— Кстати, насчёт тех пятисот тысяч, что ты мне давала на стартап…
Утро было идеальным. Таким, какие бывают только в рекламе кофе или на отпускных открытках. Солнечный свет, густой и тёплый, как мёд, заливал просторную кухню, играя на хромированных поверхностях новой кофемашины и гладкой столешнице из искусственного камня. В воздухе витал густой, обволакивающий аромат свежесваренного эспрессо и чего-то неуловимо домашнего, уютного. Диана сидела за столом, подперев щёку рукой, и с ленивой нежностью наблюдала за мужем. Роман, её красивый, обаятельный, полный амбиций Рома, стоял у окна, просматривая какие-то деловые бумаги, и этот утренний свет делал его похожим на киногероя, сошедшего с экрана. Он был воплощением успеха, даже если этот успех пока существовал больше в его планах, чем в реальности.
Он произнёс эту фразу небрежно, не поворачивая головы, словно говорил о погоде или о вчерашнем футбольном матче. Просто информация, которую нужно было озвучить, чтобы выкинуть из головы. Для него это был не более чем мелкий административный вопрос, закрытый самим фактом их недавней свадьбы.
Диана медленно, с едва слышным стуком, поставила свою тяжёлую керамическую чашку на стол. Солнечный свет, только что казавшийся таким ласковым, вдруг стал резким, пронзительным, высвечивая каждую пылинку в воздухе. Аромат кофе сделался горьким и навязчивым. Она смотрела в широкую спину мужа, ожидая продолжения, какой-то шутки, которая должна была последовать за этим нелепым вступлением. Но он молчал, продолжая сосредоточенно хмуриться над своими бумагами.
— Ты это сейчас серьёзно, Рома? — её голос прозвучал ровно, без тени удивления, но в нём уже зародилась прохлада, как от сквозняка из приоткрытой форточки в зимний день.
Он наконец оторвался от своих листов, повернулся к ней и одарил её своей самой обезоруживающей улыбкой. Той самой, которая когда-то заставила её забыть обо всех своих правилах и принципах.
— Ну а что такого? Мы же теперь семья. Всё общее. Какие могут быть долги между нами? — он пожал плечами, словно объяснял ребёнку очевидную истину. — Да и, если честно, дела пока идут не так, как хотелось бы. Возвращать особо не с чего. Это же бизнес, ты понимаешь.
Он говорил так легко и уверенно, что на секунду Диана почувствовала себя неправой. Может, это она чего-то не понимает в устройстве семейной жизни? Может, она слишком мелочна, слишком приземлённа для его широкой натуры? Но это ощущение прошло так же быстро, как и появилось, сменившись чем-то твёрдым и холодным, что начало медленно подниматься из глубины её души.
— Общее? — повторила она, и в этом одном слове уже не было ни грамма тепла. Она смотрела на него в упор, и её взгляд заставил его улыбку немного поблекнуть. — То есть, мои личные сбережения, которые я копила три года, работая без отпусков, стали «общими» в тот самый момент, когда ты надел на палец кольцо? А твои долги передо мной, которые ты взял, когда мы даже не планировали жить вместе, вдруг чудесным образом испарились и стали «несуществующими»? Я правильно уловила твою логику?
Роман перестал улыбаться. Он положил бумаги на подоконник и подошёл к столу, принимая более серьёзный вид. Он явно решил, что с ней нужно поговорить как со взрослым, но непонятливым партнёром.
— Диан, ну не начинай. Ты же не какая-нибудь мещанка, которая будет считать каждую копейку. Я же не на развлечения эти деньги взял. Я вложил их в наше будущее. В свой проект, который нас всех обеспечит.
Она встала. Её движения были плавными, почти хищными. Она обошла стол и остановилась прямо перед ним, заставляя его поднять на неё глаза.
— Мне нет дела до того, как ты собираешься возвращать мне долги, милый, но если не вернёшь, то ты и место жительства сменишь! Это я тебе гарантирую!
Роман усмехнулся, но усмешка получилась натянутой и нервной. Он попытался обнять её, разрядить обстановку привычной лаской, но наткнулся на её выставленную ладонь, упёршуюся ему в грудь. Твёрдо и непреклонно.
— Да ладно тебе, не кипятись. Куда я денусь-то от тебя?
Она убрала руку и сделала шаг назад, оглядывая его с головы до ног новым, оценивающим взглядом. Как будто видела его впервые.
