– Она сказала “всего на месяц”, а жила полгода! – А выселить её потом оказалось не так просто

Кира не любила сюрпризы. Особенно те, которые приходили в восемь утра, когда ты стоишь в халате с чашкой кофе у окна, только собираясь начать выходной. Звонок в домофон прозвучал резко, как команда. Она не ждала гостей.

— Кто там? — сонно произнесла она в трубку.

— Кирочка, привет! Это я, Лена. Можешь открыть?

Кира нахмурилась. Лена. Двоюродная сестра, с которой они не виделись почти год. Та, что всегда звонила только когда что-то нужно. Но отказывать через домофон как-то неловко — вдруг с ней что-то случилось? Кира нажала кнопку и пошла открывать дверь.

На лестничной площадке стояла Лена. С огромным чемоданом.

— Что?.. — Кира не успела закончить, как Лена уже вошла, как будто это было ее законное право.

— Кирочка, я только на месяц. Совсем немного! Представляешь, меня выгнали с квартиры. Ну, как выгнали — хозяйка внезапно решила продать. Я в шоке! Мне бы только пересидеть чуть-чуть, пока новую найду.

Кира застыла с приоткрытым ртом. В ее голове начали крутиться варианты отказа. Но было уже поздно: чемодан стоял у порога, Лена скидывала пальто и рассматривала интерьер.

— Ой, как уютненько у тебя! — заметила она, направляясь в сторону комнаты.

— Лена… — Кира всё же попыталась возразить. — Я вообще-то не планировала…

— Я знаю, знаю! Ты не любишь гостей, ты интроверт, тебе спокойствие нужно. Всё понимаю. Обещаю, меня вообще не будет видно. На месяцок. Максимум.

Кира не знала, что сказать. Она не умела отказывать в лицо. Особенно родным. Особенно тем, кто умеет вот так — зайти в дом, усесться на диван и вести себя так, будто всегда здесь жила.

— А в комнате можно переставить кровать поближе к розетке? А то у меня фен с коротким шнуром, — крикнула Лена уже из спальни.

Кира выдохнула. Месяц. Всего месяц.

Первые дни прошли почти спокойно. Лена действительно старалась не мешать. Готовила себе сама, вставала рано, уходила якобы «искать квартиру». Иногда они даже мило пили чай по вечерам — Кира с удивлением обнаружила, что скучала по живому разговору. Но на третьей неделе Лена начала… расслабляться.

— Слушай, а у тебя есть стиральный порошок? Я свой забыла купить.

— Ну, возьми. Только чуть-чуть.

— Конечно! Мне немного. А у тебя есть что-нибудь перекусить? Я в магазин так и не дошла.

Кира снова промолчала. Мелочи. Но неприятные.

На четвёртой неделе Лена сказала:

— Я тут подумала… С квартирой пока сложно. Можешь не переживать — я надолго не задержусь. Просто сейчас рынок жуткий. И у меня траблы с деньгами. Я, между прочим, рядом квартиру смотрела в интернете — она сейчас тысяч на двадцать дороже сдаётся. Классное у тебя место!

Кира напряглась. Такие разговоры она не любила.

— Лена, мы договаривались на месяц.

— Конечно! Просто рассказываю, как есть. Я же всегда честна.

Месяц закончился. Потом ещё один. Ещё. Кира всё ждала, что Лена сама поднимет тему переезда. Но та, напротив, всё глубже пускала корни: притащила мультиварку, повесила своё зеркало в коридоре, расставила косметику в ванной.

И вот однажды утром Кира проснулась от грохота на кухне. Лена варила борщ. В пять утра.

— Ты что, с ума сошла? — прошептала Кира, босая выбежав из спальни.

— А что такого? Я просто люблю готовить заранее. Потом не будет времени.

— Но это моя квартира! Ты не можешь…

— Кирочка, не начинай. Разве я тебе мешаю?

Однажды вечером Кира решилась. Она подошла к Лене, когда та сидела в гостиной с ноутбуком.

— Нам надо поговорить.

— О, серьезно? Это звучит как «мы расстаёмся». Только не говори, что выгоняешь меня, — усмехнулась Лена.

— Лена, ты обещала пожить месяц. Уже почти полгода прошло. У меня нет желания ссориться, но…

— Так скажи прямо, что тебе мешаю, — обиделась Лена, закрывая ноутбук. — Я думала, ты другая. Что тебе можно доверять.

— Это не про доверие, — голос Киры дрогнул. — Это про личное пространство.

— Ага. Про личное пространство. У тебя две комнаты! Ты живёшь одна! У тебя всё хорошо. А мне деваться некуда. Спасибо, конечно, за понимание.

Кира побледнела. То, как Лена перевернула всё с ног на голову, было почти искусством. И почему-то от этого стало особенно больно.

— Хорошо, — тихо сказала она. — Тогда давай так. У тебя есть ещё две недели. Потом ты съезжаешь.

— Ах вот как, — с иронией протянула Лена. — Ну что ж. Понятно. Родня называется.

Кира пошла в спальню. Слёзы душили её. В голове звенело: «Она сказала “всего на месяц”, а жила полгода!» И эта фраза звучала теперь как зловещий лейтмотив всей истории.

Кира пошла в спальню. Слёзы душили её. В голове звенело: «Она сказала “всего на месяц”, а жила полгода!» И эта фраза звучала теперь как зловещий лейтмотив всей истории.

Она закрыла дверь, села на кровать и обняла подушку. Хотелось крикнуть, выговориться, пожаловаться кому-то, но говорить было не с кем. Близких подруг у Киры не осталось — когда-то подработки забрали всё время, потом характер стал не таким гибким для бесконечных «давай встретимся». А теперь ещё и Лена в квартире, как гость, который больше похож на оккупантку.

