Колёса вагона отстукивали ритм моего долгожданного счастья. Три месяца я копила на этот отпуск, три месяца мечтала о море, о соленых брызгах на коже и закатах, которые не заслоняют городские многоэтажки. Купе пока было пустым, и я наслаждалась этой редкой роскошью — побыть наедине с собой и своими мечтами.
Я аккуратно разложила на столике свои припасы: домашние котлеты, завернутые в фольгу, баночку с солеными огурчиками, нарезанные бутерброды с колбасой, яблоки, печенье и термос с крепким чаем. Всё это должно было хватить на долгую дорогу до моря. Я представляла, как буду неспешно обедать, смотря в окно на проплывающие пейзажи, как буду читать книгу, прихлебывая чай из любимой кружки.
Поезд замедлил ход, приближаясь к очередной станции. Я даже не обратила внимания на суету в коридоре — что мне было до этого, когда впереди ждало море и две недели блаженного ничегонеделания?
Но судьба, видимо, решила внести свои коррективы в мои планы.
В купе ввалилась семейка: низкорослый мужичок с всклокоченными волосами и пивным животиком, его супруга — женщина внушительных размеров с громким голосом, и их сын, мальчик лет десяти, такой же упитанный, как мать. Они шумно устраивались, перекрикиваясь друг с другом и сбрасывая вещи куда попало.
— Ну наконец-то! — прогудела женщина, плюхаясь на нижнюю полку. — Думала, ноги отвалятся, пока мы эти чемоданы тащили!
— А ты что хотела, Люся? — огрызнулся мужичок. — Сама же настояла столько барахла везти!
— Это не барахло, это необходимые вещи! — возмутилась Люся.
Мальчик молча забрался на свою полку и тут же начал громко чавкать какими-то чипсами.
Я попыталась сохранить доброжелательный настрой. В конце концов, люди тоже едут отдыхать, имеют право на свои эмоции. Может, они успокоятся, и мы как-нибудь уживемся.
Но мои надежды рухнули уже через полчаса.
— Ой, а что это у вас тут такое вкусненькое разложено? — Люся жадно уставилась на мой столик. — А мы тоже свои продукты принесли, вот, смотрите!
Она вытащила из сумки два вареных яйца и один вялый огурец, бросила их на стол рядом с моими аккуратно упакованными припасами.
— Тоже на общий стол! — объявила она с видом, будто сделала мне огромное одолжение.
Что-то внутри меня напряглось, но я еще надеялась, что всё обойдется.
Зря надеялась.
Мужичок, представившийся Вадиком, не церемонясь развернул мои котлеты и откусил сразу от одной.
— Ничего себе, домашние! — прокомментировал он с набитым ртом. — Хорошо готовите!
— Виталик, дай и мне попробовать! — протянула руку Люся.
— Извините, — я попыталась остановить их, — но это мои продукты. Я их готовила для себя на всю дорогу.
Они посмотрели на меня так, будто я сказала что-то дикое и неприличное.
— Да вы что! — возмутилась Люся. — Как же так можно? Вы же выложили на общий стол! Если продукты на стол выставили, значит, угощаете попутчиков! Это же элементарная вежливость!
— Мы же тоже свои продукты достали, — добавил Вадик, указывая на жалкие два яйца. — Угощайтесь, не стесняйтесь!
Мальчик тем временем запустил свою грязную лапу в мою банку с огурцами.
— Вкусные! — прокомментировал он, жуя.
Я чувствовала, как внутри меня нарастает волна возмущения и бессилия. Эти люди нагло пожирали мою еду, прикрываясь какими-то надуманными правилами поездной этики. А самое противное — они делали это с таким видом, будто это я должна быть им благодарна за такую честь.
— Послушайте, — я попыталась говорить твердо, — я никого не угощала. Это моя еда, и я рассчитывала, что её хватит мне на всю дорогу.
— Ой, да ладно вам! — отмахнулась Люся, накладывая себе на хлеб мою домашнюю котлету. — Не жадничайте! Видите, у нас у самих еды кот наплакал. Мы же не требуем, чтобы вы только наши продукты ели!
Вадик в это время уже расправлялся с моими бутербродами, а мальчик демонстративно облизывал пальцы, выуживая из банки последние огурцы.
Они ели с таким аппетитом и наглостью, что я почувствовала, как обида заполняет меня изнутри. Не потому, что мне было жалко еду — от полного бессилия перед человеческой наглостью и хамством.
— Знаете что, — проговорила я, стараясь сдержать дрожь в голосе, — мне нужно выйти в коридор.
— Ну идите, идите, — великодушно разрешила Люся, не отрываясь от поедания моих припасов. — Мы тут пока приберемся на столе.
Я вышла в коридор, и только тогда позволила себе расслабиться. По щекам медленно потекли слезы — не от того, что есть мне теперь было нечего, а от чувства унижения и беспомощности. Я стояла у окна, смотрела на мелькающие за стеклом поля и не могла понять, как люди могут быть такими бесцеремонными. Как можно с такой легкостью нарушать чужие границы, а потом еще и объявлять жертву жадиной?
Внутри меня боролись две противоположные эмоции: ярость на этих наглых людей и злость на себя за то, что не смогла дать им отпор. Я всегда была человеком мягким, избегающим конфликтов, но сейчас эта мягкость обернулась против меня самой.
— Простите, что вмешиваюсь, но вы плачете?
Я обернулась. Рядом стоял высокий молодой человек с внимательными глазами и крепкой фигурой. В его взгляде не было праздного любопытства — только искреннее участие.
— Всё в порядке, — попыталась я отмахнуться, вытирая слезы.
— Не похоже, — мягко заметил он. — Я Алексей. А вас как зовут?