— Вот именно, Рома. Куда ты денешься? — её голос был спокоен, почти безразличен, и от этого спокойствия по его спине пробежал неприятный холодок. — Эта квартира, напомню, моя. Куплена задолго до того, как ты появился в моей жизни. И терпение моё, в отличие от твоей наглости, не безгранично. Так что подумай хорошенько. Стоит ли твой провальный «бизнес» и твоё очаровательное хамство того, чтобы остаться на улице с пачкой никому не нужных бумаг? Подумай. У тебя есть время. Пока я пью свой кофе.
Роман застыл, словно получил не словесную пощёчину, а реальный, физический удар под дых. Его лицо, только что выражавшее снисходительную уверенность, на долю секунды стало совершенно пустым, как у человека, который вышел на знакомую улицу и обнаружил, что его дом исчез. Обаятельная улыбка испарилась, оставив после себя кривую, растерянную гримасу.
Он несколько раз открыл и закрыл рот, но звук не шёл. Воздух на кухне загустел, стал вязким. Он смотрел на жену, которая спокойно вернулась на своё место и сделала ещё один маленький глоток кофе, и не мог сопоставить эту женщину с той Дианой, которую, как ему казалось, он знал. Он сделал несколько шагов по кухне, от окна к холодильнику и обратно, словно пытаясь движением разогнать оцепенение и найти правильную тактику. И он нашёл её. Поняв, что очарование и логика «мы же семья» разбились вдребезги, он перешёл в единственно возможную для него контратаку — в наступление на её ценности.
— Я не верю своим ушам, — начал он, и в его голосе зазвучали новые ноты — ноты оскорблённой добродетели. Он остановился напротив неё, опёршись костяшками пальцев о стол. — То есть, вот это и есть твоё настоящее лицо? Расчётливая, мелочная баба, для которой деньги важнее отношений? Важнее мужа?
Диана подняла на него глаза. Взгляд был абсолютно спокойным, изучающим. Она не собиралась ни оправдываться, ни спорить. Она давала ему выговориться, как врач даёт пациенту выплеснуть приступ бреда.
— Я думал, мы муж и жена! Я думал, ты веришь в меня, в моё дело! — он повысил голос, вкладывая в него всю возможную патетику. — Я ведь не пропил эти деньги, не на шмотки спустил! Я вложил их в наше будущее! А ты сейчас сидишь тут, с чашкой своего дорогущего кофе, в своей уютной квартирке, и ставишь мне ультиматумы, как последнему проходимцу? Ты хоть понимаешь, как это унизительно? Ты убиваешь во мне любую мотивацию, любое желание что-то делать!
Он говорил много и страстно, смешивая в кучу любовь, бизнес, доверие и мужское достоинство. Он пытался выстроить конструкцию, в которой он был рыцарем с великой целью, а она — мещанкой, требующей вернуть деньги за доспехи в самый разгар битвы. Он пытался заставить её почувствовать себя виноватой, жадной, неблагодарной. Он хотел, чтобы она устыдилась своей приземлённости на фоне его великих замыслов.
Когда его пламенная речь иссякла, Диана, которая всё это время молча смотрела на него, поставила чашку и аккуратно промокнула губы салфеткой.
— Ты закончил? — спросила она тихо. Роман только тяжело дышал, глядя на неё с вызовом. — Хорошо. Теперь давай поговорим о твоём «деле». О «нашем будущем».
Она говорила так же ровно и спокойно, но теперь в её голосе появилась сталь. Это был не голос жены. Это был голос инвестора, пришедшего с аудитом в прогоревшую контору.
— Год, Роман. Я дала тебе деньги ровно год и два месяца назад. За это время твоё гениальное «консалтинговое агентство по оптимизации бизнес-процессов» принесло ровно ноль рублей и ноль копеек прибыли. У тебя нет ни одного заключённого контракта. Ни одного реального клиента, кроме двух твоих приятелей, которым ты бесплатно настраивал какую-то программу на компьютерах.
Каждое её слово падало на стол, как ледяной кубик. Роман дёрнулся, хотел что-то возразить, но она остановила его лёгким движением руки.
— Не надо мне рассказывать про «поиск инвесторов» и «налаживание связей». Я вижу банковские выписки, доступ к которым ты мне любезно оставил. Я вижу «бизнес-ланчи» в дорогих ресторанах, я вижу оплату такси «комфорт-класса», я вижу покупку нового ноутбука, потому что старый «не соответствовал имиджу». Я вижу постоянный, стабильный расход моих денег. Но я не вижу никакого бизнеса, Рома. Я вижу красивую вывеску, за которой нет ничего, кроме твоих амбиций. Ты не строишь будущее. Ты играешь в успешного предпринимателя на мои сбережения. И эта игра, — она сделала паузу, глядя ему прямо в глаза, — закончилась. Ты не неудачник, милый. Ты гораздо хуже. Ты симулянт.
