24 ноября актрисе «Ленкома» Людмиле Поргиной исполнилось 74 года.
Начиная с 2005 года (с момента злосчастной автокатастрофы) только ленивый не метал в нее «стрелы».
Самое распространенное мнение коллег, поклонников, врачей и даже близких друзей было такое: «своей неуемной энергией и нагрузками Поргина добьет своего мужа – нашего любимого Петровича!» А «Петрович» сначала выжил, затем встал, пошел, заговорил… Разве этого мало? Это она буквально выцарапала его с того света и вернула к жизни еще на 13 лет. По-моему, только за одно это стоит снять перед ней шляпу!
Помню, мы с Людмилой Андреевной записывали на кухне интервью, а Николай Петрович все три часа сидел напротив, смолил свою любимую «Приму». Когда возник вопрос, какой фильм у него самый любимый, она воскликнула: «А пусть он сам расскажет. Коля! Колечка, какой?» И Петрович довольно четко произнес: мол, «Человек с бульвара Капуцинов» и «Львиная доля».
— Я так и думала! — обрадовалась Людмила Андреевна. И сразу пояснила:
— На съемках «Капуцинов» он познакомился с Андреем Мироновым и Аллой Суриковой, а в «Львиной доле» Саши Муратова они здорово сыграли на пару с Димой Певцовым. Да и роль у Коли не совсем обычная – алкаш.
Сегодня можно до посинения спорить о Поргиной-актрисе и человеке, о ее нынешнем конфликте с директором «Ленкома» Марком Варшавером, о том, жил Николай Караченцов эти 13 лет или был «растением», которое она использовала в своих «низменных целях».
А у меня дома хранится книга Николая Петровича «Корабль плывет» с его собственноручно написанным посвящением-автографом. Свидетельствую: он, может, неважно все последние годы ходил и говорил, но соображал Караченцов прекрасно.
Предлагаю самые яркие фрагменты интервью Людмилы Поргиной.
БЛЕСНУЛ В «САМОМ ПЛОХОМ ФИЛЬМЕ ГОДА»
— Людмила Андреевна, Николай Петрович вам наверняка рассказывал, как он решил стать актером. Есть что-то общее в вашем и его пути на сцену?
— Не так много, но общее есть. Я-то с трех лет пела, танцевала, читала стихи, разыгрывала сценки, и не давала никому, кто приходил к нам в дом, спокойно побеседовать, попить чай или выпить рюмку. Я тут же вешала шторку и – концерт!
Хорошо помню: я показывала, как мы «сплавляемся» по Амазонке и попадаем в водопад (которым «служило» одеяло), и моя родная сестра упала вместе с «водопадом» на пол и сломала руку. Так что у нас бывали такие достаточно «кровавые» разборки… (Смеется.)
Словом, с трех лет все знали, что я пойду в артистки, и моя покойная бабушка еще тогда, гладя меня по голове, приговаривала: «Жалко только, что я не увижу, как ты будешь играть на сцене, артистка ты моя!» Меня и в школе всегда звали артисткой, потому что все нормальные дети бежали после уроков домой, а я бежала в театральную студию.
В итоге я поступила в театральный институт и действительно стала артисткой.
— А Караченцов?
— У Коли папа был художник, мама — балетмейстер. И он, конечно, все свое детство провел на спектаклях и репетициях Большого театра. Его детское окружение — Катя Максимова, Володя Васильев. Они ездили отдыхать в Щелыково, где жили все старые мхатовцы, новые знаменитости — Юра Яковлев, Слава Зайцев… Словом, стать актером ему было предначертано.
— Вы оба оканчивали школу-студию МХАТ. О каких ролях вы мечтали, будучи начинающими актерами?
— Я была ученицей Аллы Константиновны Тарасовой и Массальского, выпускалась с «Последней жертвой» Островского, и, конечно, мечтала обо всей классике. Например, мечтала сыграть Достоевского – особенно Сонечку Мармеладову. А Коля играл все подряд и всем наслаждался. Когда я спрашивала, хочет ли он какую-нибудь роль конкретно, он не знал, что ответить.
Он был всеядный, жадный до ролей. Тут — поет, тут скачет, пляшет, дерется. Его самый первый фильм, где он сыграл главную роль, — был признан «самым плохим фильмом года». Но он там танцует так, что просто можно сойти с ума — такая пластика.