— Светлана, — ответила я, удивляясь тому, что голос не дрожит.
— Светлана, я не буду настаивать, но иногда помогает рассказать о проблеме постороннему человеку. Что случилось?
Может быть, именно эта доброта и участие в голосе незнакомого человека окончательно сломили мою защиту. Я рассказала ему всё — и про долгожданный отпуск, и про мои старательно приготовленные припасы, и про наглую семейку, которая сожрала почти всю мою еду, прикрываясь какими-то выдуманными правилами.
Алексей слушал внимательно, изредка кивая. Когда я закончила, его лицо стало жестким.
— Понятно, — сказал он. — А в каком вы купе?
— В седьмом, — ответила я, не понимая, к чему он клонит.
— Подождите здесь несколько минут, — попросил Алексей и направился к моему купе.
Я осталась стоять у окна, не зная, что и думать. Что он собирается делать? О чем говорить с моими попутчиками? Внутри меня шевельнулась тревога — а вдруг он только усугубит ситуацию?
Из купе доносились приглушенные голоса. Сначала звучал громкий голос Люси, потом Вадика, а затем воцарилась тишина, которую нарушал только спокойный, тихий голос Алексея. Я не могла разобрать слов, но интонации были серьезными, почти официальными.
Через несколько минут Алексей вышел из купе. Его лицо было невозмутимым, но в глазах мелькало что-то похожее на удовлетворение.
— Думаю, теперь они будут вести себя более прилично, — сказал он.
— Что вы им сказали? — спросила я, сгорая от любопытства.
— Ничего особенного, — уклончиво ответил Алексей. — Просто объяснил кое-что о правилах поведения в поезде.
Когда я вернулась в купе, картина кардинально изменилась. Мои попутчики сидели тихо, мальчик уткнулся в телефон, а Вадик и Люся о чем-то шептались, бросая на меня виноватые взгляды.
— Светочка, — начал Вадик, когда я села на свое место, — вы уж простите нас, пожалуйста. Мы не знали, что вы едете не одна.
— Конечно, не знали, — подхватила Люся. — Если бы мы знали, что продукты были рассчитаны и на вашего молодого человека, мы бы, конечно, не стали их трогать!
— Мы думали, вы одна, — оправдывался Вадик. — А так-то мы люди понимающие, сами с семьей ездим, знаем, как это…
Я смотрела на них и не понимала, о чем они говорят. Какой молодой человек? Но виноватые лица моих попутчиков говорили сами за себя — что бы ни сказал им Алексей, это подействовало.
На следующей остановке произошло нечто еще более удивительное. Вадик и Люся выскочили из вагона и вернулись с целыми пакетами еды — тут были и горячие пирожки, и фрукты, и даже бутылка хорошего кваса.
— Вот, — смущенно сказала Люся, выкладывая покупки на стол. — Это вам в качестве извинений. И вашему молодому человеку тоже передайте.
— Мы поняли, что неправильно себя вели, — добавил Вадик. — Угощайтесь, пожалуйста.
Они так старались загладить вину, что мне стало даже немного их жаль. Остаток дня прошел в относительной тишине и гармонии.
Вечером я встретила Алексея в коридоре вагона. Он стоял у того же окна, где мы познакомились, и смотрел на огни проплывающих мимо городов.
— Алексей, — обратилась я к нему, — спасибо вам огромное за помощь. Но я так и не поняла — что же вы такого сказали моим попутчикам? Они ведут себя как шелковые, а еще этот странный разговор про молодого человека…
Алексей улыбнулся, и я заметила, как эта улыбка преображает его лицо.
— Ну, я немного приврал насчет себя, — признался он. — Но уверен, что ваши попутчики не станут проверять, правда это или нет.
— Что именно вы им сказали?
— Представился вашим спутником и сообщил им свою профессию, — глаза Алексея весело блеснули. — Просто объяснил, что кража чужого имущества, даже если это еда в поезде, преследуется по закону, и что я как представитель правоохранительных органов могу составить протокол прямо сейчас.
Я ахнула:
— Вы что, действительно работаете в полиции?
— А вот этого я вам пока не скажу, — загадочно улыбнулся Алексей. — Интрига должна оставаться интригой. Но результат важнее, не находите?
Я смотрела на этого удивительного человека, который так легко решил мою проблему, и чувствовала, как внутри разливается необъяснимое тепло. Не только благодарность — что-то большее, более глубокое.
— Как я могу вас отблагодарить? — спросила я.
— Благодарности не нужно, — серьезно ответил Алексей. — Будет достаточно, если вы согласитесь поужинать со мной, когда мы приедем. Я знаю одно замечательное место с видом на море.
Мое сердце пропустило удар. Этот человек не только помог мне справиться с наглыми попутчиками, но и ехал туда же, куда и я. А может быть, и не случайно ехал в том же поезде?
Поезд нес нас навстречу морю, навстречу новым возможностям, навстречу тому неизвестному, что ждало впереди. И я больше не думала о наглых попутчиках или съеденной еде. Я думала о том, что иногда самые неприятные ситуации приводят к самым неожиданным и прекрасным знакомствам.
— Хорошо, — сказала я, встречаясь взглядом с Алексеем. — Я согласна поужинать с вами. Но при одном условии — вы всё-таки расскажете мне правду о себе.
— Договорились, — улыбнулся он. — За ужином я расскажу вам всё. И даже больше, чем вы ожидаете.
Колеса вагона продолжали отстукивать свой ритм, но теперь это был ритм не просто долгожданного отпуска, а ритм новой жизни, которая начиналась прямо здесь, в этом поезде, благодаря человеку, который оказался рядом в нужный момент.
