на работе, позвонила соседка его мамы:
— Андрюша! Я скорую вызвала к Вере. Она ко мне зашла соль попросить, а сама белая как полотно. За живот держится, еле говорит.
— А что с ней? В какую больницу повезли?
— В первую городскую. Я «скорой» сказала, что вы подъедете.
В приемном покое пахло хлоркой, волнением и корвалолом. Марина демонстративно листала ленту в телефоне, пока муж метался между регистратурой и кабинетом врача в приемном покое.
— Может, домой поедешь? — не выдержал Андрей. — Я сам тут побуду.
— Наконец-то здравая мысль, — она поднялась. — А то я уже два часа тут сижу без толку. Позвони, как что-нибудь будет известно.
Когда Марина ушла, из кабинета вышел врач:
— Родственники Николаевой есть?
— Да, я сын.
— Нужна срочная операция. Перитонит. Вы бы еще пару часов подождали ей богу…
Следующие три недели прошли как в тумане.
Андрей каждый день ездил в больницу, брал отгулы на работе. Марина заезжала пару раз — привезла свекрови чистую ночную рубашку и контейнер с едой, которую ей было нельзя.
— Чего ты там сутками торчишь? — спрашивала она мужа. — Есть же медсестры, врачи.
Когда Веру Николаевну перевели из реанимации в обычную палату, сняли все дренажи и швы, встал вопрос о выписке.
— Мама поживет у нас, пока не окрепнет, — сказал Андрей жене. — Ей нельзя одной. Она ходить толком не может, операция была сложная, полостная.
Марина замерла с чашкой кофе в руках:
— Чего?!
— Ей нужен уход. Надо возить на перевязки, да и обслуживать ей самой себя пока слишком тяжело…
— У нас хоть и двушка, но крошечная! Куда ты собрался её впихивать?
— Временно, пока не встанет на ноги.
— А мое мнение спросить не надо? Это вообще-то и мой дом тоже!
— Марина, ну что ты как маленькая? Человеку реально нужна помощь.
— Вот именно — помощь! А не жить у нас. Можно продукты привозить, убираться приходить.
— Ей нужен постоянный уход.
— Отлично! Сам и ухаживай. Только учти — спать будешь на кухне.
На следующий день Андрей привез маму. Вера Николаевна, резко похудевшая, осунувшаяся после больницы, тихо присела на краешек дивана:
— Вы не волнуйтесь, я ненадолго. Только пока совсем окрепну.
Марина хлопнула дверью спальни.
Первый день прошел относительно спокойно — Марина демонстративно не замечала свекровь, закрывшись в комнате. На второй день начались провокации.
— Марина, может чаю? — робко спросила Вера Николаевна утром.
— Обойдусь как-нибудь, — отрезала невестка, громко гремя чашками. — Я вообще-то дома, а не в гостях. Пока что дома.
Вечером она включила музыку на полную — якобы делала уборку. Вера Николаевна сидела в уголке дивана, стараясь занимать как можно меньше места.
— Марин, ну имей совесть, — попросил Андрей. — Человеку после операции нужен покой.
— А мне нужно личное пространство! — заорала она. — Где я его должна взять? В ванной? На балконе?
Она специально громко хлопала дверями по утрам. Разговаривала по телефону на кухне, обсуждая с подругами, как «некоторые свекрови совсем берега потеряли». Демонстративно не убирала за собой посуду — мол, я дома, что хочу, то и делаю.
Вера Николаевна старалась лишний раз не выходить из комнаты. Она понимала — невестка специально провоцирует скандал.
Через неделю такой жизни она позвала сына:
— Андрюша, отвези меня домой. Мне уже лучше.
— Какой домой? Тебе еще нельзя одной!
— Можно-можно. Я справлюсь.
Она не сказала сыну, что слышала ночной разговор.
Как Марина шипела: «Мне надоело жить как в проходном дворе! Это моя квартира! Я имею право на личное пространство!»