— Насколько я помню, впервые на экране Караченцов появился в начале 1970-х – в сериале «В одном микрорайоне». А когда к нему пришла известность?
— После «Тиля» на сцене «Ленкома». Помню, очень известный критик Бояджиев после премьеры его расцеловал: «Теперь я могу спокойно умереть. Родился настоящий трагедийный актер!» Это был 1974 год. А кинозвездой он «проснулся» после «Старшего сына» в 1975-ом. Мы в тот момент только поженились.
«МУЖ ИЗБИЛ, УЗНАВ О РОМАНЕ С КОЛЕЙ»
— Если верить сплетням, до этого у вас была настолько бурная личная жизнь, что Марк Захаров вас чуть ли не снял с роли.
— Не «чуть ли», а он снял меня с главной роли в спектакле «Автоград» и перевел в массовку. Сказал: «Мне кажется, вы слишком много времени уделяете своей личной жизни». Это было в самом начале нашего романа с Колей.
До сих пор себя ловлю на мысли: да, у меня были красавцы мужчины, такие красавцы, что когда я шла с ними по улице – все оборачивались, но то, что я испытала, увидев Колю на сцене, ни с чем и ни с кем не сравнится. Я была сражена наповал!
— В книге «Авось» Николай Петрович описал романтическую историю вашего знакомства. Интересно, какова ваша версия?
— Я, вчерашняя студентка, пришла смотреть спектакль «Музыка на 11 этаже». И вдруг на сцену выскочило нечто орущее, лохматое, с выпученными глазами, вот с такущими зубами… Но с какой-то необыкновенностью, совершенно непонятной сумасшедшей энергетикой. Меня как будто волной накрыло горячей. Покраснела, вся пошла пятнами.
Помню, подняла голову, посмотрела на нашу огромную театральную люстру и подумала: «Если он не будет моим мужем, жизнь моя кончена. Повешусь на этой люстре!» Но, как видите, он не дал мне повеситься. (Смеется).
— Наверное, про люстру — с известной долей иронии?
— Отчасти, да. Но только отчасти, потому что поняла: наконец я нашла человека, которого мне не хватало. Когда я его видела на репетициях, я просто «умирала», прятала лицо, чтобы он не мог этого прочитать по моим глазам. И до того дня, когда мы раскрылись друг другу в наших чувствах, прошло месяцев десять. Вечность!
Мы поехали с гастролями в Ленинград, и там… Знаете, как после спектакля, вся молодежь собирается у кого-нибудь в гостиничном номере, пьют шампанское, поют песни. Однажды собрались у меня. Ну и случайно он зашел. А когда все стали уходить, он тоже было поднялся.
Тут я и выпалила: «Коля, а ты останься». Это я призналась ему в чувствах! Потому что мочи терпеть больше не было. К тому же знала, что он не найдет в себе силы признаться первым. Поскольку — красавица, замужем, муж возит меня на мерседесе.
— Вы были замужняя женщина?
— Причем уже второй раз. (Смеется.) Но какой там муж – все сразу померкло! Как-то много лет спустя спрашиваю: «Ты меня полюбил с первого взгляда?» «Да – с первого!» «А мог представить, что у тебя будет другая жена?» «Никогда! Я ждал только тебя». «Вот видишь, — говорю, — ты меня ждал. А я тебя — искала!»
Мы часто вспоминали с ним первые наши встречи, как мы тайком целовались, от всех прятались. Как в кулисах он все время меня обнимал, а Инна Чурикова восклицала: «Господи, ничего не понимаю. Он идет ко мне на «сцену любви», а сам думает о другой!»
— Как все узнали о вашем романе?
— Одна из актрис однажды ехала поздно со спектакля и увидела нас целующимися на Садовом кольце. И об этом узнали все! Стали называть Ромео и Джульеттой. Коля меня спросил «Выйдешь за меня замуж?» «Конечно», — сказала я.
Тут же все рассказала мужу, за что он меня нещадно избил, а рука у него тяжелая была. Я собрала вещи, ушла и подала на развод. И только через два года Коля на мне женился. Мы встретились в 1973 году, а поженились 1 августа 1975-го. То есть целых два года он меня «мурыжил».
