— А это мы с тобой, Ленка, помнишь? — мой голос, к моему собственному удивлению, звучал ровно и даже весело.
Я протянула подруге маленькую фотографию в простой сосновой рамке. — Первый курс, мы сбежали с лекций в Ботанический сад.
Ты еще сказала, что я похожа на городскую сумасшедшую в этом венке.
Лена рассмеялась, прижимая карточку к груди. Гости, собравшиеся в нашем загородном доме на тридцатилетие нашей с Дмитрием свадьбы, одобрительно загудели.
Идея с фотографиями им понравилась.
Для каждого я нашла снимок нашего первого дня знакомства. Маленький, теплый осколок прошлого, который я тайно собирала последние полгода.
— Очаровательная затея, Анна, — Дмитрий подошел сзади, кладя руки мне на плечи. Его пальцы сжались чуть сильнее, чем того требовала нежность. — Настоящий экскурс в историю. Но не затягивай, скоро будем резать торт.
Анна. Он произнес мое имя, но оно прозвучало как должность. Его голос — бархатный, обволакивающий, тот самый, от которого тридцать лет назад у меня подкашивались коленки.
А теперь он просто отдавал приказ. Не затягивай. Не отвлекайся. Будь хорошей хозяйкой.
Я едва заметно повела плечами, сбрасывая его руки.
— Не волнуйся, дорогой. Все идет по плану.
Я повернулась к сестре Ольге. Вот наше фото — мы, чумазые, строим замок из песка на речке. Вот фото с Игорем, бывшим коллегой — первый корпоратив, где мы полночи спорили о кино.
Игорь, который теперь был финансовым аудитором. Каждый гость получал свою рамку, свое воспоминание, свою часть моей жизни. Той, настоящей.
Дмитрий наблюдал за мной с другого конца комнаты, прислонившись к камину. В его позе была расслабленность хищника, который точно знает, что добыча никуда не денется.
Он улыбался, но глаза оставались холодными, оценивающими. Он не понимал, что происходит, но чувствовал — представление идет не по его сценарию.
Я оставила его напоследок. На небольшом столике, заваленном подарками, осталась последняя рамка, обернутая в темный бархат.
Я взяла ее в руки. Дерево под тканью было шершавым, трухлявым. Пальцы ощущали пустоту там, где должно было быть стекло.
Я медленно пошла через всю комнату к мужу. Гости расступались. Все ждали кульминации. Ждали трогательной речи, слез счастья и, конечно, фото их идеальной пары.
Дмитрий самодовольно улыбнулся, готовясь принять главный приз.
Я остановилась прямо перед ним.
— Почти всем я показала фото нашего счастливого первого дня. А это — для тебя, Дима.
Я протянула ему рамку. И когда он взял ее, я резко сдернула бархатную ткань.
В его руках осталась только сгнившая, пустая рама.
Первым его порывом был смех. Короткий, нервный смешок, призванный разрядить обстановку.
— Аня, у тебя всегда было своеобразное чувство юмора. Очень… концептуально. А теперь давай настоящий подарок, гости ждут.
Он попытался вложить гнилую деревяшку мне обратно в руку, но я отступила на шаг. Его улыбка дрогнула.
— Это и есть настоящий подарок, — сказала я тихо, но так, чтобы слышали все. — Это точная копия последних десяти лет нашего брака.
С тех самых пор, как ты заключил ту сделку по «Северстали» и решил, что стал богом. Фасад, который вот-вот рассыплется в прах. А внутри — пустота.
Повисло ошеломленное молчание. Гости замерли. Лена смотрела на меня с ужасом и зарождающимся пониманием.
Дмитрий перестал улыбаться. Его лицо превратилось в жесткую, ледяную маску.
— Что ты несешь? Ты выпила лишнего? Может, тебе стоит прилечь?
Классический прием. Представить меня сумасшедшей. Раньше это работало.
— Я никогда не чувствовала себя более трезвой, — я смотрела ему прямо в глаза. — Помнишь, десять лет назад я хотела пойти на курсы флористики? Ты сказал, что это глупости.
А потом «случайно» пролил на мой этюдник растворитель.
— Я не помню таких мелочей.
— А я помню. Я помню, как ты «потерял» ключи от машины, когда я собиралась на встречу выпускников. Как убедил меня, что Лена мне завидует, и я перестала с ней общаться.
Как высмеивал каждую мою попытку найти работу, говоря, что мое место — дома, ведь ты и так даешь мне всё.
Я говорила ровно, без истерики. И этот спокойный тон был страшнее любых криков.
— Ты не давал мне всё, Дима. Ты забирал. По кусочку. Мои увлечения, моих друзей, мою работу, мои мечты.
