— Подвинь ногу, говорю! Ты на удлинитель встала, сейчас телевизор погаснет, Витька футбол смотрит!
Алина замерла в дверном проеме, так и не успев перешагнуть через огромную клетчатую сумку, раздувшуюся, как утопленник. Ключи звякнули, выпадая из онемевшей руки на кафель, но звука почти не было слышно — его поглотил гул, стоявший в квартире. Гул, которого здесь никогда не было.
В ее прихожей, обычно пахнущей лишь слабым ароматом кондиционера для белья, стоял тяжелый, спертый дух жареного лука, дешевого табака (тянуло с лестницы, но казалось, что курили прямо здесь) и чужой, несвежей одежды.
— Чего застыла? — Лариса, жена деверя, втиснутая в ярко-розовый велюровый костюм, который безжалостно обтягивал её широкие бедра, по-хозяйски отодвинула Алину бедром. — О, хлеба купила? А мы думали, Олег принесет. Витька, глянь, Алинка пришла!
Алина медленно перевела взгляд с Ларисы на гору обуви у вешалки. Сбитые мужские ботинки, растоптанные кроссовки, какие-то резиновые шлепанцы непонятного цвета. Поверх ее аккуратно расставленных замшевых сапог валялась детская куртка с оторванной петелькой.
— Где Олег? — голос у Алины сел, прозвучал хрипло, будто она неделю молчала.
— Да на балконе он, с матерью трындит, — Лариса выхватила из пакета Алины батон, разорвала упаковку зубами и крикнула вглубь коридора: — Антошка, иди, тетя Алина булку принесла!
Алина, не разуваясь, перешагнула через сумку и двинулась на кухню. В голове стучала одна мысль: это ошибка. Это какой-то дурацкий розыгрыш. Сейчас они скажут, что проездом, что у них поезд через два часа, что они просто заскочили переждать пересадку.
На кухне, за ее столом, сидел Витя — старший брат мужа. Перед ним стояла открытая банка кильки в томате и бутылка пива. На клеенке — той самой, которую Алина долго выбирала под цвет гарнитура — растекалось жирное оранжевое пятно.
— О, невестушка! — Витя салютовал ей вилкой, на которой висела маленькая рыбка. — А мы тут хозяйствуем помаленьку. Ты не серчай, стаканов не нашли, взяли кружки.
Из-за балконной двери вынырнул Олег. Вид у него был такой, словно он только что украл что-то в магазине и ждал, запищит ли рамка. Глаза бегали, плечи приподняты, руки суетливо теребили край домашней футболки. Следом, тяжело опираясь на трость, вышла Галина Петровна. Свекровь выглядела, как памятник скорби: поджатые губы, платок на плечах, взгляд, устремленный куда-то в вечность, поверх головы Алины.
— Олег, — Алина говорила тихо, но в наступившей тишине это прозвучало как выстрел. — Что происходит?
Муж дернул кадыком, изобразил кривую улыбку и шагнул к ней, пытаясь приобнять, но Алина отшатнулась.
— Алин, тут такое дело… — начал он, косясь на мать. — В общем… Мама квартиру продала. И Витя свою тоже.
— Зачем? — только и смогла спросить Алина.
— Ну как зачем? — вмешалась Галина Петровна. Голос у нее был скрипучий, как несмазанная петля. — Чтобы расширяться. Витеньке трешка нужна, дети растут. А мне студии хватит. Вложились мы. В котлован.
— И?
— И всё, — Олег развел руками. — Застройщик… того. Мораторий там, или банкротство, не разберешь. Стройка встала. Съемное жилье сейчас знаешь сколько стоит? У Вити зарплата — слезы, Лариса в декрете. У мамы пенсия. Куда им идти? На вокзал?
Алина почувствовала, как пол уходит из-под ног.
— И ты решил…
— Мы решили, что пока они поживут у нас, — быстро проговорил Олег, глядя в пол. — Места же много. Трешка все-таки. Мы в спальне, мама в маленькой, Витя с Ларисой и детьми в зале. В тесноте, да не в обиде.
— «Пока» — это сколько? — Алина прислонилась к косяку, чувствуя, как внутри закипает холодная ярость.
— Год. Может, полтора. Пока суды, пока компенсации…
— Ты. Меня. Не. Спросил.
— А что спрашивать? — вдруг взвилась Лариса, возникая за спиной Алины с куском батона в руке. — Это брат его родной! И мать! Ты что, выгонишь мать на улицу? Совесть-то есть у тебя, городская фифа?
— Лара, тихо, — шикнул на нее Витя, но без особого энтузиазма, продолжая ковырять вилкой в банке.
