Он вскоре совсем не мог ни есть, ни спать — ему мешали то гудки автомобилей, то несущийся по рельсам трамвай за окном, то капающий кран в ванной. Сердце все чаще ныло, болело, срывалось с ритма, выдавало внеочередной удар и он уже давно научился прислушиваться к нему.
Странно, он всегда считал себя здоровым и полным сил, но эта болезнь прицепилась к нему во время Первой мировой. Прапорщик Михаил Зощенко добровольцем ушел на фронт в 1914 году, окончив ускоренный курс Павловского военного училища.
Трусом он никогда не был. Зощенко был награжден пятью орденами, несколько раз был ранен, дослужился до штабс-капитана. В июле 1916 года Михаил во время газовой атаки немцев, отдавая приказ: «Газы! Всем надеть маски!», сам натянул противогаз последним и надышался отравой.
Долгая дорога до госпиталя была усеяна десятками тел мертвых людей и птиц. Добравшись, обессиленный Михаил попросил у сестры милосердия спирта, пригубил и тут же отключился. Доктор тогда строго поглядел ему в глаза и сказал: «С вашим сердцем теперь нельзя пить ни капли». — «Но, доктор, у меня никогда не болело сердце!» — «Теперь будет болеть».
После лечения он был признан больным первой категории, но отказался от службы в запасном полку и вернулся на фронт в свой полк. Демобилизовался Зощенко только когда с ним случился первый серьезный сердечный приступ.
После демобилизации он женился. Зощенко скучно и буднично написал об этом событии в своем дневнике: «На тележке маленький письменный стол, два кресла, ковер и этажерка. Я везу эти вещи на новую квартиру. В моей жизни перемена. Одна женщина, которая меня любила, сказала мне: «Ваша мать умерла. Переезжайте ко мне». Я пошел в загс с этой женщиной. Теперь она моя жена. Я везу вещи на ее квартиру, на Петроградскую сторону».
Той самой женщиной оказалась Вера Кербиц-Кербицкая, дочь полковника царской армии, милая, жизнерадостная, изящная красавица с каштановыми кудрями, уже успевшая побывать замужем за Виталием Мартанусом, будущим польским и советским генералом.
Вера получила хорошее образование: окончила Петровскую гимназию с медалью и двухгодичные Педагогические курсы. Их брак с Мартанусом был заключен по настоянию родителей Веры. По свидетельствам самой Кербиц, она не испытывала никаких чувств к Виталию и «до смерти была рада, что его забрали на фронт».
В 1917 году Вера встретила Зощенко. Знакомство было беззаботным, многообещающим и веселым — компания общих друзей пригласила обоих покататься на лодке. Михаил, приехавший в отпуск, щеголял в военной форме, так удивительно шедшей ему. Вскоре влюбившаяся Вера развелась с мужем.
Душным августовским вечером на свидании Вера спросила Михаила: «Что вам подарить на день рождения?» И в ответ услышала то, что заставило ее щеки вспыхнуть: «Подарите мне себя!»
Его эффектная внешность, военная выправка и карие глаза приводили к тому, что практически каждая дама провожала его заинтересованным взглядом. Вере это очень льстило. Знай Верочка, чем обернется для нее все это, еще вопрос, пошла бы она на на то свидание или нет…
Но с этой минуты ее судьба навсегда будет связана с его судьбой.
Вот восторженные воспоминания одной из знаменитых его поклонниц — Носкович-Лекаренко, молодой художницы:
«Красивое смуглое лицо, темные глаза с поволокой… Невысокий и очень изящный человек. Все в нем вызывало во мне чувство уважения и восхищения. Он был всегда хорошо одет. В его одежде не было вызывающего щегольства, ничего не выглядело с иголочки, даже галстук, но все было очень хорошо сшито и прекрасно смотрелось…»
Бракосочетание Михаила и Веры состоялась через три года после знакомства. И жениху, и невесте было по 26 лет.
Когда Зощенко стали печатать и деньги потекли рекой, их квартира на Петроградской вместила и огромную кровать в стиле Людовика XIV и мещанскую пальму, и фарфоровые статуэтки, и столовые сервизы, и картины в золоченых рамах. Вера скупала все это, считая, что создает уют в доме, а его страшно раздражала ее страсть к аляповатой роскоши.
