— Вот, знакомься. Это Алина, моя троюродная племянница, — муж вкатил в прихожую большой, видавший виды чемодан на колесиках. — Побудет у нас немного.
Я замерла с чашкой в руке, так и не донеся ее до губ. За спиной Олега стояла девушка — тонкая, бледная, с огромными испуганными глазами на осунувшемся лице. Она куталась в серый плащ, который был ей явно велик.
— Племянница? — я медленно поставила чашку на комод. — Ты никогда не говорил, что у тебя есть… Алина.
— Да я и сам почти не знал, — Олег неловко усмехнулся, снимая куртку. — Дальняя родня, из деревни.
Там совсем беда, работы нет, вот и приехала в город счастье пытать. Не выгонять же на улицу.
Он говорил это слишком бодро, слишком громко для нашей небольшой квартиры.
Алина молчала, только смотрела на меня снизу вверх, словно провинившаяся школьница. В ее взгляде было что-то липкое, заискивающее.
— Здравствуй, Лера, — прошептала она. Голос у нее был тихий, жалкий. — Вы уж простите за беспокойство. Я ненадолго.
Я заставила себя кивнуть. Внутри все сжималось от непонятного предчувствия. Олег всегда был добрым, но его доброта никогда не граничила с такой безрассудной импульсивностью.
— Хорошо, — произнесла я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Где же мы ее разместим? В гостиной?
Олег нахмурился, избегая моего взгляда.
— Я тут подумал… Гостиная — это проходной двор. А у тебя кабинет — самая тихая и уютная комната. Поставим ей там раскладушку. Ты же не против?
Я посмотрела на него в упор. Мой кабинет. Мое единственное личное пространство, где я работала, читала, просто дышала. Место, куда даже Олег заходил после стука.
— Ты серьезно? — спросила я так тихо, что сама едва расслышала.
— Лер, ну войди в положение, — заюлил он. — Девчонке и так несладко пришлось. А тебе что, жалко? Она тихая, как мышка. Мешать не будет.
Алина в этот момент подняла на меня свои огромные, полные слез глаза, и я почувствовала себя чудовищем.
Словно это я ее обижаю, а не мой муж ставит меня перед немыслимым фактом.
— Хорошо, — отрезала я. — Пусть будет кабинет.
Вечером, когда Олег укладывал «племянницу» на раскладушке в моей комнате, я стояла в дверях и наблюдала.
Алина двигалась плавно, почти бесшумно. Она достала из своего потрепанного чемодана скромный несессер, зубную щетку и… флакон духов. Дорогих, узнаваемых. Я такие видела только в глянцевых журналах.
Она заметила мой взгляд, быстро спрятала флакон под стопку белья и виновато улыбнулась.
— Это… подарок, — пробормотала она. — Давно еще подарили. Я им не пользуюсь почти.
Но я уже не слушала. Я смотрела на ее руки — с идеальным, свежим маникюром.
На тонкую золотую цепочку, мелькнувшую на шее, когда она наклонилась.
Что-то в этой истории не сходилось. Детали не бились одна с другой, создавая ощущение фальшивой, наспех собранной декорации.
Ночью я лежала в нашей с мужем спальне и не могла уснуть. Олег спал рядом, спокойно и глубоко. А я думала о тихой девушке за стеной. О ее испуганных глазах и дорогих духах. О ее внезапном появлении в нашей жизни.
И я впервые за много лет почувствовала, что мой дом перестал быть моей крепостью. Он стал сценой для спектакля, в котором мне отвели роль молчаливого зрителя.
На следующее утро я застала Алину на кухне. На ней был мой шелковый халат — подарок Олега на прошлую годовщину, который я берегла для особых случаев.
Она помешивала сахар в моей любимой чашке и улыбнулась мне той же виноватой улыбкой.
— Лера, доброе утро. Я тут немного освоилась. Олег сказал, ты не будешь против, если я возьму халат. А то моя одежда совсем простая.
Я посмотрела на мужа. Он отвёл взгляд и зачастил:
— Лер, ну правда, он же просто висит в шкафу. А Алине приятно. Тебе жалко, что ли?
Снова это «тебе жалко?». Словно я была жадным, бессердечным монстром.
Алина вела себя как идеальная гостья. Убирала, пыталась готовить, постоянно щебетала о том, как нам с Олегом повезло друг с другом. Но ее глаза следили за каждым моим движением. Она изучала нашу квартиру, наши привычки, наши отношения.
Вечером я не выдержала. Когда Алина ушла в «свою» комнату, я подошла к Олегу.
— Нам нужно поговорить. Мне не нравится эта ситуация.
