Я знала, что муж врет, и его цель вызывала во мне бурю справедливого возмущения.
Когда папы не стало, мама боялась оставаться одна в своей квартире, и мы с мужем решили, что я временно переселюсь к ней. Виктор остался в нашей квартире, приезжал почти каждый день. Я боялась, супругу не понравится, что меня нет дома так долго, но он сам говорил, что так будет лучше, маме спокойнее, а мне легче за ней присматривать.
Сам он приезжал почти каждый день, привозил продукты. Я тогда и не думала, чем это аукнется…
И вот как-то за чаепитием Виктор объявляет моей маме:
— Я тут подумал… про дачу вашу.
У меня что-то екает в груди. Дача… Господи, сколько воспоминаний. Папа там столько времени проводил, на грядках возился, мастерил что-то… Это, можно сказать, главная память о нем, наше с мамой наследство.
— Что про дачу? — мама ставит чайник.
— Вот слушайте, — Виктор садится на диван, разваливается как дома. — Какой смысл ее держать? Она деньги только тянет. Налоги, ремонт постоянный. А толку-то?
Я замираю с печенькой в руке. Что он несет?
— Толк есть, — говорю я тихо. — Папа любил эту дачу.
— Ириш, ну он же… — Виктор вздыхает. — Понимаю, память, все такое. Но подумай здраво. Сколько за нее денег можно выручить! А на эти деньги… Ну, квартиру большую можно купить.
Мама наливает чай, руки у нее дрожат. Она всегда была мягкой, податливой, а теперь особенно. Будто без папы она боится принимать решения сама.
— И что ты предлагаешь? — она садится рядом с ним.
— Продать! — Виктор аж подпрыгивает. — Вот честно вам говорю, Наталья Петровна. Я риелтора знаю хорошего, можно цену приличную выручить.
— Виктор, — я встаю, чувствуя, как во мне что-то закипает. — Ты с ума сошел?
— Да почему? — он поворачивается ко мне. — Ира, ну подумай головой. Дача пустая стоит. Вы туда раз в месяц ездите, если ездите. А деньги… Такие деньги!
Мама молчит, крутит в руках кружку. Я вижу, что она задумалась, и мне становится страшно.
— Мам, — я подхожу к ней. — Ты же понимаешь, что это… Это же память о папе.
— Ирочка, — мама смотрит на меня усталыми глазами. — А может, Витя прав? Может, пора… отпустить твоего папу?
— Ира, миленькая, — Виктор включает самый сладкий голос. — Подумай о маме, ей тяжело туда ездить, все напоминает о муже.
Мама кивает, и я вижу, что она уже почти согласилась. Черт, черт, черт! Виктор умеет убеждать, всегда умел.
— Наталья Петровна, — он берет маму за руку. — Я завтра риелтора приведу, пусть участок оценит. Просто так для начала, А там видно будет.
— Хорошо, — мама говорит тихо. — Приводи.
У меня внутри все переворачивается. Вроде Виктор прав, но он меня даже не спросил об этом… И потом, дача — это папина память. Я буду бороться за нее до последнего.
Проходит несколько дней. Виктор постоянно кому-то звонит, что-то активно обсуждает.
— Организационные моменты, — отвечает он на мои вопросы.
В понедельник, когда я приехала домой, звонит мама, спрашивает:
— Ира, а ты на дачу не собираешься? А то я тут подумала… Может, стоит забрать что-то из вещей на память?
Я соглашаюсь, идея-то хороша. Но когда подъезжаю к даче, вижу, там стоит незнакомая машина и еще грузовичок какой-то. Прохожу через калитку, и сердце просто останавливается.
Дача… Господи, что они наделали? Вся мебель с веранды вынесена, свалена в кучу у забора. Папины ящики с инструментами валяются открытые, пустые. А рядом… Рядом стоят двое мужиков, и один из них крутит в руках папину дрель. ТУ САМУЮ ДРЕЛЬ, которой он полжизни пользовался!
— Стойте! — кричу я. — Что вы делаете?
Мужики останавливаются, смотрят на меня испуганно.