ОТКАЗАЛАСЬ ГОЛОЙ БЕГАТЬ ПО МОРЮ
— Светлана Крючкова мне рассказывала, что на съемках «Старшего сына» образовались сразу четыре семейные пары: ее с оператором Векслером, Боярского с Луппиан, Николая Никольского, который играл летчика, и ваша. Неужели там была такая особая романтическая атмосфера?
— Просто изумительная! Молодые Света, Миша и Коля плюс Евгений Палыч Леонов, который всем давал уроки мастерства. Они слушали его как Великого учителя, потом мы все вместе шли обедать, а после съемки ехали в пансионат «Дюны», где жил Леонов. Поспособствовали и «Ленфильм» процветающий, и потрясающая пьеса Вампилова, которого тогда редко экранизировали.
А главное, это была молодость, начало творческого пути и… Все впереди! Поэтому сыграли все там просто грандиозно. Они же все прославились этим фильмом, его потом крутили по телевидению с утра до ночи.
— Не секрет, что актерская профессия очень зависимая и «завистливая». Двум актерам ужиться вместе крайне сложно.
— Чаще всего так. Но в нашем случае было иначе. Я, конечно, играла главные роли, но я все равно не стала бы такой звездой как Коля. Зато я счастлива, что ему помогала в этом.
— А если бы боролись, как большинство актрис? Выгрызали роли зубами, плели интриги, шли по трупам…
— Наверное, все-таки прав был Марк Анатольевич: для меня на первом месте была личная жизнь, любовь, покой и когда я знаю, что все хорошо. И потом кто-то же должен обустраивать быт, заниматься воспитанием сына. Коля, уезжая на съемки, знал, что я сижу дома и жду его. Поэтому я и не стала сниматься в кино.
— А звали?
— Звали. Я пробовалась у Светы Дружининой в мюзикл «Солнце, снова солнце». Я только что пришла в театр, была хорошенькая. И пела, и вообще была вся из себя, с шикарными длинными волосами. Но там надо было голой бегать по морю, играть итальянские страсти-мордасти. Поэтому я подозреваю, что, может, и Коля приложил некоторые усилия к тому, что я там не стала сниматься. А может, помог господь Бог.
Потому что наш друг польский режиссер Юлик Махульский (который потом снял знаменитую «Секс-миссию»), как раз в этот момент задумал комедию «Дежа вю». Он сказал: «Хочу собрать в этом фильме всех своих друзей». И позвал нас.
Коля сыграл там одну из главных ролей – одесского мафиози, а для меня была написана очень характерная смешная роль – служка в гостинице, которая за всеми подсматривает. Потрясающая получилась картина, все так играют замечательно. Особенно Ежи Штур, с которым мы очень подружились. Но! Я на неделю выехала в Одессу на съемки, а вернулась через три дня.
— Почему?
— Потому что Коля не переносил, когда меня нет дома. Не спал, ходил по квартире, задергал мою маму, довел до слез сына. И все время названивал директору картины, который потом пришел ко мне: «Люда, дайте нам спокойно работать. Я не могу постоянно отвечать на телефонные звонки и «докладывать», где вы, накормлены ли, теплый ли у вас номер. Мы сокращаем вашу роль. Пожалуйста, поезжайте домой!»
— Расскажите, как вы жили в то время?
— Мы весело жили. Сначала у моих родителей, потом в коммуналке. У меня зарплата 75 рублей, а у него — 85. Временами по уши в долгах, иногда из еды был только хлеб один. Только после фильма «Белые росы», ставшего чемпионом по прокату, Коля получил огромную по тем временам премию. И на эти деньги мы сделали первую в нашей семейной жизни самостоятельную большую покупку – купили спальню.
Кстати, когда мы с Колей переезжали на эту квартиру, мы не смогли выбросить кровать, на которой провели столько счастливых лет, на которой мы родили нашего сына. Теперь она стоит на даче – как музейный экспонат.
Мы в те годы вообще ночами не спали. Спектакли, репетиции, гастроли… Почти после каждого спектакля собирали друзей у себя дома – гуляли, танцевали, пели песни. Утром — глаза протерли, под холодный душ и опять все по новой. Заводила Коля был жуткий, его энергии хватило бы человек на сто.
— Это правда, что когда родился ваш сын, он рыдал от счастья?