— Какая ситуация? — он напрягся. — Что мы приютили бедную родственницу?
— Она не похожа на бедную родственницу! — я понизила голос до шепота. — Ее духи стоят как половина моей зарплаты. Ее манеры, ее речь… Олег, она не та, за кого себя выдает.
Он посмотрел на меня с холодным разочарованием.
— Я думал, ты выше этого. Ревнуешь? К забитой девчонке из деревни? Лера, опомнись. Это просто моя доброта. Неужели ты не можешь ее принять?
— Это не доброта, это что-то другое, — я чувствовала, как по моим щекам расползается краска унижения. — Она смотрит на тебя так… будто вы знакомы гораздо дольше, чем один день.
— Хватит, — отрезал он. — Я не хочу это обсуждать. Ты просто ищешь проблему там, где ее нет.
В последующие дни напряжение нарастало. Я была вынуждена работать за кухонным столом, чувствуя себя изгнанной из собственного пространства. Олег и Алина все больше времени проводили вместе.
То он показывал ей город, то они «случайно» вместе ходили в магазин. Они перешучивались, обменивались понимающими взглядами через мою голову.
Моя тревога переросла в липкую, удушающую уверенность: это не племянница. Это любовница.
Однажды они ушли гулять, а я, подгоняемая отчаянием, вошла в свой бывший кабинет. Все было чисто и аккуратно. Я открыла ее чемодан — там лежало несколько дешевых кофточек и джинсы. Все как по сценарию.
И тут я увидела ее телефон, оставленный на зарядке. Дешевый, кнопочный аппарат. Руки дрожали, но я взяла его. Пароля не было. Я пролистала звонки и сообщения — почти пусто. Слишком чисто. Словно телефон купили вчера.
Но потом я зашла в папку «Черновики». Там было одно-единственное неоконченное сообщение. Адресат не был указан.
«Все по плану. Старуха пока ничего не чует, но нервничает. Олег полностью под контролем, делает все, что скажу. Готовь документы, скоро можно будет запускать основной этап».
Я положила телефон на место. Воздух вышел из легких со свистом. Старуха. Это она про меня.
Дело было не в ревности. И не в измене. Все было гораздо хуже. Мой муж не просто привел в дом любовницу. Он привел в дом мошенницу, которую, возможно, уже где-то разыскивают. И он был с ней в сговоре.
Я вернулась на кухню и села за стол. Паника ушла, оставив после себя ледяное спокойствие. Я больше не была жертвой в чужом спектакле. Я стала режиссером своего собственного.
Первым делом я сделала то, что должна была сделать с самого начала — начала искать.
Я незаметно сфотографировала спящую Алину на свой телефон. Затем, используя программы по поиску изображений, загрузила фото в сеть.
Результат появился почти мгновенно. Десятки ссылок на новостные статьи двухлетней давности. «Осторожно, мошенники!», «Брачные аферисты обманывают пенсионеров».
И на размытых фотографиях из зала суда я увидела ее. Другая прическа, другой цвет волос, но те же глаза. Светлана Орлова. Разыскивается за серию мошенничеств с недвижимостью. Работала в паре.
Я поняла все. «Основной этап». «Документы». Они хотели лишить меня квартиры. А мой муж, мой Олег, был ее сообщником.
На следующий день я была воплощением гостеприимства. Я улыбалась, шутила, предложила Алине свою помощь в поиске работы. Они расслабились. Решили, что «старуха» смирилась.
Вечером они пришли ко мне вместе. Олег держал в руках папку с бумагами. Алина стояла за его плечом, глядя на меня с плохо скрытым торжеством.
— Лерочка, тут такое дело, — начал Олег медовым голосом. — Нужно подписать кое-какие бумаги. Чистая формальность, по налогам. Чтобы нам потом меньше платить.
Он протянул мне папку. Я открыла ее. Генеральная доверенность на распоряжение всем моим имуществом.
На имя Алины. Вернее, на имя какой-то вымышленной личности, под которую у нее, видимо, были готовы документы.
— Конечно, милый, — я взяла ручку. — Все, что скажешь.
Я видела, как они обменялись победным взглядом. Как Алина едва сдерживала улыбку.
Я поднесла ручку к бумаге, замерла на секунду и подняла глаза.
— Только один вопрос. Тебе не кажется, Света, что для бедной родственницы из деревни ты слишком хорошо разбираешься в юридических тонкостях?
Лицо Алины-Светланы окаменело. Улыбка сползла, обнажая хищный оскал.
— Что ты сказала?