— Нет, не тихо! — Лариса вошла в раж. — Стоит, морду кривит! Мы к ней со всей душой, а она как на прокаженных смотрит! Мы, между прочим, продукты привезли. Мешок картошки в коридоре, варенье.
Алина посмотрела на Олега. Тот старательно изучал узор на линолеуме. Он всё решил. Сам. Без нее. В квартире, за которую они платили ипотеку из общего бюджета, но первый взнос был с продажи бабушкиной квартиры Алины.
— Я хочу, чтобы вы уехали, — сказала она ровно.
Галина Петровна охнула и схватилась за сердце. Картинно, профессионально.
— Сынок, ты слышишь? Родная кровь на порог, а она… Господи, за что мне это…
— Алина! — Олег наконец поднял глаза, и в них плескалась злость пополам со страхом. — Прекрати истерику. Это моя семья. Они будут жить здесь. Точка. Не нравится — ищи себе другое место.
Это было сказано. Слова повисли в воздухе, тяжелые и липкие. Алина молча развернулась, прошла в спальню, где на их супружеской кровати уже лежали чужие пакеты, взяла свою сумку с ноутбуком и вышла из квартиры.
— Ну и вали! — донеслось ей вслед.
Она не пошла к маме, не пошла к подругам. Она села в машину, припаркованную у подъезда, заблокировала двери и просто сидела, глядя, как серый ноябрьский дождь размазывает грязь по лобовому стеклу.
Уйти? Гордо хлопнуть дверью, снять квартиру, подать на развод? Этого они и ждут. Особенно Лариса. Алина живо представила, как эта хабалка в велюровом костюме раскладывает свои трусы в ее комоде, как Витя курит в форточку на ее кухне, стряхивая пепел в ее любимые фиалки. Как они превращают ее чистую, светлую квартиру в хлев.
Нет. Это ее дом. Юридически — совместная собственность, но фактически… Она вложила в этот ремонт душу, она контролировала каждый шов плитки. Олег же только кивал и приносил зарплату, которая была на треть меньше ее.
Алина достала телефон. Слезы высохли, не успев начаться. Вместо них пришел холодный расчет. Она работала логистом в крупной транспортной компании. Разруливать сложные ситуации, где каждый пытается тебя обмануть — это была ее профессия.
— Алло, Паша? — она набрала номер знакомого юриста, специалиста по жилищным спорам и, по совместительству, человека весьма циничного. — Есть разговор. Нет, не развод. Пока нет. Мне нужно узнать всё про одного застройщика. И про сделки купли-продажи за последние полгода по двум фамилиям. Да, срочно.
Следующие три дня Алина ночевала в гостинице. Олегу она написала короткое смс: «В командировке». Он не перезвонил. Видимо, праздновал победу и обустраивал табор.
Вернулась она в среду вечером. В квартире было тихо, но эта тишина была обманчивой, как затишье перед бурей. Запах изменился. Теперь пахло не только луком, но и несвежими пеленками (младший у Ларисы еще не совсем освоил горшок) и каким-то тяжелым, старческим лекарством.
В коридоре появился старый, обшарпанный комод. Откуда они его притащили?
Алина прошла на кухню. Вся компания была в сборе. Ужинали. На столе стояла огромная кастрюля с чем-то серым и разваренным — макароны по-флотски, судя по запаху.
— Явилась, — буркнула Лариса, не отрываясь от тарелки. — Мы уж думали, сбежала с концами.
Олег вздрогнул. Он выглядел уставшим. Под глазами залегли тени. Видимо, жить в колхозе оказалось не так весело, как он думал. Одно дело — быть благородным спасителем на словах, другое — стоять в очереди в собственный туалет по утрам.
— Привет, — Алина села на единственный свободный стул. — Приятного аппетита.
— Спасибо, дочка, — елейно пропела Галина Петровна. — А мы вот кушаем. Ты не готовишь, так Ларочка постаралась. Хозяйственная она у нас.
— Вижу, — Алина кивнула на жирные брызги на фартуке кухни. — Олег, нам надо поговорить. Всем.
— О чем? — напрягся Витя.
Алина достала из сумки папку с документами и положила на стол, прямо рядом с банкой соленых огурцов.
— О вашей беде. О застройщике. О «замороженной стройке».
В комнате повисла тишина. Только младший сын Ларисы чавкал, размазывая макароны по столу. Олег побледнел. Витя перестал жевать. Галина Петровна поджала губы так, что они превратились в ниточку.
— Я проверила информацию, — спокойно начала Алина, глядя прямо в глаза мужу. — ЖК «Солнечный берег», верно? Тот самый, в который вы якобы вложились. Так вот, этот ЖК сдан полгода назад. Люди уже ключи получают. Никакого банкротства нет.
