— Вы подозреваете меня? – ахнула Эдит.
Луи Лепле, ее покровитель, ее учитель, был найден мертвым. А потом вскрыли завещание, где малышке Пиаф он кое-что оставил. Вот поэтому-то полиция и «взяла след». Эдит часами допрашивали в участке и делали недвусмысленные намёки – лучше признаться.
Газеты поливали певицу грязью, и она горько плакала, натыкаясь на эти жёлтые статьи. Казалось, что всё осталось в прошлом: успех, аплодисменты и признание. Малышка Пиаф погружалась в пучину ненависти.
«Публика… открывает сердце и поглощает тебя целиком. Потом в гаснущем свете зала ты слышишь шум уходящих шагов. А затем – улицы, мрак, сердцу становится холодно, ты одна», — писала Эдит Пиаф.
Она чувствовала себя безумно одинокой. Лепле погиб, ее дочь – еще раньше. А теперь ко всем ее несчастьям добавилось презрение публики. На свет божий вытащили всю ее короткую биографию: детство в «веселом доме», общение с преступниками, выступления в самых дешевых кабаках…
Свист во время концерта стал привычным делом. Не допев до конца, Эдит Пиаф уходила. Это продолжалось несколько месяцев, и она думала, что сойдет с ума.
Когда расследование по делу Лепле завершилось, и стало ясно, что певица ни к чему не причастна, перед ней даже не извинились. Подумаешь, ошибка! Невелика птица – какой-то воробушек!
— Вы позволите? – мягко произнес мужчина, который специально остался после выступления Эдит. – Я могу быть вам полезен.
Его звали Раймон Ассо, и он был поэтом.
«Он хотел мне помочь, не пытаясь просить ничего взамен», — напишет Эдит.
Действительно, Ассо просто хотел сотрудничать с ней. Он увидел в ней безумно талантливую молодую женщину, которая сбилась с пути и нуждается в поддержке. Она могла спеть то, о чем он писал, и так, как никто другой. Ассо появился в самый нужный момент, и оставил визитку с номером телефона.
— Если надумаете, позвоните. Я буду очень ждать.
Теперь телефон самой Эдит по большей части молчал. Хотя обвинения были сняты, ее не спешили приглашать на новые выступления. Да у нее и не было никаких новых песен… Вот поэтому она и набрала номер Ассо. Ей требовалась поддержка. Еще один шанс!
Ассо направлял её «мягкой силой». Умел убеждать, умел найти нужные слова. Показал, как можно иначе владеть голосом – куда эффективнее, чем прежде! Все знали, что у малышки Пиаф, которая не дотягивала до 150 сантиметров, сильнейший голос.
Но Ассо раскрыл его по-новому. Лёгкая хрипотца появлялась в тот момент, когда этого меньше всего ждали, и она трогала за живое. А потом снова — нежные, глубокие, точные ноты!
И он же, Раймон Ассо, поработал над сценическим образом Эдит. Теперь она была не просто девушкой трудной судьбы, которая пробилась с самого дна, а элегантной молодой дамой.
Он переодел ее в классические костюмы и заставил носить нити жемчуга — пусть будет одна или две, не больше. И никаких дешевых побрякушек с блошиного рынка!
«Раньше я никогда не открывала ни одной книги, — признавалась Эдит, — я погрязла в глупости… Чем глупее были мои песенки, тем лучше! Мне доставляло удовольствие разрушать, коверкать свою жизнь… Раймон изменил меня.
Ему понадобилось 3 года, чтобы меня вылечить. Три года терпеливой нежности – чтобы заставить меня понять, что есть и другой мир, а не только тот – населенный преступниками и женщинами без совести».
— Я люблю тебя. – однажды сказал он, просто и спокойно, как всегда.
Она ответила ему. И пела с той поры только о любви… Раймон вдохнул в неё любовь, как вдыхают воздух в лёгкие умирающего. Вскоре в «Альгамбре» назначили концерт, проанонсировав его так: «Возвращение Эдит Пиаф! Всё самое лучшее и самое новое!».
Пиаф исполнила песни, написанные для нее Раймоном. И это был ошеломительный успех! Иногда после того, как она замолкала, публика находилась в оцепенении несколько минут.
А потом взрывалась аплодисментами и криками: «Браво!» «Мой легионер», «Большое путешествие бедного негра», «Я не знаю конца» — эти песни сейчас назвали бы хитами. В то время их знал каждый француз!
Но в ее отношении к Ассо было куда больше не истинного чувства, а признательности за всё, что он для неё сделал. В 1939 году, когда Ассо мобилизовали, она повстречала Поля Мерисса, с которым их связали бурные, но недолгие отношения.
Мерисс тоже пел, и это роднило их. Шла Вторая мировая, но в Париже по-прежнему работали кабачки и рестораны. Вечером Эдит шла выступать, а потом Поль увозил ее к себе.