— Целая история! Накануне Збруеву, Янковскому и Караченцову дали звания «заслуженных», и мы должны были ехать отмечать это событие в ресторан ВТО. Но тут у меня начались схватки. Короче, рожала я двое суток. Коля так измучился, что написал записку: «Никого мне не надо. Возвращайся сама!»
Когда родился наш Андрюха, я упросила медсестру позвонить мужу, чтобы он там не сошел с ума. Она приходит и говорит: «У вас что, муж — больной?» «Почему больной?» «Я ему говорю: у вас сын родился!», а он: «Да? А какие у него зубки?» И повесил трубку».
Коля даже не знал, что дети рождаются без зубов. Он мне потом признался, что от волнения ходил по квартире и рыдал. А потом, чтобы отвлечься, отдраил всю квартиру. Когда он привез нас домой, у меня температура подскочила под 40, я месяц лежала пластом.
И все это время Коля сцеживал у меня молоко, кормил Андрюшку из бутылочки, пеленал. Поэтому первое слово, которое сказал наш сын, было «папа», а не «мама». (Смеется.)
«ЖЕНЫ» И «ВНЕБРАЧНЫЕ ДЕТИ» КАРАЧЕНЦОВА
— В свое время в театральных кругах обсуждалась невиданная работоспособность Караченцова и его любвеобильность.
— Конечно, Коля всегда был трудоголик, но при этом он и гуляка был страшный. У него была уйма романов. Я уж не говорю о поклонницах Караченцова – это вообще отдельная тема.
— Так сильно доставали?
— О! У него были почитательницы, которые кидались в меня камнями, гвоздями, изводили меня звонками. Мы тогда жили на 16 этаже, а они — на чердаке. По ночам эти девушки пели песни из «Юноны», писали стихи и признания в любви на стенах — огромными буквами. На улице его поджидали толпами. А писем сколько писали! «Коля, будь со мной». «Мне без тебя не жить…»
Помню, одна девочка стала носить в «Ленком» котлетки и всем рассказывать, что это она – законная жена Караченцова. Когда я ее увидела, решила, что это видимо я сошла с ума… Потом звонили ее родители. Выяснилось, что у нее психика сдвинулась на этой почве.
Каждую неделю мы получали письма с фотографиями, которые начинались словами «Здравствуй, папа! Я – твой сынок. Ты же видишь, как я на тебя похож». Все это началось с «Тиля» и тридцать лет продолжалось без «антракта».
— Как он на это реагировал?
— Считал, что это особенность профессии. Поклонниц тоже можно понять. Они же во многом несчастные люди — вынуждены жить с пьяницами или подонками. И вдруг она видит на экране настоящего мужчину, естественно все чувства переносятся на него.
— Наверное, Караченцов – тот редкий случай, когда экранный образ не так уж далек от реальности?
— Да, Коля в этом отношении просто уникальнейший актер. Ведь он сыграл более ста ролей в кино, несколько десятков – на сцене, и среди них нет ни одного отрицательного образа. Мысль использовать Караченцова как злодея режиссером даже в голову не приходила.
— Разве? Тот же Урри – злодей злодеем.
— Но при этом какой обаяшка! Когда снимали «Приключения Электроника», мы жили на улице имени 26 Бакинских комиссаров, куда к нам частенько приходили пионеры с просьбой, чтобы Урри пришел к ним на пионерскую линейку. Умоляли: «Пожалуйста, Николай Петрович!» И конечно, для них он был никакой не негодяй, а настоящий, смешной, трогательный человек.
Я думаю, одно из главных его магнетических качеств – его сильное мужское начало. Я давно заметила, что многие женщины (и я сама испытывала подобные ощущения, наблюдая за ним из зала) смотрели на его «графа Резанова», и что-то таинственное с ними происходило. Все они как-то странно улыбались.
— Когда были молодыми, о чем вы мечтали? Нарожать детей, удивить мир…
— Коля никогда не был амбициозным. Он просто наслаждался жизнью, работой, друзьями. Хотя слава у него была невероятная. Как-то спросили: «Николай Петрович, какой самый счастливый день в вашей жизни?» Я думала, сейчас скажет: «День нашей свадьбы». Куда там! Говорит: «Премьера спектакля «Юнона и Авось».