В день отъезда Вера Николаевна медленно собирала вещи. Каждое движение давалось с трудом — шрамы еще тянули и болели. Андрей спустился прогреть машину.
Марина стояла в дверях, наблюдая за сборами:
— Наконец-то, — процедила она. — А то развели тут гостиницу. Думаете, если вы болеете, то можно вот так запросто вторгаться в чужой дом?
Вера Николаевна молча складывала вещи в сумку.
— И вообще, странно как-то получается. Пять лет не жили вместе, а тут вдруг приспичило. У нас с Андреем своя жизнь, между прочим.
Вера Николаевна подняла глаза:
— Я никогда и не собиралась здесь оставаться. Сама видишь — уезжаю.
— Да? А по-моему, вы специально разыграли всю эту комедию с болезнью. Прямо как по часам — сын собрался квартиру покупать, и тут вдруг вы заболели.
— Как будто время для болезни выбирают. А про квартиру — мы не об этом говорили с Андреем, — тихо ответила свекровь.
— Можно подумать! Небось все уши ему прожужжали, как вам одиноко и плохо.
— Марин, я пять лет…
— Вот именно! Пять лет делали вид, что вы идеальная свекровь. А как припекло — сразу к нам. Знаете что? В нашей квартире места для вас нет. Ни сейчас, ни потом.
— Хорошо, что ты наконец-то сказала это прямо, — раздался голос Андрея.
Он стоял в дверях. По его лицу было понятно — он слышал весь разговор.
— А что такого я сказала? — Марина скрестила руки на груди. — Правду! Я имею право жить в собственной квартире без посторонних!
— Посторонних? — Андрей медленно прошел в комнату. — Ты сейчас о моей маме говоришь?
— Да хоть о папе римском! Это наш дом, и я не обязана…
— Знаешь что? — перебил ее Андрей. — За пять лет я ни разу, слышишь, ни разу не сказал ничего плохого твоим родителям. Хотя и было за что.
— Да что ты говоришь! Мои родители хотя бы не живут у нас неделями!
— Точно. Они просто приезжают в выходные и сидят до ночи, отец твой в туалете курит, хотя знает про мою астму. И я молчу. А ты не можешь потерпеть мою маму, которой реально нужна помощь?
— Не строй из себя святого! Достал уже своей правильностью! Раз такой сын образцовый — живи со своей мамочкой!
— А ты знаешь… Пожалуй, так и сделаю.
— Андрюша, не надо! — испугалась Вера Николаевна. — Не делай глупостей.
— Это не глупости, мама. Просто я наконец-то понял, с кем живу. С человеком, который не способен на элементарное сочувствие.
— Ой, началось, — Марина закатила глаза. — Сейчас весь такой благородный будешь.
— Нет, Марин. Я просто ухожу. От человека, который может так разговаривать с больным человеком. Который устраивает скандалы из-за двух недель неудобства. Который…
— Вот и проваливай! — заорала Марина. — Нашел повод! Думаешь, без тебя не проживу?
Она выскочила из комнаты, хлопнув дверью так, что зазвенела люстра.
— Сынок, не надо так, — Вера Николаевна взяла Андрея за руку. — Это я виновата. Не нужно было соглашаться переезжать к вам.
— Мама, перестань, — он обнял мать. — Ты здесь вообще ни при чем. Просто иногда людям нужно время, чтобы показать свое истинное лицо. Марине хватило двух недель.
Через три дня Андрей забрал свои вещи. Марина не вышла из спальни, пока он собирался.
Уже в дверях он сказал:
— Заявление на развод подам в понедельник. Думаю, ты не будешь против.
Первую неделю Марина делала вид, что ничего не произошло. Писала подругам, как она рада, что «избавилась от маменькиного сынка». Выкладывала в соцсети фотографии из кафе и клубов.
Потом начала звонить общим знакомым:
— Представляете, эта старая ведьма специально все подстроила! Прикинулась больной, чтобы рассорить нас! А Андрюша повелся.