Ты аккуратно вырезал из моей жизни всё, что делало меня… мной. Чтобы осталась только ты. Идеальная рамка для твоего успеха.
Он шагнул ко мне, его голос стал низким, угрожающим.
— Прекрати этот цирк. Немедленно. Ты позоришь меня перед нашими друзьями.
— Друзьями? — я обвела взглядом застывшие лица. — Это твои друзья, Дима. И твои партнеры.
Моих здесь давно нет. Ты позаботился об этом. Но сегодня я пригласила тех, кого смогла найти. Тех, кто помнит меня другой.
Он схватил меня за локоть. Хватка была железной. Маска спала окончательно.
— Я сказал, хватит. Мы поговорим об этом позже. Наедине.
— Мы больше ни о чем не будем говорить наедине. Потому что я забыла, как это — быть любимой. Я забыла, как это — жить по-настояшему. Я забыла себя. И я не хочу больше вспоминать об этом в твоем доме.
Я вырвала руку. На коже мгновенно проступил красный след. И этот след увидели все.
Красный отпечаток его пальцев на моей коже стал последней декорацией, рухнувшей в этом театре. Дмитрий понял, что теряет публику. Он решил ударить по самому больному.
— Уйдешь? — он презрительно усмехнулся. — Куда ты пойдешь? И кому ты нужна? Без меня ты ноль. Пустое место. Даже наши дети это понимают. Они останутся со мной. Они знают, на чьей стороне сила и деньги.
Он лгал. Нагло, грязно. Он думал, что и сейчас это сработает.
Внутри меня что-то оборвалось. Просто тихий, окончательный щелчок. Все. Хватит.
Я повернулась к гостям. Мой взгляд нашел в дальнем углу комнаты неприметного мужчину в строгом костюме.
Андрей Петрович, лучший адвокат по разводам, которого Лена нашла через своих знакомых.
— Андрей Петрович, — мой голос прозвучал твердо. — Я думаю, теперь можно.
Мужчина кивнул, подошел прямо к Дмитрию и молча протянул ему несколько листов бумаги.
Дмитрий брезгливо взял их. Его взгляд скользнул по первой строке. И его лицо начало меняться. Самоуверенность утекала с него, как вода сквозь песок.
— Что… что это такое?
— Это копия моего заявления на развод, — пояснила я спокойно. — А также ходатайство об аресте совместных счетов. И небольшое приложение.
Я кивнула на Игоря, того самого коллегу с фотографии. Он сделал шаг вперед.
— Дмитрий, — сказал Игорь спокойно. — Это предварительные результаты аудита. Помнишь, ты хвастался, что твоя жена ничего не понимает в финансах?
Она действительно не понимала. Поэтому полгода назад она попросила меня, старого друга, объяснить ей некоторые «нестыковки» в ваших семейных декларациях. Оказалось очень интересно. Особенно кипрские счета.
Его деловые партнеры, стоявшие у камина, зашевелились. Их взгляды стали острыми, как лезвия.
— Ты… ты не могла…
— Я многое могла, Дима. Пока ты строил мою клетку, я изучала ее замки. Это началось со звонка сестре.
Потом был тайный обед с Леной. Потом встреча с Игорем. По крупицам. Это заняло почти год.
Год тайной жизни, пока ты был уверен, что держишь меня на коротком поводке.
Я сделала шаг к выходу. Гости молча расступались. У самой двери я остановилась и, не оборачиваясь, бросила через плечо:
— Я все сказала. Остальное — ваша работа, господа. Наслаждайтесь вечером. Торт, кажется, был с миндалем. Твой любимый.
Я не слышала, как за мной закрылась дверь. Я просто шагнула в прохладную ночную свежесть. Лена догнала меня уже у машины, накинула мне на плечи свою шаль.
— Ты монстр, — выдохнула она, но в ее глазах плясали восхищенные огоньки. — Я до последнего не верила, что ты решишься.
— Я тоже, — честно призналась я.
Победа не ощущалась как фейерверк. Она была похожа на глубокий, медленный выдох.
На следующий день мне позвонил сын. Его голос был растерянным.
— Мам, отец звонил. Кричал что-то про предательство… Что происходит?
— Происходит развод, Саша, — ответила я ровно.
Он помолчал. Я приготовилась к упрекам. Но вместо этого услышала тихое:
— Слава богу. Я думал, этого никогда не случится. Мам… мы с Катей ждали этого звонка последние лет пять. Мы видели все. Тебе нужна помощь? Приехать?
Слезы, которые я сдерживала весь вчерашний вечер, хлынули из глаз.
Через неделю я сидела в маленьком кафе. Андрей Петрович методично раскладывал передо мной документы.