И я его понимаю. В день премьеры «Юноны» после спектакля театр был оцеплен конной милицией, но, тем не менее, поклонники сломали двери в театре, вынесли все Колины фотографии, он долго не мог выйти на улицу, потому что там его ждала толпа. Потом Нью-Йорк и Париж лежали у его ног. Помню, Пьер Карден стоял перед ним на коленях, после каждого спектакля целовал ему руку…
Публика неистовствовала. А у Коли при всем при этом было одно желание: побыстрее прийти в номер, сесть со мной рядышком и болтать. У него совершенно никакой «звездной» болезни не было.
ХОТЕЛ «УБИТЬ» МАРКА ЗАХАРОВА
— Милейший и добрейший, с несравненной мальчишеской улыбкой Николай Петрович из-за вас мог полезть в драку, набить кому-нибудь морду?
— Бил, и не раз! Мы еще не были женаты, ехали по Тверскому бульвару и так увлеклись выяснением отношений, что забыли взять билеты, проехали свою остановку. Водитель остановился, потребовал билеты. Я ему объясняю: «Простите, мы тут ссоримся, нам пока не до того. Заплатим!» «А ну гони деньги, — кричит. — А ты молчи… проститутка!» За это он был бит в ту же секунду.
В другой раз мы шли по Ленинграду, и какой-то мужчина меня просто задел. Я не успела оглянуться, как Коля уже его догнал и, сверкая глазами, взял за шкирку: «Извинись, извинись перед ней». На подобное он реагировал мгновенно.
Однажды Марк Захаров меня обидел на сцене. Бегу вся в слезах и на лестнице сталкиваюсь с Колей. «Кто это сделал? Марк Анатольевич?» Он кинулся было его наказывать. Я повисла на нем, еле успокоила.
— А как он мог наказать Захарова?
— Запросто мог сказать что-то нелицеприятное. Если касалось меня, он взрывался моментально.
— Так он, оказывается, «вулкан» по жизни?
— Нет, что вы! Коля был очень благородный, ранимый и добрый. В свой день рождения я просыпалась вся в розах, и во всех комнатах были разложены подарки. А летом он мне дарил мои любимые пионы либо полевые васильки и ромашки, которые я тоже люблю безумно. Бывало, приду домой, а он все вазы цветами заставит.
Еще любил нас разыгрывать – он шутил бесконечно. Скажет, что гонорар не заплатили, а сам спрячет его так, что долго найти не может. А однажды он меня очень здорово разыграл. После того, как англичане сняли телевизионную версию «Юноны и Авось», они с Захаровым уехали в Лондон на монтаж.
Приезжает: «Девонька, сейчас в Европе в моде полупиджачки меховые. Но денег не хватило, поэтому я купил тебе пиджак из кролика. Но он очень симпатичный!» Разворачивает. И я вижу, что это белоснежный песец. Кра-а-сивый невероятно! Тогда в Москве ничего подобного вообще не было. Я даже заплакала.
ПРОФЕССИЯ – «ЖЕНА ЗВЕЗДЫ»
— Насколько Караченцов был советский человек в то время?
— Он всегда обожал Россию, был патриотом. Ему не раз предлагали остаться — и в Америке, и во Франции. На что он отвечал: «Я без России жить не могу. Там — моя земля, мой зритель, мои друзья и близкие. Там я умру и там буду похоронен». Да мы скучали все время за границей, максимум день-два и такая ностальгия накатывала…
Был такой случай. На гастролях в Париже весь гонорар нужно было отдавать в посольство. Секретарь Пьера Кардена пришел к Коле, и я слышу, как он говорит: «Ник, вы не получаете тех денег, которые вам дает Карден. Поэтому он прислал меня, чтобы я компенсировал вам потери».
Вдруг Коля резко встает: «Я русский актер и горжусь этим. Да, мы сдаем деньги государству. Но я доволен всем и мне на жизнь хватает. А лишнего мне надо!» Наблюдая эту сцену, я подумала: «Правильно, Коля! Может, мне и нужна новая шубка, но ты показал, что твоя душа не продается».
Коля до автокатастрофы очень много работал. Создал свою школу искусств, постоянно ездил на концерты – то по воинским частям, то к медикам, то в детские дома… Сцена, репетиции, съемки, записи песен. График был сумасшедший! Причем, это никак не было связано с желанием заработать побольше денег. Просто не мог жить в другом ритме.
