— Мы сами еле тянем, а она опять просит заплатить за газ… — тихо произнесла Анна, стоя у окна и глядя на россыпь огней в окнах соседних домов.
В руках она держала квитанции — бумажные свидетельства их ежемесячной повинности. На кухонном столе громоздилась целая стопка чеков и платёжек, и все они были оформлены на одно имя — Валентина Сергеевна Кузнецова.
Михаил устало откинулся на спинку стула, потёр переносицу. Последние полгода он работал на двух работах, приходил домой за полночь, а утром снова уходил, едва рассветало.
— Мама говорит, что пенсия маленькая. Не могу же я её бросить…
Анна молчала. В её взгляде читалась не просто усталость — там было что-то большее. Раздражение, смешанное с недоумением, и та особая горечь, которая появляется, когда долго терпишь несправедливость. Она снова посмотрела на квитанции в своих руках, словно пытаясь разглядеть в них что-то скрытое, какую-то тайну, которая объяснила бы, почему им так тяжело.
Пять лет назад, когда Михаил и Анна только поженились, жизнь казалась им сказкой. Да, своего жилья не было — но разве это проблема для молодых? Первый год прожили у родителей Михаила, в трёхкомнатной квартире на окраине города.
Валентина Сергеевна овдовела рано, в пятьдесят два года. Муж у мер внезапно, оставив её с почти взрослым сыном и квартирой в старой хрущёвке. Женщина она была строгих принципов и с громким голосом — соседи за стенкой всегда знали, когда Валентина Сергеевна дома.
Анна помнила своё первое утро в доме свекрови. Она встала пораньше, чтобы принять душ до работы. Едва включила воду, как из-за двери донёсся крик:
— Намочилась — выключай воду! Что ты там моешь по полчаса, золото? У нас счётчики стоят, каждая капля — деньги!
Вечером история повторилась только с электричеством. Анна села на кухне с книгой, включила свет.
— Зачем свет жжёшь? — возмутилась свекровь, появляясь в дверях. — Сидишь в телефоне — вот и сиди в темноте, экономь! Электричество нынче дорогое!
Михаил только разводил руками, когда жена жаловалась:
— Мама у меня строгая, привыкла экономить. Отец рано у мер, ей одной пришлось тянуть. Потерпи немного.
Но терпение затянулось. Анна чувствовала себя не молодой хозяйкой, а нежеланной гостьей. Каждый её шаг контролировался, каждое действие критиковалось. Даже готовить было невозможно — Валентина Сергеевна стояла над душой и причитала о расходе газа.
Через год молодые решили съехать. Нашли маленькую однокомнатную квартиру в спальном районе — дорого, но своё пространство того стоило.
Когда они объявили о переезде, Валентина Сергеевна схватилась за сердце:
— Бросаете меня, старую! Теперь вся пенсия на коммуналку уйдёт! Десять тысяч — это всё, что государство даёт, а коммуналка — восемь! На что жить прикажете?
— Мам, но мы не можем вечно жить вместе, — попытался объяснить Михаил.
— Разве вы мать не пожалели? — всхлипнула Валентина Сергеевна. — Я тебя растила, ночей не спала, а теперь…
Михаил не выдержал материнских слёз. В тот вечер он принял решение, которое определило их жизнь на годы вперёд:
— Мы будем помогать, оплачивать твою коммуналку.
Прошло три года. Молодая семья всё так же снимала крошечную однушку на окраине. Анна вела тетрадь расходов — толстую, в клеточку, где скрупулёзно записывала каждую потраченную копейку. Аренда — тридцать тысяч. Продукты — пятнадцать. Проезд — четыре. Коммуналка за свекровь — восемь тысяч триста рублей.
В супермаркете Анна стояла у молочной полки и смотрела на кусок сыра. Двести граммов — триста пятьдесят рублей. Она вздохнула и положила его обратно. Дорого. Взяла творог подешевле и пошла к кассе.
Вечером того же дня она сидела с калькулятором и квитанциями свекрови. Что-то не сходилось. Анна нахмурилась, пересчитала ещё раз.
— Странно, — пробормотала она.
— Что странно? — спросил Михаил, не отрываясь от ноутбука.
— Смотри, твоя мама говорит, что экономит на всём. Но счета у неё совсем не маленькие. Вот, за электричество — две тысячи. Это больше, чем у нас!
Михаил пожал плечами:
— Мамина квартира старая, счётчики, наверное, накручивают. Или проводка плохая, утечки.
— Но мы же втроём там жили, и платили меньше!
— Ань, ну что ты начинаешь? Может, тарифы подняли.
Анна замолчала, но внутри у неё всё кипело. Каждый месяц они отдавали почти десять тысяч — деньги, которые могли бы откладывать на первоначальный взнос по ипотеке. А вместо этого живут в съёмной квартире, где зимой дует из окон, а летом печёт солнце.
Весна выдалась дождливой. В апреле у мер дальний родственник Михаила, и они поехали на по мин ки в соседний район. Там Михаил встретил двоюродную тётю Нину, которую не видел лет пять.
— Миша! — обрадовалась она. — Как ты вырос! Женился, слышала. Как мама твоя?
— Нормально, тётя Нина. Живёт одна, мы ей помогаем.
— Молодцы, какие! Хорошо хоть квартиру от Лидии Сергеевна сдала твоя мама, а то стояла бы пустая после её с мер ти. Всё-таки родная сестра была.
Михаил замер:
— Какую квартиру?
— Ну как какую? Лидия Сергеевна же три года назад у мер ла, завещала Валентине свою двушку. Она её сдаёт с тех пор, хорошая прибавка к пенсии.
Домой ехали в молчании. Анна видела, как муж сжимает руль. На следующий день он поехал к матери один.