Вера еще в ранней молодости отмечала: «Хочу роскоши, довольства, а в роскоши, в богатстве так много красоты, так много поэзии, наслаждения…»
Зощенко это все претило и у него все чаще случались приступы хандры, он желчно кричал на бедную Верочку и та недоуменно хлопала своими длинными ресницами. Михаил то уходил, то возвращался, и тогда устраивал жене сцены: «Мне тяжело общаться с тобой, ты невыносима. Я делаюсь больным после общения с тобой!» Вера вспылила: «Тогда зачем ты приходишь?»
Михаил Михайлович уставился на нее: «То есть как зачем? Во-первых, я должен иметь нормальный обед, во-вторых, я требую минимальной заботы о моих вещах и помощи в перепечатке…»
А однажды он в пылу ссоры прокричал: «Ты надоела мне, старая баба!» Вера усмехнулась: «старой бабе» не было и тридцати лет. Она встала из-за стола, за которым печатала рукописи мужа на стареньком «ундервуде», взяла сына — двухлетнего Валерика на руки и молча закрыла перед Зощенко дверь.
Пришлось Зощенко делать отдельную дверь, фактически разделяющую их квартиру на две самостоятельные, — и пришлось даже покупать электрическую плитку для своей комнаты. И началась долгая, мучительная жизнь нелюбимой жены, не знающей, как найти подход к мужу и заслужить его любовь.
Вскоре Зощенко переехал в Дом искусств, расположенный в бывшем особняке миллионера Елисеева на углу Мойки и Невского. Здесь Михаилу Михайловичу, так же как и Осипу Мандельштаму, Александру Грину, Владиславу Ходасевичу и другим бесприютным литераторам, еще в 1919 году выделили небольшие комнаты, в которых когда-то жила елисеевская прислуга.
О разводе речи не заходило: «это просто временная мера», «пока ребенок не подрастет, не перестанет плакать и кричать».
Единственного сына Зощенко обожал. Правда, Верочка не могла простить мужу той неосторожности по отношению к ребенку, которую он однажды допустил. Умильно склонившись над младенческой кроваткой, куривший папиросу Михаил Михайлович, не заметил как пепел упал на ручку ребенка и оставил ожог, а затем и рубец.
Вступая в брак с Верой, Зощенко четко обозначил: никакой зависимости, ни малейшего вмешательства в его жизнь. Друзья называли его романы называли «офицерскими» — за непродолжительность и некий цинизм. «Глупенькая и пустая, но с необыкновенным темпераментом. Замечательная женщина!» — говорил он об одной предприимчивой даме, которая подошла к нему на пляже и прямо заявила ему о своем намерении ему «отдаться».
Своих амурных похождений Зощенко почти не скрывал, черпая в них адреналин и эндорфины, заставлявшие его больное сердце биться чаще. Но женщины приходили и уходили, а Вера оставалась.
Будучи харизматичным красавцем и щеголем, Зощенко пользовался огромным успехом у женщин. Причем он охотно бывал у своих любовниц в гостях, знакомился с их мужьями и даже с некоторыми дружил. Его идеал был таков: непременно с большим бюстом и обязательно замужняя.
Эта двойная жизнь так измучила писателя, что к сорока годам приступы хандры сделались совершенно невыносимыми и он отправился к психиатру. Красивый худощавый мужчина уселся перед эскулапом и начал изливать душу: беспричинная тоска, раздражительность, необъяснимые приступы страха, потеря аппетита.
Врач осмотрел пациента (в СССР депрессии не было и быть не могло!) и порекомендовал перед едой читать юмористические рассказы: «Возьмите томик Зощенко, чудесно пишет, вот у кого надо учиться радоваться жизни». «Доктор, — вздохнул пациент, — я и есть тот самый Зощенко»… Знал бы доктор, что друзья называли искрометного сатирика «глыбой мрака».
После этого визита Михаил Михайлович понял, что помочь себе может только он сам. Нашел специальную литературу по психиатрии и с карандашом, делая пометки, уселся читать. «Теория неврозов» Фрейда прямо указывала на то, что искать причины заболевания нужно в прошлом, то есть в детстве.