Через месяц она попыталась помириться. Писала Андрею в соцсетях, звонила на работу:
— Ну прости, погорячилась. Нервы просто сдали. Столько работы, усталость накопилась…
Андрей молчал.
— Давай попробуем все сначала? — предлагала она. — Я даже готова с твоей мамой помириться.
— Марин, — наконец ответил он. — Дело не в маме. А в том, что я увидел тебя настоящую. И этого не исправить никакими извинениями.
— Ты из-за матери всю свою жизнь рушишь! — снова начала заводиться она.
— Нет. Я спасаю свою жизнь от человека, который не умеет любить.
Развод прошел быстро. Марина не явилась на заседание, прислав согласие через представителя.
Общие друзья разделились на два лагеря. Кто-то упрекал Андрея:
— Из-за какой-то бытовой ссоры семью разрушил!
— Ты что, правда из-за матери развелся? — спрашивал его друг детства Виталик. — Мне Марина рассказала, что твоя мать специально все подстроила.
— Как можно подстроить перитонит? — устало отвечал Андрей.
Другие поддерживали:
— Я всегда знала, что она эгоистка, — говорила его коллега Наташа. — Помнишь, когда у тебя отец ушел из жизни? Она даже на похороны не пошла — у нее, видите ли, корпоратив был.
Марина активно строила из себя жертву:
— Он променял меня на мамочку! Представляете? Пять лет жили нормально, а тут свекровь решила под старость к нам переехать.
— Какой переехать? — не выдержала как-то общая подруга Света. — Она после больницы у вас две недели жила!
— Ага, конечно! Это был просто предлог. Она бы потом не съехала, я вас уверяю.
Вера Николаевна переживала:
— Андрюша, может, помиритесь? Я же вижу — ты скучаешь.
— Знаешь, мам, — отвечал сын, раскладывая ей таблетки по дням недели. — Я скучаю по человеку, которого сам себе придумал. А реальная Марина… с ней я бы не смог.
Прошло полгода. Марина начала новые отношения, демонстративно выкладывая фото с новым ухажером. Писала посты про «настоящих мужчин, которые не бегают к мамочке». Но иногда, поздно ночью, писала Андрею сообщения после очередного бокала:
— Ты все равно ко мне вернешься. Когда твоя мать наконец перестанет тобой манипулировать.
Андрей молча удалял сообщения. А потом просто заблокировал ее.
Однажды они столкнулись в торговом центре. Марина была с каким-то мужчиной.
— О, бывший! — громко сказала она, повиснув на спутнике. — Познакомься, это тот самый маменькин сынок.
Андрей молча кивнул и пошел дальше.
— Да иди ты! Понял? — крикнула она вслед. — Я вообще не понимаю, как могла с тобой жить!
Ее новый спутник смущенно отвернулся.
Вечером того же дня Марина написала Свете:
— Слушай, сегодня Андрюху видела.
— И что теперь?
— Ничего. Уже ничего. Встретила. И поняла — он никогда не простит. Да и я… я ведь правда его не любила. Просто привыкла, что он рядом, что все по моим правилам.
А Вера Николаевна потихоньку восстанавливалась. Снова занялась своим огородом на балконе. Андрей часто приезжал — уже не по расписанию, а просто так.
— Знаешь, мам, — сказал он как-то. — Я тебе благодарен.
— За что?
— За то, что ты никогда не пыталась влиять на мою жизнь. Не учила, как жить. Просто любила и поддерживала.
— Это нормально, сынок. Это и есть любовь — когда не пытаешься переделать человека под себя.
Марина так и не поняла, что дело было не в свекрови. А в ней самой — в неспособности видеть чужую боль, в желании все контролировать, в отсутствии элементарной эмпатии.
Говорят, беда показывает истинное лицо человека. Две недели совместной жизни после болезни свекрови показали Марину настоящую. И это лицо оказалось слишком неприглядным, чтобы его можно было забыть.
