— Она же сейчас тут и рухнет! — причитали сердобольные прихожанки храма. — Что за изверг поведет любимую под венец в таком состоянии?
— Да ещё и свадьба без гостей… Наверное, негодяй выкрал бедняжку из больницы! — вторили им их товарки.
Элизабет действительно едва держалась на ногах и крепко держалась за локоть своего жениха. Бледная, с огромными синими мешками под глазами, она выглядела так, будто собралась на собственные похороны, а не на свадьбу.
— Ты самая прекрасная, — шепнул Роберт ей на ухо, когда священник начал обряд венчания. — Никого не слушай!
Невеста слабо улыбнулась и поправила плотную белую вуаль. Она никогда не думала, что доживёт до дня своей свадьбы, и была счастлива как никогда. А несведующие пусть болтают!
Долгое время все, связанное с жизнью Элизабет Баррет, было покрыто завесой тайны — даже дата ее рождения. Поговаривали, что девочка появилась на свет на четыре месяца раньше, чем это было записано в бумагах.
Якобы ее родители не смогли дождаться первой брачной ночи, и рождение дочери всего через полгода после свадьбы породило бы в чопорном английском обществе очень нехорошие слухи — на дворе все же стоял 1806 год.
Отец и мать Элизабет — Эдвард Моултон Баррет, владелец нескольких обширных сахарных плантаций на Ямайке, и Мэри Грэм Кларк — действительно страстно любили друг друга, о чем свидетельствовало наличие в браке целых 12 детей.
Большая семья жила дружно и на на широкую ногу, однако, в какой-то момент эксцентричный отец семейства понял, что его душе слишком тесно в их приличном особняке. Тогда Эдвард велел отстроить в своем поместье в Хоуп-Энде огромный дворец в восточном стиле.
Маленькую Ба — так называли Элизабет домашние — безумно завораживал причудливый интерьер нового дома. Ей казалось, что она попала в сказку из Тысячи и одной ночи: вот-вот по изогнутой лестнице с латунными балюстрадами спустится изящная Шахерезада, а Али-Баба с его разбойниками выскочат из искусственного грота.
С некоторым беспокойством Эдвард и Мэри отмечали, что крошка Ба все больше отдаляется от семьи. Пока другие их дети радостно гонялись за мячом по лужайке, Элизабет все чаще пряталась в оранжерее среди пестрых экзотических цветов с увлекательной книгой или блокнотом в руках.
Ещё в совсем нежном возрасте девочка начала писать стихи и короткие рассказы, что одновременно вызывало у ее родителей и гордость, и тревогу.
— Она как не от мира сего! — жаловалась миссис Баррет своему мужу, и тот задумчиво кивал, соглашаясь.
В подростковом возрасте Элизабет страшно заболела: ее мучили дикие боли в голове и спине. Самые лучшие врачи, потерпев полное поражение в попытке поставить девочке правильный диагноз, начали давать ей тяжёлые лекарства для облегчения симптомов.
Но даже постоянно принимая сильнодействующие препараты, Ба все равно чувствовала себя недостаточно хорошо.
Пока Мэри была ещё жива, она настаивала на том, чтобы ее дочь хотя бы пыталась вести обычную жизнь, но после ее смерти девушка совершенно зачахла. Эдвард только потворствовал тому, чтобы его дочь оставалась в болезненном состоянии тела и духа.
С возрастом и множеством финансовых и юридических проблем, связанных с отменой рабства, и без того непростой характер мистера Баррета испортился окончательно. Он настаивал на том, чтобы даже выросшие дети жили с ним, пытался запрещать им лишний раз покидать особняк или — упаси Бог, — знакомиться с людьми противоположного пола.
Здоровые дети Эдварда, в конце концов, не выдерживали его тирании и покидали уютное семейное гнёздышко, но несчастной Элизабет деться был некуда — она находилась в полной власти деспотичного отца.
Обстановка в доме стала уже невыносимые после того, как сразу два брата Элизабет трагически погибли в результате несчастных случаев — одного унесла ямайская лихорадка, а второй утонул в реке во время небольшой поездки в Торки.
Ба чувствовала себя виноватой в смерти последнего — ведь именно она уговорила отца отпустить сына на прогулку с друзьями.
Семейные трагедии, а также перенесенный туберкулёз совсем подкосили и без того слабое здоровье Элизабет. На несколько десятков лет она оказалась практически прикованной к кровати: помимо ее основного недуга девушку начали мучить приступы меланхолии, истерии, анорексии…
Бывало, она отказывалась от пищи на несколько недель или внезапно начинала бояться солнечного света. Жизнь внутри своей комнаты казалась девушке слишком пресной, и она находила убежище в придумывании собственных волшебных и лирических миров.
