Она носила строгие английские блузы с высоким воротничком и длинные юбки, а в ее миндалевидных бурятских глазах, оттененных золотыми ресницами, плескались дерзкое озорство.
Маргарита Сабашникова родилась в московской богатой купеческой семье, писала стихи и мечтала стать художницей. Три года юная барышня прожила за границей, совершенствуясь в языках и посещая европейские музеи и театры, блестяще окончила московскую гимназию.
«Она была живая, грациозная и очень кокетливая. Она всем нравилась, имела всегда большой успех на балах» — пишет ее тетка Екатерина Бальмонт.
Маргарита училась живописи в Петербургской академии у Константина Коровина, увлекалась идеями философа и социолога Рудольфа Штейнера. Максимилиан Волошин познакомился с Маргаритой в Париже, где они оба слушали лекции.
«Характерный типаж Латинского квартала — плотная фигура, львиная грива волос, плащ и широченные поля остроконечной шляпы… В жизни он, пожалуй, не таков… Хотя, конечно, все та же косматая шевелюра, неуместные в приличном обществе укороченные брюки, пуловер…
Но глаза глядят так по-доброму, по-детски; такой искренней энергической восторженностью лучатся зрачки, что невольно перестаешь обращать внимание на эпатирующую экстравагантность обличья…. Мы возвращались вместе, и он раскрывал мне мир французских художников, тогда это был его мир…» — писала Маргарита о Волошине.
Очарованный поэт сразу же ввернул комплимент: «Ваше лицо совершенно. Вы напоминаете мне египетскую царицу Таиах». Маргарита улыбнулась краешками губ: «И где можно увидеть вашу таинственную царицу?»
Они отправились в музей Гимэ. И правда: Сабашникова с удивлением рассматривала Таиах — похожа! Лицо Таиах было настолько прекрасным, что Волошин приобрел его слепок и заказал скульптуру для своего дома в Коктебеле. Макс готов был преклоняться перед Маргаритой, как перед божеством, и даже мысль о любом прикосновении к ней вызывала у него трепет.
«Они слились для меня в единое существо. Приходится делать над собой усилие, чтобы поверить: Маргарита — из тленных плоти и крови, а не из вечного алебастра. Я никогда еще не был так влюблен, а прикоснуться не смею — считаю кощунством!»
В своем дневнике от 1905 года Волошин пишет: «Все, что я написал за последние два года, — все было обращением к Маргарите Васильевне и часто ее словами».
Я вся — тона жемчужной акварели,
Я бледный стебель ландыша лесного,
Я лёгкость стройная обвисшей мягкой ели,
Я изморозь зари, мерцанье дна морского.
Там, где фиалки и бледное золото
Скованы в зори ударами молота,
В старых церквах, где полёт тишины
Полон сухим ароматом сосны, —
Я жидкий блеск икон в дрожащих струйках дыма,
Я шелест старины, скользящей мимо,
Я струйки белые угаснувшей метели,
Я бледные тона жемчужной акварели…
За три года знакомства скопилось множество писем от Макса к Маргарите, от Маргариты к Максу. Волошин писал: «Знаешь, эти письма, и твои, и мои надо, после того как мы станем вместе, привести в порядок, переплести, и эта книга будет нам священной книгой наших обетов и… когда у нас будут дети, мы должны им оставить эту книгу, когда они вырастут.
Подумай о что бы дало нам, если бы такую книгу мы получили бы от наших родителей. Как бы много она нам дала. Она была бы книгой оправдания нашей жизни, книгой Бытия — детей… Своей собственной книгой Бытия».
12 апреля 1906 года 24-летняя Маргарита и 29-летний Макс обвенчались в Москве в церкви Святого Власия.
«Я выхожу замуж за Макса, об этом нужно сказать родителям. Но я боюсь матери, она, разумеется, будет сердиться! Внутренне я все еще завишу от нее и, может быть, именно поэтому часто поступаю наперекор ей в своем безудержном стремлении к самоутверждению.
Впечатляют меня слова Минцловой, она внушает мне, что Макс и я созданы друг для друга. Однако странно: я не чувствую себя счастливой. И все же о своем решении сообщаю родителям с такой твердостью, что даже мама не противится…»
Родственники Сабашниковой были против этого брака, но своевольная Маргарита всегда поступала как ей заблагорассудится. Ее сестра предупреждала Макса: «Вы не подумайте, что она вас может полюбить. Она странная».