В их дворянской семье творчеством занимались все. Отец-художник делал мозаичные панно и писал картины в духе передвижничества, мать сочиняла рассказы для газеты «Копейка».
В его детстве родители часто ссорились. Мать частенько обижалась на отца. Маленький Миша не понимал ровным счетом ничего, пока старшая сестра ему не сказала: «Наш папа очень нравится женщинам и они сходят с ума по нему, а мама ревнует его и расстраивается». Елена Осиповна Зощенко, урожденная Сурина, бывшая актриса, театрально заломила руки: «Дети, ваш отец никого не любит. Мне не достучаться до его сердца. Оно закрыто для меня!»
Миша испуганно спросил: «А мое, мое сердце — оно открыто?» — «Ты так похож на своего отца. Ты тоже никого не будешь любить! И это большое несчастье». Ребенок чуть не расплакался: он будет любить и его будут любить!
Надя Русанова — его первая гимназическая любовь. Это к ней он мчался в Петроград, когда встретил Веру. Свидания, робкие поцелуи, объятия в синематографе. Он хотел жениться на Наде, но началась Первая мировая война. Уйдя на фронт, он не писал ей, потому, что все происходившее с ним на войне просто не могло сосуществовать в одном мире с воздушной Наденькой, ее надушенными письмами, завитыми локонами и наивной прелестью.
Надя же это расценила как отставку и обручилась с женихом, которого ей нашел отец-генерал. Когда Михаил вернулся, то узнал что Надя вышла замуж и недавно стала матерью. Его сердце забилось гулко и тревожно: никогда уже больше не вернется то, что было между ними в этой довоенной жизни, все то чистейшее, нежнейшее, бурное, полудетское, все эти вихри страсти и трепета. Все прошло…
А в их отношениях с Верой не так хватало тепла и нежности. Страсть из их отношений быстро ушла. Зощенко все время что-то искал в жене и никак не находил. И не находя, платил за свои обманутые надежды обидной замкнутостью и леденящим холодом.
Вера жалела его и писала спустя некоторое время: «Мой бедный мальчик! Он так плохо себя чувствует все время! Больное сердце. Слабые легкие! А работать приходится много, слишком много, не жалея себя, не щадя своих сил…»
Михаил приходил в их с Верой общий дом, отсчитывал деньги на ведение хозяйства, играл с сыном, обедал, приносил рукописи для перепечатывания, забирал чистую одежду и… уходил. Скандалов мудрая Вера не закатывала: гордость не позволяла.
И тут за Верой решил приударить пролетарский поэт Василий Князев. В их дом Князева привел сам Зощенко. Когда Василий стал трубить на каждом углу, как он влюблен в Веру, Михаил словно опомнился и вернулся.
А потом молодость взяла свое: Вера сама влюбилась — «око за око». Ее избранником стал коммунист Николай Авдашев, занимавший солидный партийный пост. Между ними началась связь, которую Вера Владимировна назовет своей самой большой ошибкой в жизни. Ее имя будет трепаться годами: вертихвостка, пустышка, мещанка — при муже-гении.
Несмотря на это, пара все же оставалась вместе. Сразу после начала Великой Отечественной войны 47-летний Зощенко идет в военкомат и подает заявление с просьбой отправить его на фронт, как имеющего боевой опыт, но получает отказ: «К военной службе не годен. Причина: заболевание сердца». Зощенко с первых дней войны поступает в группу противопожарной обороны и вместе с сыном дежурит на крыше дома во время бомбежек.
Их с Верой не смогла разлучить даже война, которую Михаил Михайлович переживал в эвакуации в Казахстане, а Вера Владимировна — в блокадном Ленинграде. Уехать с мужем она не смогла и не захотела: боялась оставить двадцатилетнего сына Валерия, которого вот-вот должны были отправить на фронт.
А муж в эвакуации начал жить с Лидией Чаловой, редактором и давней подругой. Но семью не забывал, регулярно присылал денежные переводы и письма. В апреле 1944 года супруги наконец увиделись снова.