В 1844 году Элизабет выпустила собственный томик стихов, который в одночасье сделал ее одной из самых популярных писательниц всей Викторианской Англии. Так как мисс Баррет не покидала своего дома, вокруг ее личности очень быстро начали строиться разнообразные домыслы.
— Быть может, это вовсе не женщина, а противный старик! — говорили одни.
— Или же она так уродлива, что не может показаться на людях! — подхватывали другие.
Все эти разговоры не оставили равнодушным поэта Роберта Браунинга — а он от природы был очень любопытным. В отличие от Элизабет, его имя тогда было никому неизвестно, но это не остановило юношу от написания первого письма.
— Я люблю Ваши стихи всем сердцем, дорогая мисс Баррет! — восторженно писал Роберт. Элизабет польстили слова неизвестного поклонника и она ответила… Обмен любезностями перерос в страстную любовную переписку.
Несколько месяцев Роберт умолял о встрече. Его не пугала ни болезнь дамы сердца, ни пугающий образ ее отца, ни значительная для того времени разница в возрасте — мисс Баррет было уже под сорок, а ему самому только недавно исполнилось 32.
Элизабет боялась встречаться со своим ухажером, хотя за несколько месяцев они обменялись порядка 600 писем. На бумаге все выглядело замечательно, но девушка опасалась, что только увидев ее в кровати — изломанную, старую, слабую и некрасивую — мужчина тотчас же же развернется и уйдет, а их нежные, трепетные чувства обернутся ничем.
Однако Роберт был весьма настойчив, и Элизабет сдалась. Долгожданная встреча все равно несколько раз откладывалась, потому что мисс Баррет зимой и ранней весной всегда чувствовала себя особенно отвратительно. В конце концов, оттягивать дальше стало просто неприличным — и в конце мая 1845 года Роберт пожаловал к Элизабет в гости.
Она встретила его в слабо освещенной комнате, где полулёжа отдыхала на диване, со всех сторон обложенная подушками и пледами. Элизабет надеялась, что в полутьме ее партнёр по переписке не заметит большинства ее недостатков, но она могла бы и не переживать — Роберт влюбился в ее потусторонний облик с первого взгляда.
С этого дня он навещал возлюбленную постоянно — разумеется, когда ее бдящего отца не было дома. Несколько раз старый Эдвард все же заставал чужака в своем доме, но ему и в голову не могло прийти, что кто-то проявит к его больной дочери в летах любовный интерес.
Так продолжалось несколько долгих месяцев, пока в семействе Баррет не начали ходить очень пугающие Элизабет разговоры о переезде в другой город. Она даже боялась представить, каково бы это было — разлучиться с любимым Робертом, поэтому решилась на отчаянный шаг.
В сентябре 1846 года Элизабет совершила настоящий подвиг и вышла из дома. О ее планах знала лишь горничная, которая сопроводила госпожу к маленькой приходской церкви в Мэрилбоуне, — она же и стала свидетельницей бывшей мисс Баррет.
Элизабет было страшно находиться вне дома — ее пугал каждый звук или слишком яркий солнечный луч, — но ради Роберта она смогла себе преодолеть. Теперь оставалось самое страшное — рассказать обо всем отцу!
«Страх парализует меня при мысли о том, что придется сказать ему „Папа, я вышла замуж. Надеюсь, ты не очень огорчен“. Ах, бедный папа!.. Он будет в ярости, он от меня отречется…» — писала Элизабет мужу.
Она могла уповать лишь на то, что отец, несмотря на все его недостатки, желает ей только счастья и не будет сильно гневаться… К сожалению, реакцию папеньки она недооценила.
Мистер Баррет рвал и метал — его не разжалобили даже горькие слезы дочери. В гневе он заявил Элизабет, что отныне она не имеет права называться его дочерью и может даже не рассчитывать на свое наследство. Униженной Элизабет пришлось поспешно покинуть дом отца, чтобы больше никогда в него не вернутся.
Однако счастье, которое дарил ей Роберт, смогло залечить печаль от потери отца. Муж увез ее в Италию, где много лет мучившая женщину болезнь как по волшебству отступила, и Элизабет стало гораздо лучше. Здоровье ее восстановилось настолько, что в 43 года она даже смогла подарить миру сына — Роберта-младшего.
Брак мистера и миссис Браунинг продлился 15 лет, полных любви и творчества. В 1861 году в возрасте 55 лет Элизабет скончалась на руках у своего мужа. По воспоминаниям Роберта, она ушла в мир иной спокойной и счастливой, с улыбкой на губах. Роберт пережил любимую жену на 28 лет.