Но Макс сам был странным: он умел предсказывать будущее, лечить наложением рук, зажигать взглядом сухую траву и усмирять взглядом бродячих собак. Волошин построил в Коктебеле дом-корабль и принимал в нем по шестьсот гостей в год, а плату брал «веселыми розыгрышами и радостным кипением».
После свадьбы Маргарита и Макс отправились в Коктебель. По приезду Макс облачился в длинный хитон с поясом, обулся в чувяки, а на голову водрузил венок из трав и цветов. Часами он бродил по холмам со своим мольбертом.
Марина Цветаева вспоминала, как дочка одного из гостей за общим столом в доме Макса воскликнула: «Почему эта царевна вышла замуж за этого дворника?»
Макс рассмеялся. Детское определение его позабавило. Он был косматым, шумным, бородатым, крупным, а его жена — изящной, элегантной, загадочной и тоненькой. Точно: дворник и царевна. Влюбленный Макс звал Маргариту — Аморя и Маргоря.
В этих необычных ласковых именах — и аморе, любовь. И — синее коктебельское море. И, к сожалению, — горе… Что же принесла Максимилиану Волошину короткая, но страстная любовь?
По вечерам молодежь, гостившая у Волошиных, дурачилась, «обормотничала», устраивала розыгрыши. Маргарите кто-то шепнул, что у Максимилиана есть право первой ночи с каждой приехавшей к нему в дом женщиной.
Это поразило ее воображение, но оказалось неправдой и она разочарованно пожала плечами: не похож ее Макс на героя-любовника. В Коктебеле Маргарита заскучала, ей надоел переполненный гостями дом и она стала просить мужа вернуться в Петербург.
Желание Амори — закон. И Макс уезжает из милого его сердцу Коктебеля. Молодожены поселились в доме № 25 по Таврической улице. Их соседом сверху оказался поэт Вячеслав Иванов, живший с супругой Лидией в полукруглой мансарде, называемой «Башней».
Вечерами богема собиралась у Иванова. Тут бывали Комиссаржевская, Ахматова, Мейерхольд, Бердяев… Маргарита слышала разговоры, что символисты строят новую человеческую общину, где божественный Эрос войдет в плоть и кровь.
Макс бурно жестикулировал, пытался спорить, а Маргарита думала о том, что супружество и верность скоро отойдут в прошлое. Вячеслав Иванов учил ее стихосложению и греческому, вел беседы о поэзии, культуре, религии и Эросе. Вячеслав Иванов и его жена проповедовали философию свободной любви. Они хотели «делиться» собой.
Маргарита подружилась как с самим Ивановым, так и с его необыкновенной очаровательной женой, писательницей Лидией Зиновьевой-Аннибал. Эта дружба переросла в нечто большее — Маргарита влюбилась в Иванова, и он ответил ей тем же.
При этом Сабашниковой-Волошиной нравилась и его супруга. Лидия была старше Маргариты на шестнадцать лет, их симпатия стала взаимной.
«Дивная у меня появилась подруга: Сабашникова, художница, талантливая портретистка. Она жена Волошина; странное, поэтическое, таинственное существо пленительной наружности. Она пришла писать мой портрет, и тоже в красном и оранжевом…» — сообщала своей приятельнице Лидия.
Маргарита Сабашникова написала портрет Зиновьевой-Аннибал, в котором «странно-розовый отлив белокурых волос» подчеркивал «яркие белки серых глаз на фоне смуглой кожи» и преподнесла Лидии.
«Скоро мне стало ясно, что Вячеслав меня любит, — вспоминала Сабашникова. — Я сказала об этом Лидии, прибавив: «Я должна уехать». Зиновьева-Аннибал ответила ей: «Ты вошла в нашу с Вячеславом жизнь. Уедешь — образуется пустота».
Макс страдал безмерно и мучился, но уехал в Коктебель, который всегда лечил его от душевных ран, оставив Маргарите право самой разобраться в своих чувствах, а она переселилась в «Башню».
Жили втроем, в «духовно-душевно-телесном слитке из трех живых людей». Маргарита надеялась, что создана семья «нового типа».
«С Маргаритой у нас особенно-близкие, любовно-влюбленные отношения. Странный дух нашей башни. Стены расширяются и виден свет в небе», — писала Лидия Зиновьева-Аннибал. Она твердо была убеждена, что ее долг — отдавать Вячеслава людям, что счастье только для себя — немыслимо, недостойно.