Арест счетов. Аудит. Иски от бывших партнеров Дмитрия. Его империя трещала по швам.
— Он забыл, что у интерьера тоже есть точка кипения, — повторил юрист свою любимую фразу.
Я кивнула, глядя в окно. Я не собиралась путешествовать по миру. Мое путешествие было другим. Я записалась на те самые курсы флористики. Купила себе мольберт. Позвонила подруге, с которой не общалась семь лет.
Это были маленькие шаги. Я заново училась жить. Не для кого-то. А просто так.
Однажды, разбирая вещи в съемной квартире, я наткнулась на старую коробку с фотографиями.
Там было и наше свадебное фото. Мы, молодые, счастливые.
Я долго смотрела на него. А потом взяла пустую рамку, купленную накануне. Простую, из светлого дерева. И оставила ее пустой.
Не потому, что прошлое было сгнившим.
А потому, что будущее еще не было сфотографировано. И впервые в жизни я сама решала, что окажется на этом снимке.
Три года спустя
Звон колокольчика над дверью был похож на смех. Анна подняла голову от охапки гортензий, стряхивая с рук капельки воды.
В ее маленькую цветочную лавку, пахнущую эвкалиптом и влажной землей, вошел ее сын, Саша.
Он был выше, чем три года назад, и в его взгляде появилась взрослая усталость.
— Привет, мам.
— Саша! Какими судьбами? — она вышла из-за прилавка, вытирая руки о фартук, и обняла его. — Ты же должен был быть в командировке.
— Перенесли. Я тут рядом был, решил зайти. У тебя… красиво.
Он обвел взглядом стены из старого кирпича, деревянные стеллажи с глиняными горшками и ведра, полные свежих цветов. Ее мечта, ставшая реальностью. Маленькая, но только ее.
— Спасибо. Хочешь чаю?
— Да, если можно.
Пока она заваривала в подсобке чай, Саша молча рассматривал фотографии на стене. Но не те, старые.
Новые. Вот Анна с Леной и Ольгой, смеющиеся на пикнике. Вот она, перепачканная краской, у мольберта. Вот ее первая премия на городском конкурсе флористов.
Они сели за крошечный столик у окна.
— Мам, я видел отца, — сказал он наконец, глядя в свою чашку.
Анна замерла. За три года это имя почти не звучало между ними.
После громкого развода, потери бизнеса и большей части состояния Дмитрий исчез. Уехал в другой город, оборвав почти все контакты.
— Как он? — спросила она ровно. В ее голосе не было ни злорадства, ни даже любопытства. Просто вежливый вопрос о человеке, который когда-то был ей всем.
— Плохо, — Саша поднял на нее глаза. — Он работает каким-то консультантом в небольшой фирме. Живет в съемной квартире.
Постарел. Но дело не в этом. Он… пустой, мам. Как будто из него вынули стержень. Он все время говорит о прошлом. О том, как его все предали.
Анна молчала. Она это знала. Стержнем Дмитрия была власть. Не деньги, а именно власть над людьми, над ситуацией, над ней. Когда он ее потерял, он рассыпался.
— Он про тебя спрашивал, — продолжил Саша. — Сказал, что ты сломала ему жизнь. Что ты всегда была хищницей, просто хорошо притворялась.
Анна горько усмехнулась.
— Он всегда умел создавать удобную для себя реальность.
— Я сказал ему, что он сам все сломал. Что он душил тебя годами, и мы с Катей это видели. Что он получил то, что заслужил. Он… он заплакал. Сказал, что не понимает, за что.
В этот момент Анна почувствовала не удовлетворение, а лишь глухую, тихую печаль. Не по тому человеку, которым он стал, а по тому парню, за которого она выходила замуж тридцать три года назад.
Тому, кто еще не решил, что весь мир — это ресурс для его амбиций.
— Мне жаль, что тебе пришлось это видеть, — тихо сказала она.
— Нет, мам. Все в порядке. Я просто хотел, чтобы ты знала. И еще… я хотел сказать спасибо. За то, что ты тогда решилась. Ты показала нам, что можно быть сильной.
Он ушел, а Анна еще долго сидела у окна, глядя на прохожих. Она не чувствовала себя победительницей. Она просто чувствовала себя… целой.
На стене ее маленькой квартиры, над письменным столом, по-прежнему висела та самая пустая рамка из светлого дерева.
Лена как-то спросила, почему она не вставит туда фото из своей новой жизни.
— А зачем? — ответила тогда Анна. — Раньше я думала, что она для будущего снимка. А теперь понимаю — она не для фото.
Она просто для меня. Напоминание, что моя жизнь полная и ценная сама по себе. Даже если ее никто не фотографирует.