— Я говорю, что узнала в тебе мошенницу, которую разыскивают, — я отложила ручку и взяла в руки планшет, лежавший на столе.
— Светлана Орлова. Очень известная личность в определенных кругах. И твой подельник, судя по всему, — мой муж.
Я развернула планшет экраном к ним. На нем была открыта статья с ее фотографией.
Олег побледнел. Он смотрел то на меня, то на нее, и в его глазах был животный ужас. Он понял, что игра окончена.
— Лера… я… это не то, что ты думаешь…
— Это именно то, что я думаю, — мой голос был тверд как сталь. — Вы решили, что я глупая, наивная женщина, которую легко обвести вокруг пальца. Но вы просчитались.
В этот момент в дверь позвонили. Громко, настойчиво.
Алина метнулась к выходу, но я спокойно сказала:
— Не стоит. Это полиция. Я позвонила им час назад. И да, наш разговор с самого начала записывается.
Она замерла, и в ее глазах, которые еще недавно казались такими испуганными и невинными, вспыхнула неприкрытая ненависть.
Когда их уводили, Олег не смотрел на меня. Он смотрел в пол, сломленный и уничтоженный. А я осталась одна в своей квартире. Я победила. Я отстояла свой дом.
Но когда за ними закрылась дверь, я не почувствовала триумфа. Только оглушающую пустоту.
Я смотрела на два кресла, где мы с Олегом сидели вечерами, на его забытую на вешалке куртку, и понимала, что вместе с мошенниками из моей жизни ушло и мое прошлое.
Все, во что я верила, оказалось ложью.
Я выиграла битву за квартиру, но проиграла войну за свою семью. И впереди была новая жизнь. Одинокая. Но зато честная.
Прошло два месяца. Пустота никуда не делась, она просто стала привычной, как ноющая боль в старой ране.
Я подала на развод и сменила все замки. Мой кабинет снова стал моим, но работать в нем я не могла — стены помнили чужое присутствие.
Однажды мне позвонил следователь. Сухой, безразличный голос в трубке попросил приехать для дачи дополнительных показаний.
В сером казенном кабинете пахло пылью и дешевым табаком. Следователь, мужчина неопределенного возраста с уставшими глазами, молча протянул мне запечатанный конверт.
— Это вам. От вашего мужа. Он очень просил передать. По закону не положено, но, учитывая обстоятельства… В общем, прочтите.
Мои пальцы дрожали, вскрывая конверт. Внутри лежал сложенный вчетверо тетрадный лист, исписанный знакомым почерком Олега.
«Лера, я знаю, что ты меня никогда не простишь. И я не прошу прощения. Я прошу только одного — пойми. Год назад я влез в огромные долги. Глупо, по-мужски самонадеянно — прогорел с одним проектом.
Люди, у которых я занял, оказались не просто кредиторами. Они нашли меня, и Света была их „аргументом“.
Они поставили условие: либо я помогаю им с твоей квартирой, либо… они сказали, что сделают с тобой что-то похуже.
Я выбрал тебя, Лера. Я думал, что смогу их обмануть, тянуть время, найти выход. Я был идиотом. Я предал тебя, пытаясь защитить. Это не оправдание. Это просто правда. Прощай».
Я дочитала письмо и подняла глаза на следователя. Он смотрел на меня с толикой сочувствия.
— Он говорит правду?
Следователь вздохнул.
— Частично. Долги действительно были. И Орлова со своей бандой специализируется на таких, как он.
Они ломают людей, используют их как наживку. Но ваш муж не был невинной овечкой. Он мог прийти в полицию.
Мог рассказать все вам. Он выбрал самый простой для себя путь, надеясь, что все как-нибудь обойдется. Он сделал свой выбор. Теперь ваш черед делать свой.
Я вышла из отделения полиции на залитую солнцем улицу. В голове было странно тихо.
Письмо ничего не изменило и одновременно изменило все. Предательство не стало меньше, но у него появилось уродливое, жалкое, человеческое лицо. Олег не был хладнокровным злодеем.
Он был трусом.
Я остановилась посреди тротуара. Люди обтекали меня, спеша по своим делам, а я смотрела на свою жизнь, словно на руины после землетрясения. Можно ли построить что-то новое на обломках старого?
Я не знала ответа. Но впервые за долгие месяцы я почувствовала не пустоту. А что-то другое.
Злую, холодную решимость. Они сломали мою жизнь. И Олег, и Света, и те, кто стоял за ними.
Я знала одно: я больше не буду жертвой.
Ни в чьем спектакле. Моя честная жизнь только начиналась. И я собиралась прожить ее на своих условиях.