Свой жизненный и любовный опыт Лидия Зиновьева-Аннибал использовала в своей книге, ставшей первым в России литературным произведением на лесбийскую тематику. Книга «Тридцать три урода» получилась настолько скандальной, что ее тираж был полностью уничтожен, а публикация запрещена.
Волошин из Коктебеля писал Иванову: «Я знаю, что ты мне друг и брат; и то, что мы оба любим Аморю, нас радостно связало и сроднило, и разъединить никогда не может… Я зову тебя не в гости, а в твой собственный дом, потому что он там, где Амори».
Отношения в союзе Иванов-Лидия-Маргарита становились все более запутанными. Лидия плохо себя чувствовала, начала физически сдавать, мучилась от ревности и мысли, что такая любовь ведет к гибели. А Иванов все писал сонеты Маргарите и свято верил в свои теории.
Маргарите не суждено было соединить свою судьбу с Ивановым даже после смерти его жены. Более того, он разорвал отношения с Маргаритой и не отвечал на ее письма.
Падчерица Иванова и дочь Лидии от первого брака Вера Шварсалон вскоре заняла место Сабашниковой, а 41-летняя Лидия внезапно умерла от скарлатины в октябре 1907 года. Иванов впал в депрессию, его посещали галлюцинации с Лидией.
После смерти жены Вячеслав женился на Вере, которую считал мистическим перевоплощением умершей Лидии. У них родился сын Дмитрий. Во всех скитаниях Вячеслава Иванова с ним был портрет Лидии, написанный Маргаритой Сабашниковой.
Маргарита переживет тяжелейший нервный срыв, будет создавать бесконечные этюды к задуманной картине, в которой Иванов изображал Диониса, а она — Скорбь. Картина так и не была закончена.
Брак Сабашниковой и Волошина продлился несколько месяцев. Анастасия Цветаева процитирует слова Макса из личной беседы в Феодосии: «А мы с Марго так и не были настоящими мужем и женой!»
Через год, обращаясь к Маргарите, Макс напишет:
«Как Млечный Путь любовь твоя
Во мне мерцает влагой звездной,
В зеркальных снах над водной бездной
Алмазность пытки затая.
Ты — слезный свет во тьме железной.
Ты — горький звездный сок.
А я — Я — помутневшие края
Зари слепой и бесполезной…»
В душе Волошина останется незаживающая рана.
«Объясните же мне, в чем мое уродство? Всюду, и особенно в литературной среде, я чувствую себя зверем среди людей — чем-то неуместным. А женщины? Моя сущность надоедает им очень скоро, и остается только раздражение…», — спрашивал Волошин в письме у близкого друга.
Но несмотря на все обстоятельства, приведшие к разрыву, Волошин писал Маргарите, что если она надумает приехать в Коктебель, «ее комната» будет тут же освобождена.
«Я как-то не верю ни в твой приезд в Коктебель, ни в то, что ты захочешь снова жить со мной, и, строя планы на будущее, я думаю только о себе. Когда же приходит пронзительная мысль: а если бы ты захотела, если б ты вспомнила меня… то я ее прогоняю…» — пишет Волошин.
Маргарита уехала в Мюнхен — работать со Штейнером, посвятив жизнь антропософии и живописи. До конца своих дней Маргарита Сабашникова подписывалась фамилией Макса — Волошина. Замуж она более не выходила, прожила долгую жизнь — 91 год.
Цикл, посвященный Маргарите Сабашниковой, Максимилиан Волошин назвал «Amori amara sacrum», что переводится как «Святая горечь любви». Жалела ли она о своем безрассудном поступке, когда вычеркнула Макса из своей жизни и переселилась в «Башню» став третьей с семейном союзе? А может, она жалела о том, что Макс Волошин, безмерно любивший ее, отдал без боя другому/другой? Любил настолько, что ушел в сторону лишь бы она была счастлива.
Тихо, грустно и безгневно
Ты взглянула. Надо ль слов?
Час настал. Прощай, царевна!
Я устал от лунных снов.
… Я устал от лунной сказки,
Я устал не видеть дня.
Мне нужны земные ласки,
Пламя алого огня.
… Не царевич я! Похожий
На него, я был иной…
Ты ведь знала: я — Прохожий,
Близкий всем, всему чужой.
…Мы друг друга не забудем.
И, целуя дольний прах,
Отнесу я сказку людям
О царевне Таиах.