Слово «симулянт» не взорвалось, оно не заставило Романа кричать в ответ. Оно подействовало иначе. Оно было похоже на яд замедленного действия, который только что ввели ему под кожу, и он чувствовал, как холодная отрава расползается по венам, парализуя волю и мысли. Краска сошла с его лица, уступив место нездоровой, серой бледности. Он смотрел на Диану, и в его взгляде уже не было ни праведного гнева, ни оскорблённой добродетели. Там было что-то другое: липкий, унизительный страх разоблачения. Она не просто обвинила его, она вынесла ему диагноз, точный и беспощадный, и он инстинктивно понимал, что спорить с этим диагнозом бессмысленно.
Он сделал шаг назад, от стола, словно тот стал горячим. Он опёрся спиной о гладкую поверхность холодильника, и его тело показалось вдруг обмякшим, лишённым привычного каркаса уверенности. Его мир, построенный на обаянии, лёгких обещаниях и чужом доверии, трещал по швам. Факты, брошенные ему в лицо, были неоспоримы, и, не имея возможности их опровергнуть, он сделал единственное, что ему оставалось — он решил разрушить сам фундамент, на котором стояла его обвинительница. Он решил ударить по ней самой, по её сути, по тому, что невозможно измерить банковскими выписками.
— Значит, вот оно что… — прошипел он, и в его голосе появилась змеиная злоба. Он криво усмехнулся, обнажая зубы в гримасе, не имеющей ничего общего с улыбкой. — Теперь всё встало на свои места. Дело ведь не в деньгах, да? Никогда не было.
Он оттолкнулся от холодильника и медленно пошёл на неё, сокращая дистанцию. Теперь он смотрел на неё сверху вниз, пытаясь вернуть себе доминирующее положение.
— Ты никогда меня не любила. Ни единого дня, — он выплёвывал слова, наслаждаясь их ядовитым вкусом. — Я был для тебя просто… проектом. Удачной покупкой. Ты ведь всё просчитала, да? Симпатичный, амбициозный парень, без квартиры в этом городе, без связей. Идеальный материал, чтобы слепить из него удобного мужа. Посадить в свою золотую клетку, дать немного денег на игрушки, чтобы чувствовал себя мужчиной, и держать на коротком поводке. Ты ведь не жену себе хотела, Диана. Ты хотела управляемый актив.
Он почти касался её, и она чувствовала его горячее, прерывистое дыхание. Он ждал её реакции, ждал, что она взорвётся, заплачет, начнёт оправдываться. Это дало бы ему преимущество, вернуло бы ему контроль над ситуацией. Но Диана оставалась неподвижной. Она не отводила взгляда, и её спокойствие сводило его с ума.
— Унизить меня деньгами — вот чего ты хотела с самого начала! — продолжал он, всё больше распаляясь. — Показать, кто в доме хозяин. Кто платит, а кто танцует. Чтобы я всегда помнил своё место. Чтобы был благодарен за каждый вздох в твоей квартире. Ты не женщина, Диана. Ты бухгалтер в юбке. Калькулятор с эмоциями. Ты даже любовь воспринимаешь как сделку!
Он замолчал, исчерпав запас яда. Он сказал всё, что мог, нанёс самый сильный удар, на который был способен. Он обвинил её в том, в чём сам был виноват — в использовании другого человека в своих целях. В наступившей тишине был слышен только тихий гул холодильника.
Диана молчала ещё несколько секунд, давая его словам полностью раствориться в воздухе кухни. А потом она тихо рассмеялась. Это был не весёлый и не истеричный смех. Это был сухой, безрадостный смешок человека, который услышал очевидную, но до смешного горькую правду.
— Ты прав, — произнесла она наконец, и от этого спокойного согласия Роман вздрогнул. — Во всём прав. Это действительно была инвестиция.
Она сделала шаг в сторону, разрывая гнетущую близость, и облокотилась о столешницу. Она смотрела куда-то в сторону, на пустую стену, словно подводила итоги в своей голове.
— Только я инвестировала не в «управляемый актив», как ты выразился. Я инвестировала в проект под названием «стабильный, надёжный мужчина рядом». В иллюзию семьи, партнёрства, общего будущего. Я вложила в этот проект не только деньги, Рома. Я вложила в него своё время, свои надежды, свою веру в то, что человек может измениться, если его любить и поддерживать. Я действительно «купила» себе не мужа, а шанс на нормальную жизнь.
Она повернула голову и посмотрела на него. В её глазах не было ни злости, ни обиды. Только холодная, бесстрастная констатация факта, как в годовом отчёте убыточной компании.
