— Отныне я — муж Люси Гурченко, а вовсе не Татки Штейн! — огорошил Игорь Кваша коллег.
Жарким летом 1964 года театр «Современник» выехал в Саратов для съёмок фильма «Строится мост», и в частной жизни актёров творились интересные вещи. Евгений Евстигнеев ушёл от Галины Волчек к молодой актрисе Лиле Журкиной. Он фактически перешёл из одного гостиничного номера в другой, и расстроил актёров, привыкших к дружным застольям.
— Так странно стало, — писал в мемуарах Михаил Козаков, — зайдёшь в номер к Волчек, где три дня назад с Евстигнеевым водку пили и лясы точили, а Жени там нет. Он в другом номере. У Лили.
Там же Козаков вспоминал, что саратовские гастроли были вообще богаты на события, вот и Кваша «отчебучил», а Ефремов новый роман в Саратове завёл.
О романе Людмилы Гурченко и женатого Игоря Кваши в театре знали все. Когда он ставил «Сирано де Бержарак», то на главную роль назначил себя, а дублёром выбрал Козакова. Роксану играла Людмила Гурченко, которую Игорь, увлечённый ею, взял на эту роль, дублёром стала Лилия Толмачева.
Гурченко говорила с сильным харьковским акцентом, от которого долго избавлялась, а Роксана, любительница изысканной поэзии, просто не могла обладать столь выраженным гэканьем.
— Ну ёж твою налево! — Людмила прерывала реплику, сама шокированная своим произношением. — Не могу, и всё тут!
— Люся, не гэкай! — орал из зала Ефремов. — Надо же, черт возьми, научиться разговаривать по-русски, раз ты вышла на сцену.
Кваша переживал, а Гурченко приходилось зубрить роль, избавляясь от акцента.
Когда Игорь Кваша решил уйти от жены, этому резко воспротивились и Галина Волчек, и Олег Ефремов. Татьяну Штейн, супругу Игоря, в театре хорошо знали. Козаков дружил с Таткой с детского возраста, она происходила из хорошо известной в культурной среде семьи, Волчек считала её близкой подругой, и именно она познакомила Игоря и Татьяну.
Татьяна была врачом-рентгенологом, кандидатом медицинских наук. Её мать — художник по костюмам Людмила Путиевская, отец — художник кино и театра Семён Мандель, отчим — драматург Александр Штейн, чьи пьесы с огромным успехом ставились в советских театрах, брат — режиссёр Пётр Штейн.
— Кваша уже собрался уходить к Гурченко, вспоминал актёр театра «Современник» Виктор Тульчинский. — Ефремов пытался воздействовать: «Люся, либо ты с ним расстаёшься, либо я вынужден буду тебя уволить». А там и Волчек вмешалась: «Ты не должен оставлять жену!» Тогда Люся сама ушла. Поняла, что ей ролей давать не будут.
Гурченко недобро вспоминала ту саратовскую поездку, находя, что бездарно потратила два великолепных летних месяца ради небольшой роли в массовке.
В 1966 году после трёх лет службы в «Современнике» она подала заявление об увольнении из театра и в тот же день позвонила в Театр киноактера, из которого уходила в «Современник». Попросилась обратно.
— Нечего прыгать по театрам! Ушли – так и до свидания! — ответ был жёстким.
Гурченко прорыдала весь день, а вечером, достав таблетку снотворного, в отчаянии подумала, что стоит выпить всю пачку и… Испугавшись своих мыслей, она набрала номер Марка Бернеса. Тот долго успокаивал её, и актриса спокойно уснула. Бернес сам попросил за Людмилу, наутро ей позвонили из Театра киноактёра и пригласили на работу.
— Там была своя компания — все однокурсники, им по тридцать, вспоминала Гурченко о «Современнике». — Мне двадцать семь. И я ученица. Когда я получила очередную Софью Исааковну, роль пожилой еврейки на кухне с примусом, подумала, что с примусом я уже хорошо три сезона поработала. И ушла из «Современника». Легко, со свободным сердцем»!
Правда, Людмила Марковна с удовольствием вспоминала замечательное партнёрство с Олегом Далем в спектакле «Всегда в продаже».
— Олег исполнял роль трубача-джазмена, а я его подружку — стиляжку в черных чулках и короткой малиновой юбочке. История знакомая: поженились, ребенок, бедность. Их соединила музыка. Мы пели с Далем на два голоса нашему ребенку колыбельную — популярный американский рождественский блюз.
Зал притихал. И от этого мы пели еще тише. И чувствовали, что «туда, туда»… Когда публика была особенно тонкой и чувственной, нас награждали аплодисментами.
А вскоре Гурченко встретила Александра Фадеева-младшего, который стал её третьим супругом из шести.
— Любовь у меня всегда была одна — большая, искренняя, чувственная, преданная. Вот только объекты менялись, — признавалась Гурченко. — Со мной можно «экспериментировать» — подводить, обманывать, крутить, вертеть. Я все терплю, терплю, жду, надеюсь, надеюсь… А потом — раз! И все! Внутри все пусто, все сгорело… Я почти всегда оставалась сидеть в пепле на развалинах.