— Мам, — начал он без предисловий, — у тебя есть квартира и её сдаешь?
Валентина Сергеевна замешкалась. Поправила фартук, отвела взгляд.
— Да так, я унаследовала квартиру от Лидочки. Что такого? Мне же жить на что-то надо!
— А почему ты не сказала? Мы же тебе коммуналку платим! Думаем, ты еле концы с концами сводишь!
— Какая разница! — вспылила Валентина Сергеевна. — Вы — дети, вы должны помогать! Это ваш долг! Я тебя растила, всё тебе отдавала!
— Мама, ты получаешь с той квартиры минимум тридцать тысяч в месяц. Плюс пенсия. И мы ещё платим твою коммуналку. Ты копишь сорок тысяч ежемесячно, пока мы считаем копейки!
— Не ваше дело, на что я трачу свои деньги!
Когда Михаил вернулся домой, Анна сидела на кухне. Она уже всё поняла по его лицу.
— Она сдаёт квартиру три года, — сказал он тихо. — Три года, Ань. Мы три года платим ей коммуналку, отказываем себе во всём, а она…
Анна молчала. Внутри у неё что-то оборвалось — та последняя ниточка уважения и терпения, которая ещё держалась.
На следующий день они поехали к Валентине Сергеевне вместе. Свекровь встретила их настороженно, но с привычной бравадой.
— Чаю будете? — спросила она, как ни в чём не бывало.
— Нет, мама, — ответил Михаил. — Мы поговорить пришли.
Анна впервые за все годы заговорила первой:
— Валентина Сергеевна, это не помощь, это обман. Мы платили, пока сами считали копейки. Вы могли хотя бы сказать правду.
— Как ты смеешь! — возмутилась свекровь. — Я — мать! Имею право на помощь от сына!
— Имеете, — кивнула Анна. — Но не имеете права врать. Мы бы помогали в любом случае, но по-честному. А так… Знаете, сколько раз я откладывала в магазине необходимые вещи, потому что надо было оплатить ваши счета?
— А после меня всё вам достанется! — всплеснула руками Валентина Сергеевна. — И квартира эта, и моя! Неблагодарные!
— Мы не хотим жить ожиданием наследства, — спокойно сказала Анна. — Мы хотим жить сейчас. Иметь свой дом, растить детей. А не ждать, когда…
Она не договорила. Да и не нужно было — все всё поняли.
Михаил молча достал из сумки папку с квитанциями. Положил на стол перед матерью.
— Больше мы ничего оплачивать не будем.
Валентина Сергеевна побледнела:
— Это что, ультиматум?
— Это граница, мам. Которую давно пора было установить.
За окном шумел весенний дождь, барабанил по карнизу. В квартире повисла тишина — тяжёлая, как мокрое одеяло.
— Вон! — наконец выдохнула Валентина Сергеевна. — Вон из моего дома!
Они ушли. Спускаясь по лестнице, Анна почувствовала, как с каждой ступенькой становится легче дышать.
Прошёл месяц. Валентина Сергеевна звонила редко — раз в неделю, коротко спрашивала о здоровье и клала трубку. Михаил знал от соседки, что мать жалуется всем подряд на неблагодарного сына и злую невестку.
— Пусть говорит, что хочет, — сказал он Анне. — Мы своё дело знаем.
Впервые за долгое время у них появились свободные деньги. Не много — те самые восемь тысяч, которые раньше уходили на оплату чужой коммуналки. Но и этого хватало, чтобы почувствовать разницу.
Анна сидела вечером над своей тетрадью расходов. Внизу страницы осталось пустое место — впервые за три года.
— Смотри, — улыбнулась она, показывая Михаилу. — Если копить год по восемь-десять тысяч, можем внести первоначальный платёж за однушку в новостройке.
Михаил обнял жену, поцеловал в макушку. Впервые за долгое время в его объятиях не было тревоги, той внутренней напряжённости, которая не отпускала последние годы.
— Знаешь, — сказал он, — я думал, что хороший сын — это тот, кто всё отдаёт родителям. А оказалось, что хороший сын — это тот, кто умеет сказать «нет», когда это необходимо.
Прошёл. Анна и Михаил переехали в собственную квартиру — маленькую студию в новом районе, но свою. В день новоселья Михаил позвонил матери, пригласил в гости. Валентина Сергеевна приехала с пирогом и кислым лицом.
— Маленькая какая, — сказала она, осматриваясь. — В моей квартире три комнаты.
— Зато наша, — спокойно ответила Анна.
За чаем разговор шёл натужно. Валентина Сергеевна жаловалась на здоровье, на подорожание продуктов, на плохую погоду. Но ни разу не попросила денег.
— Мам, — сказал Михаил перед её уходом, — если тебе действительно будет нужна помощь — скажи. Настоящая помощь, не выдуманная.
Валентина Сергеевна фыркнула:
— Обойдусь.
Уже в дверях она обернулась:
— Квартиру ту я продала. Невыгодно стало сдавать, налоги большие. Деньги в банк положила, на старость.
Они кивнули. Больше ничего не сказали.
Когда за свекровью закрылась дверь, Анна подошла к окну. Внизу, во дворе, играли дети. Молодые мамы сидели на лавочках, болтали. Обычная жизнь обычных людей.
— Думаешь, она правду сказала? Про продажу? — спросил Михаил.
— Не знаю. И знаешь что? Мне всё равно.
Она повернулась к мужу, улыбнулась:
— Мы теперь живём своей жизнью. Платим свои счета. И этого достаточно.
За окном садилось солнце, окрашивая стены их маленькой квартиры в тёплый золотистый цвет. Первой квартиры. Честной квартиры. Где не было места обману, только любви и взаимному уважению.
И это было начало их настоящей жизни.
