Маленькая, хрупкая на вид, женщина с тонким голоском большой мощи и большой жизненной силы, женщина с гитарой в руках. Легендарная бард-исполнительница 80–90-х годов.
— Вероника Аркадьевна, а вы человек воли?
Я не люблю и презираю всякое долголежание по утрам. Всякое почтение к прихотям организма с требованием отдыха, неги или одиночества. Я к этому отношусь не то что с пренебрежением, а с сильнейшим отталкиванием. Человек в моих глазах не для этого создан. Любому человеку нужна масса дисциплинирующих механизмов. Поэтому, пожалуй, да, я человек воли. Это по-разному можно назвать… Я фанат планов сверх очевидной нормы. Сколько себя помню, лет с десяти я писала в блокноте планы на неделю. У меня до сих пор они сохранились…
И какие тогда были планы?
Да что угодно… В те времена это были планы про отметки в школе. Была учеба, занятия музыкой, контакты – все как у взрослых. Я писала себе планы на лето: прочитать книги, затем шел большой список дел. И сегодня у меня это все есть. Я очень ценю в себе это качество. Я и стихами занимаюсь только потому, что они невероятно помогают организовать жизнь. Все, что связано с метрикой, с рифмой, это невероятная стимуляция мозга! И поскольку я очень рано начала этим заниматься, эффективность и плоды этой гимнастики я очень быстро ощутила. Этот порядок делал меня. Он делал мою физику, мою химию, мою жизнь. Он создал меня целиком и полностью.
Родители знали о вашей планируемой жизни?
Ну, очень мало. Родители вообще относились ко мне с большой прохладцей. Что было, кстати, мне на пользу. Я ничего не знаю о так называемом утепленном детстве. Ничего! Ни о похвалах, ни о какой-либо другой стимуляции со стороны родителей. У меня очень хорошие были родители, добрые и культурные. У меня и бабки-дедки такие же. Но о душевном тепле, таком, словно батарея согревает комнату, я ничего не знаю абсолютно. И у меня было все всегда прохладно из-за этого в жизни…
А было одиноко из-за этого?
Нет. Я считала, что так и надо. Вот как ни странно, я и сейчас считаю, что так и надо. У меня одна дочка приходится на трех сыновей. И она меня давно, лет с четырнадцати, попрекала тем, что я нарочно занижаю ее самооценку. Я же считала, что это гранд-методика, концепция такая – самокритика и критика ради пользы. Как же я ошибалась! И я бережно снижала этот уровень критики в ее адрес. Не так, как мои родители…
Они вас критиковали по полной?
По полнейшей! И в самом взрослом возрасте, когда я уже была матерью, и когда давала ежедневные концерты, они были очень мной недовольны.
…На самом деле я очень терпелива и терпима. Я безумно чувствительная мать, и я друг своим детям. От акта их рождения и до бесконечности. И я уже давно горячность своей критики пригасила. Я могла немножко уколоть, это случалось. Мне надо быть очень осторожной с ними. Но осторожной я бываю редко. Я, открывшая рот, это совсем другая я… Я вообще человек, не похожий ни на кого.
Что вы имеете в виду?
В жизни я часто иду такими тропами в решении каких-то вопросов, куда многим людям даже не придет в голову шагнуть. Говорить об этом нелепо. Это невербально… У меня четверо детей. Рожденных в разное время, в разных местах, в разном состоянии. Я ничего не знаю о детских капризах. О детских болезнях. Я незнакома с этим. У моих четверых взрослых детей нет ни одной зубной пломбы. Они если и болели, то это было так мало, что прошло незаметно.
То есть вам это не доставляло неприятностей?
Абсолютно. И что касается сегодняшнего всеобщего заболевания. У меня переболели все, а меня не задело. Я не такой уж эльф. У меня, например, сильнейшие головные боли, но я с собой давно договорилась. А в остальном ко мне ничего не привязывается. Я лезла во все очаги. И я поехала во Францию колоться. Думала, вот я там сделаю первую прививку, вторую, и мне будет плохо. И я приехала, сделала одну, вторую – и не заметила. Мой девиз по жизни: кормить, лечить и пророчествовать!