— Слушайте, женщина, — говорит один из них неловко. — Нам хозяин разрешил все тут вынести, что вы кричите?
— Хозяин — это я! — показываю на себя. — И я ничего не разрешала!
Из дома выходят Виктор и еще какой-то тип в костюме.
— О, Ириш! — Виктор улыбается, но как-то напряженно. — А ты чего приехала?
— Виктор, — я подхожу к нему, руки трясутся от злости. — Что это за цирк?
— Да так, расчищаем немного, а то дом показывать неудобно, весь захламленный.
— ЗАХЛАМЛЕННЫЙ?! — я ору так, что даже сама пугаюсь. — Это ПАПИНЫ вещи!
— Ириш, ну спокойно. Это же старье, кому оно нужно?
— Ставьте все обратно! — кричу я мужикам.
Тип в костюме кашляет:
— Извините, а можно узнать, вы кто?
— Я собственник! — говорю я. — Дача оформлена на меня.
— Понятно, — он кивает. — Значит, без вашего согласия продать дом не получится…
— Можете ехать, — говорю я ему. — Никакой продажи не будет.
Виктор хватает меня за руку.
— Ира, ты что творишь? Мы же договорились!
— МЫ не договаривались! — я отталкиваю его. — И если ты сейчас же не прикажешь этим… Этим…
Я показываю на грузчиков.
— Сложить все обратно, я вызову полицию за незаконное проникновение и попытку хищения чужого имущества.
Мужики переглядываются, тип в костюме достает телефон.
— Знаете что, мы пойдем, — говорит он. — А вы тут разбирайтесь сами. Когда решите продавать, звоните.
Виктор стоит красный как рак.
— Мама не знала, что ты будешь выбрасывать папины вещи!
Я захожу в дом. Там тоже разгром, шкафы открыты, книги раскиданы. Я сажусь на кровать и начинаю плакать, тихо так, чтобы Виктор не слышал.
Через полчаса он заходит в дом.
— Ир, ну хватит психовать. Давай по-взрослому поговорим.
— Уезжай, — говорю я, не поднимая головы. — Пока я на тебя заявление не подала.
— Что ты мелешь, за что заявление?
— За незаконные действия с чужой собственностью.
Виктор некоторое время молчит. Потом вздыхает.
— Ладно. Ты пожалеешь об этом, Ира.
Он уходит. Я слышу, как заводится его машина, но понимаю, что он так просто не отступится.
Я вернулась поздно вечером. Мама ждала меня на кухне.
— Ира, что случилось? Витя ко мне заезжал, такой… расстроенный.
— А что он тебе рассказал? — я сажусь напротив нее.
— Говорит, ты сорвала продажу дачи, накричала на покупателя.
— Мам, — я беру ее за руки. — Ты знала, что Виктор собирается выбрасывать папины вещи?
Мама моргает.
— Какие вещи?
— Инструменты, мебель. Все подряд. Я приехала, а там грузчики все имущество растащили.
Мама бледнеет.
— Не может быть…
— Может. Он сказал, что это старье, которое никому не нужно.
Мама закрывает лицо руками.
— Господи… Я думала, он просто дачу покажет…
— А теперь что думаешь?
Она долго молчит. Потом говорит тихо:
— Ира, может, он все-таки прав насчет продажи дачи? Ну не насчет выбрасывания вещей, конечно. Но дачу-то… Зачем она нам?
Я встаю, начинаю ходить по кухне.
— Мам, ну как ты не понимаешь? Это же наша семейная история. Папа сорок лет этот участок облагораживал, каждое дерево сажал.
— Но денег действительно не хватает, — мама вздыхает. — Пенсия маленькая, а коммунальные растут…
— Мам, я буду помогать! Сколько надо выделю.
— Доченька, у тебя своя жизнь…
— А дача — это тоже МОЯ жизнь! — я повышаю голос. — Понимаешь? Я там выросла. Я не дам ее продать!
На следующий день Виктор появляется снова. Без предупреждения.
— Наталья Петровна, нам нужно поговорить, — говорит он маме.
— Про что? — спрашиваю я.
— Ира, это не твое дело.