— Ты не туда смотрела! — взвизгнула Лариса. — Там другой корпус! Вторая очередь!
— Второй очереди там нет в проекте, — отрезала Алина. — Но это мелочи. Самое интересное другое. Я сделала запрос в Росреестр. Знаете, это открытая информация, стоит копейки. Квартира Галины Петровны действительно продана. Три месяца назад. А вот квартира Вити… Она не продана. Она подарена.
Витя поперхнулся макарониной и закашлялся. Лариса начала колотить его по спине с такой силой, что казалось, хочет сломать позвоночник.
— Кому подарена? — спросил Олег. Его голос дрожал. Он искренне не знал? Или играл? Алина всмотрелась в лицо мужа. Нет, похоже, он действительно был не в курсе всех деталей. Он знал про продажу, но не про схему.
— Некоему гражданину Саркисяну. За долги, Витя? — Алина перевела взгляд на деверя. Тот покраснел, став похожим на перезрелый помидор.
— Это не твое дело! — рявкнул он.
— Мое, раз вы живете в моем доме и едите за моим столом. Витя проигрался. Ставки на спорт? Или что-то похуже?
— Не проигрался я! — заорал Витя, вскакивая. Стул с грохотом упал. — Я бизнес хотел открыть! Прогорел! Партнеры кинули!
— А квартира мамы? — Алина повернулась к свекрови. — Деньги где, Галина Петровна? Вы ведь продали свою «двушку» в центре. Это миллионов двенадцать, не меньше. Где они?
Свекровь молчала, теребя край скатерти.
— Мама? — Олег смотрел на нее с ужасом. — Ты же сказала… Ты сказала, что отдала деньги застройщику…
— Олежек, — заскулила Галина Петровна. — Ну какая разница? Деньги целы. Они на вкладе. Под проценты. Я же для вас старалась! Для внуков! Думала, поживем годик у вас, проценты накапают, Вите долги закроем, и еще останется…
— То есть, — медленно проговорил Олег, — у тебя есть двенадцать миллионов. А мы… мы живем ввосьмером в трехкомнатной квартире, спим на головах друг у друга, потому что ты «экономишь»?
— А что такого? — встряла Лариса. — Мы же семья! Подумаешь, потеснились! Зато деньги в семье останутся! А ты, — она ткнула пальцем в Алину, — ты, крыса канцелярская, всё вынюхивала! Не сиделось тебе спокойно!
— Вон, — тихо сказала Алина.
— Что? — переспросила Лариса.
— Вон отсюда. Все.
— Олег! Скажи ей! — взвизгнула свекровь.
Олег встал. Он смотрел на брата, который прятал глаза. На мать, которая сидела на мешке с деньгами (фигурально выражаясь), пока он сгорал со стыда перед женой и терпел этот ад. На Ларису, которая уже открыла рот, чтобы извергнуть очередную порцию грязи.
— Алина права, — сказал он глухо. — Собирайтесь.
— Ты гонишь мать?! — Галина Петровна схватилась за сердце, но на этот раз никто не дернулся.
— Мама, у тебя есть двенадцать миллионов. Снимите квартиру. Хоть пентхаус. Прямо сейчас. Вызывай такси, грузитесь и езжайте в гостиницу. Завтра снимете жилье.
— У нас нет денег на гостиницу! — вякнул Витя.
— У мамы возьми, — огрызнулся Олег. — С процентов.
Начался хаос. Крики, слезы, проклятия. Лариса орала, что проклянет их род до седьмого колена. Галина Петровна причитала, что вырастила ехидну. Витя пытался украсть со стола остатки колбасы, запихивая их в карман.
Алина стояла у окна и смотрела в темноту. Она не вмешивалась. Олег сам выталкивал ту самую клетчатую сумку в коридор. Он орал на брата, чего Алина никогда раньше не слышала.
Спустя час дверь захлопнулась. В квартире повисла звенящая тишина. Остался только запах. И грязь. И ощущение, что по дому прошелся Мамай.
Олег вошел в кухню, опустился на стул и закрыл лицо руками.
— Прости, — сказал он сквозь пальцы. — Я идиот. Я правда верил, что у них беда. Мать так плакала по телефону…
Алина посмотрела на него. В ней не было жалости. Была усталость и какое-то новое, холодное понимание. Он не плохой человек. Он просто ведомый. И если бы она не вмешалась, он бы позволил им сожрать свою семью, свою жизнь, лишь бы быть «хорошим сыном».
— Ты не идиот, Олег. Ты просто хотел быть героем, — сказала она, беря тряпку. — Вставай. Надо мыть полы. После них тут даже дышать тяжело.