Песни он мог писать дубль за дублем. А его жажда дубляжа?! Он же дублировал фильмы, обожал озвучивать своего любимого Бельмондо. Говорил: «Люблю смотреть, как он работает. Я такой кайф ощущаю, когда его быструю французскую речь перевожу в плавную русскую».
— Что Николай Петрович любил делать больше всего?
— Он, как и все старики во МХАТе, считал, что актер должен уметь все. Начиная от трагедии и заканчивая фарсом или водевилем. Петь, танцевать, исполнять без дублеров трюки, скакать, фехтовать, дурака валять. И он все это умел. Но больше всего ему нравилось петь. Он всегда и везде пел — в душе, за рулем. Без песни вообще жить не мог.
— Вы как-то признались , что в вашей карьере самая любимая роль — «жена звезды». Что это за роль такая?
— Очень непростая, честно могу сказать… Конечно, это счастье, если ты живешь с таким талантливым человеком. Но это и большой труд. Ведь я должна была соответствовать своему статусу. Я должна не быть дурой, быть образованной, у меня должен быть хорошо подвешен язык, я должна быть в курсе и в гуще театральных событий.
Должна ходить в бассейн, на тренажеры, в институт красоты, делать массажи «морды лица» – я должна хорошо выглядеть, понимаете? Потому что когда он идет, люди всегда смотрят: а кто с ним рядом. Кроме того, на мне атмосфера уюта, тепла и покоя. Соблюдение всех семейных традиций, и чтобы наш дом был как крепость.
Это очень непросто. И Коля очень гордился тем, что я знающий, много читающий, любопытный, энергичный человек, что я неленива и готова пожертвовать многим.
— Кстати, не жалеете, что пожертвовали своей актерской карьерой во имя семьи?
— (Смеется.) Конечно, я безумно люблю свою профессию, мне бы хотелось многое сыграть. Если сама Алла Тарасова сказала, что я одаренный человек, значит, это так, правильно? Ну не дал господь Бог первых ролей, я не стала Инной Чуриковой. Но Инна Михайловна – единственная, неповторимая. А я свое место в театре занимаю и счастлива.
Но при этом у меня есть то, чего нет ни у кого, — Коля. Это такое счастье, которое ни на что не променяешь. Меня Коля столькому научил, столько мне отдал и открыл, так носил меня на руках, так баловал. Я засыпала, улыбаясь, и просыпалась улыбаясь.
— Кто первым пришел на помощь, когда Николай Петрович попал в беду?
— Все! Друзья, близкие, коллеги… Когда случилась эта катастрофа, кто помог деньгами, кто своими руками, кто заботой. Вся любовь, которую Коля отдавал людям, вернулась к нему бумерангом.
Мне звонили из Иерусалима, из Канады, Америки, Голландии, Японии… Звонили из Индии – предлагали за свой счет отвезти его лечиться на Тибет, дать сопровождающего врача, гида. Но лечащий врач отговорил – «это слишком опасно».
Одна ясновидящая однозначно сказала: Коля поправится и выйдет на сцену. Добавила: «Я непьющая. Но если выйдет, с вас ящик шампанского». И показала свою громадную коллекцию коньяков, подаренных благодарными пациентами за ее сбывшиеся предвидения.
– Вы верили, что выйдет?
— Конечно! Потому что если бы вы видели, с чего мы начали этот путь. У Коли были травмы, не совместимые с жизнью. Ничего не работало – только сердце. Потом — долгие мучительные дни комы. Я ему читала псалтырь, пела, рассказывала про свой новый цвет волос, туфли, сапоги, которые я купила для него – любимого и дорогого. А передо мной лежал практически труп.
Какое было счастье, когда у него пошевелился один пальчик, затем он открыл один глаз, потом второй. Был вес — минус 27 килограммов, кожа и кости. Не ходил, да и сидеть-то не мог. Не глотал, ел через шунт, передвигался только на каталке. А потом, как только сделал шаг, второй, — остановить Колю было невозможно. Он ходил, ходил, ходил… Три месяца сказать ничего не мог и вдруг заговорил.
— Какие были его первые слова?
— Медсестра его спросила: «Вы хотите спать?» Он сказал: «Да». И она «упала», бедная…