Зощенко уехал из Ленинграда всенародно любимым писателем-орденоносцем, а возвратился гонимым и приниженным. Его автобиографическая повесть «Перед восходом солнца», написанная в эвакуации и начавшая выходить частями в журнале «Октябрь», была названа в Постановлении ЦК политически вредной и антихудожественной и из-за начавшейся травли так и не была напечатана до конца.
Судьба готовила Зощенко новый удар: августе 1946 года вышло постановление, где антисоветским пасквилем был назван рассказ Зощенко для детей «Приключения обезьяны». Через две недели его исключили из Союза писателей СССР. Договоры с Михаилом Михайловичем расторгли все издательства.
Друзья отвернулись, некоторые даже писали ему «Миша, верни мне мою фотографию», остались самые верные — Каверины и Слонимские. Через Веру Владимировну они передавали деньги. Самому Зощенко опасались предлагать помощь: из гордости он не взял бы. Он говорил: «Я русский офицер, а не подонок. Подачек не беру».
Не желавший «досаждать» людям, опальный Зощенко переходил на другую сторону улицы при появлении друзей: стеснялся ставить их в неловкое положение.
Выручал в то время антиквариат, который скупала Вера в тридцатые: старинные вазы, картины и статуэтки превращались в продукты. Большую квартиру пришлось разменять, уж больно высокой была за нее плата. Получились две маленькие квартирки: супругам Зощенко и женившемуся сыну. Зощенко вырезал стельки на продажу, благо научился этому ремеслу в юности.
Выпавшие на их долю испытания еще больше отдалили Веру Владимировну и Михаила Михайловича. Постаревшая и подурневшая Вера не могла не замечать, что к по-прежнему красивому мужу неровно дышат женщины: то соседка принесет горячий обед, то какая-нибудь восторженная поклонница попросит встречи.
Зощенко даже что-то умудрялся публиковать, изредка выходили переиздания старых книг. Он начал заниматься переводами, потому что они печатались без подписи. Чуть позже Михаил Михайлович по заказу писал сатирические миниатюры для эстрады, в том числе для Аркадия Райкина.
Удивительно, но в доме Михаила Михайловича и Веры Владимировны нашли приют не только осиротевшая в войну племянница Веры, но и дети репрессированного вместе с женой Николая Авдашева. Михаил Михайлович все время работал и оставался кормильцем большой семьи.
В августе 1957 года супруги отметили сорок лет со дня знакомства. В декабре этого же года в Ленинград приехала погостить из эмиграции первая любовь Зощенко — Надя Русанова. Через свою сестру она разыскала Михаила. Супруги были приглашены в гости, но Вера отмахнулась: «Иди один!»
Михаил Михайлович побрился, надел свой самый лучший костюм и с трепетом в сердце отправился на свидание с первым чувством. О том, что произошло в гостях, доподлинно неизвестно. Но Вера удовлетворенно записала в тот вечер в дневнике: «Сказал, что Надька его раздражает».
Заметив, что муж иногда путает слова: вместо снотворного средства — люминала, он попросил линолеума, Вера сжалась и запретила близким поправлять его. Он — в порядке. Это просто усталость! Как всегда, когда Мише становилось трудно, Вера встала стражем возле него, отводя от его головы настоящие и мнимые неприятности.
Двадцать второго июля 1958 года на даче в Сестрорецке Михаила Зощенко не стало. Умирая на руках у Веры, он был спокоен: «Верочка, мне наконец назначили пенсию. Половину будешь получать ты после моей смерти».
В просьбе похоронить Зощенко на знаменитом кладбище «Литераторские мостки» власти Вере Владимировне отказали и он нашел последний приют в Сестрорецке. После его смерти Вера сделает все возможное, для сохранения, а потом и издания его трудов. И, конечно же, победит всех соперниц. Только в дневнике своем напишет: «И прожили мы с ним целую жизнь, 41 год. А была ли это любовь? Не знаю».
Вера Владимировна скончалась в 1981 году. Валерий Зощенко стал театральным критиком. Своего сына он назвал Михаилом, в честь отца. Михаил Валерьевич Зощенко выбрал военную карьеру. Правнучку писателя зовут Вера и она актриса.