— Но, как инвестор, я должна признать — я совершила катастрофическую ошибку. Проект оказался мыльным пузырём. Перспективы — нулевыми. А главный актив, — она окинула его презрительным взглядом с головы до ног, — оказался абсолютно неликвидным. Просто списанные в убыток полмиллиона и потраченный год жизни. Так что да, ты прав. Это была сделка. И она закрыта. С колоссальным для меня минусом.
Последние слова Дианы упали в парализующую тишину, нарушаемую лишь монотонным, ровным гулом холодильника. Они не были криком или упрёком. Они были итоговой строкой в бухгалтерском отчёте, сухим остатком, подводившим черту под целой главой её жизни. Роман стоял посреди кухни, и ему казалось, что из комнаты медленно выкачивают воздух. Все его защитные механизмы, всё его оружие — обаяние, пафос, обвинения, оскорбления — всё было исчерпано и оказалось бесполезным. Он был пуст. Он смотрел на неё, на эту женщину, которая только утром была его женой, а теперь превратилась в бесстрастного ликвидатора их совместного прошлого, и не находил слов. Любое слово сейчас было бы фальшивым и жалким.
Диана не стала ждать от него ответа. Слов было достаточно. Она выпрямилась, и в каждом её движении появилась новая, пугающая осмысленность. Это больше не был эмоциональный спор; это была процедура. С методичной аккуратностью она подошла к небольшому столу у окна, где лежал её ноутбук, которым последние месяцы почти безраздельно пользовался Роман для своего «бизнеса». Он следил за ней взглядом, не в силах пошевелиться. Она небрежно смахнула его бумаги на пол — они разлетелись белыми птицами у его ног — и взяла ноутбук. Она не захлопнула крышку. Она аккуратно, почти нежно опустила её, и тихий щелчок в оглушительной тишине прозвучал как выстрел.
Она села за кухонный стол, открыла устройство и, не глядя на мужа, несколько секунд быстро стучала по клавишам. Роман понял, что она делает, ещё до того, как она закончила. Меняет пароль. Отсекает его от ещё одного ресурса, от ещё одной части мира, который он считал своим. Он хотел что-то сказать, издать какой-то звук протеста, но горло перехватило спазмом. Он был не участником, а зрителем на казни собственного статуса.
Закончив с ноутбуком, Диана встала и, обойдя застывшего Романа, прошла в коридор. Он услышал, как открылась дверца встроенного шкафа. Она вернулась через мгновение. В её руке был роутер, маленькая белая коробочка с мигающими зелёными огоньками. Она молча отключила его от розетки в кухне. Огоньки погасли. Связь с внешним миром, с его иллюзорными «клиентами» и «партнёрами», была оборвана.
Она положила роутер на столешницу рядом с собой, как трофей. Затем достала свой телефон, разблокировала его и, что-то быстро нажимая на экране, подключилась к мобильной сети. Роман смотрел на эти отточенные, безжалостные в своей обыденности действия, и его охватывал животный, первобытный ужас. Это не было похоже на ссору. Это было похоже на методичное стирание его личности из этого пространства.
Она не смотрела на него. Её взгляд был сосредоточен на экране телефона. Она провела пальцем по списку контактов, затем на секунду задумалась и открыла браузер. Несколько секунд она что-то искала, а потом поднесла телефон к уху. Роман услышал длинные гудки, а затем вежливый женский голос на том конце. Диана заговорила, и её голос был абсолютно спокоен. Он был ровным, деловым, чуть ли не дружелюбным. Таким голосом заказывают пиццу или вызывают такси.
— Здравствуйте. Да, я хотела бы вызвать мастера по замене замков. Входная дверь. — Она сделала паузу, слушая ответ. — Да, весь механизм, полностью.
Она посмотрела прямо на Романа. Впервые за последние несколько минут. В её взгляде не было ненависти. Там было лишь холодное, отстранённое любопытство хирурга, наблюдающего за реакцией организма на операцию.
— Адрес… — она громко и чётко продиктовала адрес квартиры, в которой он прожил последний год. — Да, удобно. Завтра, в девять утра. Отлично. Спасибо большое, жду.
Она нажала кнопку отбоя. Положила телефон на стол рядом с роутером и своим ноутбуком. Вся его жизнь, все его права на это место теперь были собраны на одном конце стола, и ему там не было места. Он всё ещё стоял посреди кухни, а вокруг него выстроилась невидимая стена, собранная из изменённого пароля, отключенного интернета и заказанного на утро слесаря. Диана снова взяла свою остывшую чашку с кофе и сделала последний глоток. Процедура аннигиляции была завершена…