— Еще как мое! Половина дачи оформлена на меня.
— Но по справедливости твоя мать имеет на нее больше прав, они с твоим отцом на нее вместе зарабатывали, она глава вашей семьи.
— Виктор, — я сажусь напротив него. — Скажи честно, зачем тебе деньги от продажи дачи?
Он на секунду запинается.
— Как зачем? Для семьи. Квартиру купить, машину поменять…
— Вранье, — говорю я спокойно. — Тебе на что-то конкретное деньги нужны.
Мама смотрит на нас с беспокойством.
— Витя, Ира, ну зачем ссориться? Давайте спокойно обсудим…
— Мам, тут обсуждать нечего, — я встаю. — Дачу я не продам, точка.
Виктор тоже встает.
— А я не сдамся. Наталья Петровна, поговорите с дочкой. Объясните ей, что семья — это не только ее прихоти.
— Прихоти? — я чувствую, как во мне снова закипает злость. — Сохранить память об отце — это прихоти?
— Папе уже все равно! — орет Виктор. — А нам жить надо!
Я смотрю на него и понимаю, что он никогда не поймет. Для него дача — это просто участок земли с домом, который можно продать.
— Убирайся из моего дома, — говорю я тихо. — И ключи от дачи оставь.
— Ира! — мама всплескивает руками. — Что ты говоришь?
— Я говорю то, что думаю. Виктор, если ты еще раз приедешь на дачу без моего разрешения, я на тебя заявление в полицию напишу.
Он злобно смеется.
— Попробуй, посмотрим, кто кого.
Когда Виктор уходит, мама плачет.
— Ира, зачем ты так? Он же муж…
— Он жадный, корыстный человек, мам. И я больше не хочу делать вид, что это не так.
В субботу утром я поехала на дачу, хотелось просто побыть там, почувствовать присутствие папы.
Открываю калитку, а навстречу мне идет сосед дядя Петя, папин старый друг.
— Ирочка! — он машет рукой. — А я тебя жду. Хотел поговорить.
— Здравствуйте, дядя Петя. О чем поговорить?
— Да вот… — он почесывает седую бороду. — Слышал, дачу продаете?
Сердце у меня сжимается.
— Дядя Петя, я дачу не продаю.
— А муж твой говорит, продаете. Вчера тут был, с каким-то мужиком торговался. Тот говорит, мало просите что-то. А Витька твой, мол, давайте быстрее решим. Говорит, что деньги ему срочно нужны.
— На что срочно?
Дядя Петя смущается.
— Ну… Он фотографии показывал на телефоне. Катер какой-то для рыбалки.
У меня просто земля уходит из-под ног.
— Катер? — переспрашиваю я.
Дядя Петя рассказывает подробно:
— А катер-то, говорит, не простой, миллиона на полтора потянет. Говорит, в кредит возьму, а первоначальный взнос с дачи заплачу. Вот, значит, как!
Я сажусь прямо на ступеньки крыльца. Значит, вот зачем ему деньги. Катер за полтора миллиона для рыбалки с друзьями, а мне про квартиру рассказывал, про детей.
— Ирочка, ты чего бледная? — дядя Петя садится рядом. — Что, не знала?
— Не знала, дядя Петя. Он мне совсем другое говорил.
— А-а-а… — дядя Петя качает головой. — Мужики пошли нынче… Врут направо и налево.
Я сижу и думаю. Значит, Виктор обманул и меня, и маму. Наврал про семейные нужды, хотя ему просто захотелось красивую игрушку.
— Дядя Петя, а этот покупатель… Он серьезный?
— Да вроде серьезный. Участок осматривал долго, говорит, место хорошее.
Я захожу в дом, достаю телефон, звоню маме.
— Мам, а ты знаешь, что Виктор хочет на деньги от дачи катер купить?
— Что? Какой катер?
— Для рыбалки, дорогой такой, за полтора миллиона. Дядя Петя мне рассказал. Виктор вчера на даче был, покупателю фотографии показывал.
Долгое молчание.
— Мам, ты слышишь меня?
— Слышу, — голос у мамы странный. — Ира, а можно… Можно я к тебе приеду? На дачу?