— Алин, ты… ты не уйдешь?
Она остановилась. Посмотрела на заляпанную плиту, на гору грязной посуды в раковине, на мужа, который выглядел постаревшим на десять лет.
— Не знаю, Олег. Пока не знаю. Но квартиру я им не отдала. И тебе не дам профукать нашу жизнь.
— Я деньги с них стрясу. За еду, за коммуналку, — вдруг зло сказал Олег. — Мать мне врала в глаза. Витька врал. Я для них, оказывается, просто лопух, которого можно доить.
— Прозрение — вещь болезненная, — усмехнулась Алина. — Бери ведро. Воду горячую включи. Лариса, кажется, вылила туда жир со сковородки, труба засорилась.
Они убирались до трех часов ночи. Молча, методично выскребая из углов чужую грязь. С каждым вымытым сантиметром Алине становилось чуть легче дышать.
Когда они наконец легли, Олег попытался ее обнять, но она отодвинулась к краю.
— Не сейчас, — сказала она. — Мне нужно время.
— Я понимаю, — прошептал он в темноту. — Я всё исправлю. Честно.
Алина не ответила. Она знала, что история с родственниками еще не закончена. Витя наверняка придет просить денег снова, когда «партнеры» опять кинут. Мать будет звонить и давить на жалость, рассказывая, как дорого снимать жилье. Но главное случилось: морок спал. Граница проведена.
На следующий день Алина поменяла замки. Просто на всякий случай. А вечером, когда Олег пришел с работы, он принес не цветы и не торт. Он принес выписку из банка.
— Я открыл отдельный счет, — сказал он, кладя бумагу на стол. — Буду переводить туда часть зарплаты. На досрочное погашение ипотеки. Чтобы быстрее закрыть. И… я заблокировал номер матери. Временно. Пока не научусь говорить «нет».
Алина взяла листок. Посмотрела на мужа. В его взгляде появилась какая-то новая жесткость. Может быть, этот урок пошел ему на пользу.
— Хорошо, — кивнула она. — Садись ужинать. Я котлет нажарила. Нормальных, без хлеба и жира.
Жизнь продолжалась. Сложная, без гарантий, но своя. И в этой жизни больше не было места клетчатым сумкам в прихожей.
Прошло два месяца.
Звонок в дверь раздался в субботу утром, когда Алина с Олегом собирались в кино. Настойчивый, требовательный звонок.
Алина посмотрела в глазок. На площадке стоял Витя. Один. Вид у него был помятый, под глазом цвел свежий фингал.
— Не открывай, — сказал Олег, подойдя сзади.
— Я и не собираюсь.
— Олег! Алина! — заорал Витя через дверь. — Откройте! Дело есть! Мать в больницу попала! С сердцем!
Олег дернулся к замку. Рука Алины легла на его запястье. Тяжелая, властная рука.
— Позвони в справочную скорой, — сказала она холодно. — Проверь.
Олег замер. Потом достал телефон. Витя продолжал колотить в дверь.
— Але, справочная? — голос Олега был сухим. — ФИО… Год рождения… Да, проверяю… Что? Не поступала? Точно? Спасибо.
Он медленно опустил телефон и подошел вплотную к двери.
— Витя, — сказал он громко. — Пошел вон. Еще раз придешь — вызову полицию. Скажу, что ты ломишься в чужую квартиру и угрожаешь. У меня камера над дверью, если ты не заметил.
За дверью наступила тишина. Потом послышался смачный плевок и шаркающие удаляющиеся шаги.
Олег повернулся к Алине.
— Ты знала, что он врет?
— Я предположила. Манипуляторы редко меняют тактику, если она раньше работала.
Олег вздохнул и прислонился лбом к холодному металлу двери.
— Знаешь, — сказал он. — Я, кажется, начинаю понимать, почему у тебя с твоими родителями такие… дистантные отношения. Это не холодность. Это гигиена.
— Именно, — Алина поправила воротник его пальто. — Душевная гигиена. Пошли? Мы на сеанс опоздаем.
Они вышли из подъезда, держась за руки. Ветер был холодным, но воздух — чистым. В нем больше не пахло жареным луком и ложью. Алина знала, что будут еще попытки прорвать оборону, будут обиженные звонки дальней родне, будут сплетни. Но крепость устояла. И гарнизон, кажется, стал только сплоченнее.
А застройщик ЖК «Солнечный берег», кстати, действительно обанкротился, но только на прошлой неделе. Галина Петровна, как потом выяснилось, успела вложить свои деньги в очередную финансовую пирамиду и прогорела. Но это была уже совсем другая история, в которой Алина и Олег участвовать отказались. На этот раз — окончательно.