«Ничто не раздражает меня в женщинах так, как эта манера выжидать дни и месяцы, прежде, чем сдаться, — говорил он. – Для чего все это, если мы нравимся друг другу?»
Поль почти всегда сохранял бесстрастное выражение на лице, а Эдит реагировала на все слишком бурно. Чтобы хоть немного вывести любимого мужчину из этого ледяного оцепенения, она могла бить тарелки и вазы. А он, флегматично поглядев поверх газеты, которую читал, просил только не трогать радиоприемник.
Эдит казалось, что он равнодушен к ней, Полю – что она сумасшедшая. Любовь клокотала в ней с такой силой, какую она не испытывала прежде, и потому так отчаянно пыталась вызвать в нем ревность. А Мерисс отвешивал ей оплеухи за это…
Это было безумие, помноженное на обоюдный эгоизм. Никто не желал меняться и уступать. Так прошли два года, прежде чем они решили расстаться.
У нее не было опоры, поэтому Эдит легко увлекалась. Бросалась из стороны в сторону. О ней скоро стали говорить как о взбалмошной неглубокой женщине, которая не очень-то разборчива. При этом карьера шла в гору – она немного снималась в кино, по-прежнему пела и получала хорошие гонорары за свои выступления.
В 1947 году, на гастролях в Америке, судьба свела с ее человеком, который сыграл самую большую роль в ее личной жизни. Его звали Марсель Сердан, он был женат и воспитывал троих детей.
— Она бы стала моей женой, если бы я был свободен. – говорил Марсель. — Непременно!
Чемпион по боксу, красавец и кумир многих, он стал возлюбленным Эдит, не оставляя свою семью. Это было мучительно, это разрывало сердце всем троим – Марселю, Эдит и Маринетте Сердан, но никто не знал, что правильно, и не видел выхода.
Маринетта звала Марселя в Касабланку, Эдит — в Париж или Нью-Йорк. А мужчина метался между ними, пытаясь быть хорошим для каждой.
Отказаться от Эдит было невозможно. И она не находила в себе сил, чтобы отпустить его. Они мчались друг к другу при первой возможности, а потом наступал период расставания и опустошения. И так до новой встречи.
27 октября 1949 года Марсель Сердан вылетел в Нью-Йорк, где в то время находилась Эдит. Она ждала его, забронировала столик в лучшем ресторане…
На подлете к Азорским островам самолет потерял управления и… упал. Сообщение об этом передали по радио. Эдит впервые с времен своего детства ослепла – от слез. Ей казалось, что ее жизнь окончена навсегда.
Она топила печаль, используя для этого все, что могла. Она мчалась в автомобиле и попадала в аварии (дважды – с Шарлем Азнавуром). Переломанная лежала в больнице, и мчалась снова. Или просто бродила по улицам, без цели.
Не накрашенная, без прически, в старых стоптанных туфлях. Ей все было безразлично. Цепочка дней складывалась в длинную серую и бессмысленную череду. Ради чего ей жить ныне?
Выступления были отменены. Эдит находилась одна в своем доме и погибала от тоски. В один из дней она решила, что с нее хватит. Но ее спасли и отправили в больницу. Тогда ей прописали морфий, от которого она не могла отказаться следующие четыре года.
— Ты должна вернуться. – говорили друзья. – Ты губишь себя! Пожалуйста, Эдит!
Она вернулась. Да еще с песней, которая потрясла всех: «Нет, мне ничего не жаль». Когда Эдит первый раз исполнила ее, на глазах у зрителей блестели слезы – каждый понимал, о ком и о чем поет эта малышка Пиаф. О своей утраченной надежде, об исковерканной жизни, о том, что она потеряла. И — о каждом из них.
Снова начались выступления, турне, интервью… Она была вымотана до такой степени, что попала в больницу.
Исхудавшая, с опухшими глазами, она однажды обнаружила на своей тумбочке куклу и букет роз. Тео Сарапо – так звали дарителя – был на 20 лет младше Эдит, и именно он начал ухаживать за ней в этот страшный момент жизни.
— Я буду любить только Марселя. – с грустной улыбкой говорила она.
Но Сарапо проявлял настойчивость. Он приходил каждый день и приносил новые цветы. Спустя неделю после выписки Эдит, он сделал ей предложение. Этот молодой грек стал последним утешением великой певицы.
В то время она была уже тяжело больна. Ее финансовые дела находились в полном расстройстве, но Тео это не остановило. Он стал для Пиаф надеждой и радостью, ее последним шансом, ее рукой помощи. Тео оставался с ней до самого последнего вздоха. Эдит Пиаф скончалась 10 октября 1963 года.
Спустя семь лет Тео Сарапо разбился в автокатастрофе.