— Конечно, приезжай. Я тебя жду.
Через час мама приезжает. Мы сидим на веранде, пьем чай из термоса.
— Ира, — говорит мама наконец. — Какая же я глупая, поверила ему.
Она смотрит на папины грядки, которые уже заросли травой.
— Знаешь, дочка, а папа твой тоже мечтал о лодке, маленькой такой, чтобы по озеру ездить. Но денег все не хватало. А этот… — она жестко произносит «этот». — Хочет чужое горе в катер превратить… Дачу мы не продадим.
— Не продадим, мам. Ни за что.
— И вещи папины назад привезем.
— Обязательно привезем.
Мы обнимаемся. И обе плачем, но это другие слезы, не горькие, а какие-то… очищающие.
В понедельник вечером Виктор приехал к маме.
— Наталья Петровна, давайте без эмоций, — говорил он. — Я риелтора нашел, он хорошую цену дает.
— Витя, — мама отвечала спокойно. — А скажи мне, на что ты хочешь потратить деньги?
— Как на что? На семейные нужды. Ну… квартиру, машину…
— Витя, — голос у мамы стал холодным. — А катер?
Виктор потрясенно замолчал, потом кашлянул.
— Какой катер?
— Тот, фотографии которого ты покупателю показывал, за полтора миллиона.
Еще одна пауза.
— Наталья Петровна, ну это… Это не главное. Основные деньги пойдут на семью, а катер… так, мечта…
— Мечта за счет папиной дачи? — в мамином голосе появились злые нотки, которых я давно не слышала.
— Да почему за счет? Деньги же общие будут!
— Виктор, — и тут я выхожу из своей комнаты. — А давай честно поговорим.
Он оборачивается, видит меня.
— О чем честно?
— О том, зачем ты врал маме. Зачем говорил про квартиру и детей, когда сам мечтал о катере. Ты обманул пожилую женщину, которая доверяла тебе, как сыну.
Виктор встает, начинает ходить по комнате.
— Слушайте, ну хорошо, хотел катер купить. И что? Это же не преступление!
— Преступление — это врать, — говорю я. — Преступление — это продавать чужое имущество без разрешения.
Виктор замолкает, понимает, что попался.
— Знаешь что, Витя, — мама оборачивается к нему. — Дачу мы не продадим, никогда, ни за какие деньги. И ключи от дачи отдай сейчас же.
— Вы серьезно? — он смотрит на нас обеих. — Вы серьезно из-за старого участка готовы ругаться со мной?
— А ты серьезно из-за катера готов был предать память о тесте? — спрашиваю я.
Он молчит, потом достает ключи, швыряет на стол.
— Делайте что хотите, но я вам этого не прощу.
— А мы тебе обмана не простим, — говорю я.
После того как он ушел, мы с мамой долго молчим, глядя друг на друга. Наконец я спрашиваю:
— Мам, а ты не жалеешь?
Мама задумывается.
— Знаешь, Ира, а мне легче стало. Как будто груз с плеч свалился. Я все последнее время чувствовала, что что-то не так. А теперь понимаю, что именно. Он меня не уважал. Думал, я старая и глупая, можно обмануть. А папу твоего вообще не любил, терпел только.
Я киваю. Да, это правда. Папа всегда это чувствовал, хотя виду не подавал.
— Ира, — говорит мама. — А давайте завтра на дачу поедем? И останемся там на несколько дней?
— Отличная идея, мам. Поедем, приведем все в порядок.
Прошло три месяца. Мы с мамой провели на даче почти все лето. Привели в порядок дом, разобрали папины вещи. Многое оставили как память, а что-то раздали соседям.
Виктор несколько раз пытался помириться. Извинялся, клялся, что больше никогда так не поступит… Но доверие-то не вернешь просто так. Пока я живу с мамой, к мужу не возвращаюсь, а что будет дальше — увидим.
Главное — дача наша, и мама перестала плакать, когда мы туда приезжали. Наоборот, она стала рассказывать мне про папу, смеяться, вспоминая какие-то смешные истории. В общем, мы ее сохранили. И правильно сделали.