Кира вытерла лицо рукавом, встала и на автомате начала складывать вещи в шкаф. Просто чтобы не сидеть без дела. Но в голове продолжало крутиться одно и то же: как так вышло, что её собственный дом перестал быть её территорией?

Через два дня Лена снова начала разговаривать так, как будто ссоры и не было.

— Кира, а ты соль покупала? Что-то совсем на дне уже.

— Нет, — сухо ответила Кира.

— Ну ладно, схожу. Хотя странно, конечно, что хозяйка в доме даже соль не держит.

Кира не стала реагировать. Она сосредоточилась на чайнике, который шумел как турбина, и делала вид, что не слышит.

— Слушай, а у тебя тостер не работает?

— Он не ломался. Просто я выключила его из розетки.

— Ну ты жжёшь, — хмыкнула Лена. — У тебя везде всё выдернуто. Даже роутер! Я вчера думала, что интернет отрубили.

— Мне приходится экономить.

— С твоей-то зарплатой?

Эта фраза кольнула как ножом. Кира обернулась резко:

— Откуда ты знаешь, какая у меня зарплата?

Лена пожала плечами:

— Ну ты же рассказывала как-то. Мол, подняли на десять тысяч, теперь не так туго.

Кира знала: она не рассказывала. Лена просто рылась в её бумагах. Или в телефоне. Или просто предположила.

— Это не твоё дело, — отрезала она.

Лена молча вышла из кухни.

Вечером Кира набрала номер своей бывшей коллеги Тани. Когда-то они хорошо общались, но ссорились из-за какой-то ерунды — теперь всё казалось неважным.

— Таня, привет. Извини, что поздно. Можем поговорить?

— Кира? Конечно! Что случилось?

Кира облокотилась на подоконник и, понижая голос, рассказала всё. От начала и до конца. Таня молчала почти всю историю, лишь тихо поддакивая. А потом сказала:

— Кир, тебе нужно выгнать её. Это не гостья. Это паразит.

— Я знаю… но я чувствую вину. Она же родня…

— И что? Родня — не лицензия на наглость. Если она не уходит — вызывай участкового. Серьёзно говорю.

— Пока не до такого дошло…

— А вот когда дойдёт — будет поздно. Я видела, как такие “родственнички” потом прописываются через суд.

На следующий день Кира встала рано. Зашла на кухню. Лены не было. На столе — обёртки от шоколадок и немытая тарелка с недоеденной кашей.

На холодильнике — записка: «Я у подруги. Вернусь к ужину. Не жди с обедом».

Кира скомкала записку. Что за «не жди с обедом»? Я тебе не мать!

Сев за стол, она написала план. Да, как в школе, ручкой по блокноту:

  1. Открытый разговор, последний.
  2. Письменное уведомление: срок — неделя.
  3. Если не уходит — участковый.
  4. Быть жестче, не поддаваться на манипуляции.

Вечером Лена вернулась весёлая, в новом свитшоте.

— Смотри, какой классный! В секонде урвала. Почти даром. Как тебе?

— Мне всё равно, — тихо сказала Кира. — Нам нужно поговорить.

— Опять?

— Я решила. Ты живёшь здесь полгода. Я устала. Ты должна съехать через неделю. Это крайний срок.

Лена нахмурилась:

— Кира, ты серьёзно?

— Абсолютно. Я напишу тебе это письменно. Чтобы не было недоразумений.

— Письменно? — Лена вскинула брови. — Прямо как в суде? Ты что, совсем поехала?

— Я не шучу. Неделя. Потом я обращаюсь к участковому.

— Да кто ты такая вообще, чтоб меня выгонять?

— Хозяйка этой квартиры. В отличие от тебя.

Лена не ответила. Она молча ушла в комнату, громко хлопнув дверью.

На следующее утро Кира проснулась от громких шагов. Вышла — Лена на кухне разговаривала по телефону.

— Да, представляешь? Хочет выгнать. Родная кровь, называется! Я ей помогала в детстве с уроками, а теперь она от меня как от бомжа отворачивается. Да-да, представляешь! Угрожает участковым. Я вообще думаю — а вдруг у неё крыша едет? Такая вся одинокая, странная. Надо бы понаблюдать.

Кира слушала из коридора. Сначала была злость. Потом — холод. Это уже не была просто назойливая гостья. Это была угроза её дому. Её жизни.

В этот же день Кира написала Лене уведомление: короткое, по шаблону. Срок — 7 дней. Дата, подпись. Второй экземпляр — для себя, с распиской. Она отдала его Лене молча. Та взяла бумагу, прочитала и рассмеялась.

— Думаешь, бумажка тебя спасёт?

Кира не ответила. Она знала — впереди будет самая тяжёлая неделя в её жизни.

Каждый день теперь начинался с внутреннего напряжения, как будто в квартире поселился не человек, а хрупкий сосуд с кислотой — любое неосторожное движение, и всё разъест, разрушит, испортит. Лена сделалась колючей. Разговаривала сквозь зубы. Стала шуметь по утрам: хлопала дверцами шкафов, включала фен, громко обсуждала по телефону «предательство родни».

— Конечно, я уйду! Не вечно же сидеть, где тебя не ждут! Но, между нами, свинство — выгонять человека на улицу. В феврале!

Кира пыталась не слушать. Держала себя в руках. Пила валерьянку. Работала дома с наушниками, лишь бы не сорваться.

На третий день Лена вдруг исчезла с утра до позднего вечера. Кира вздохнула с облегчением. В квартире стало тихо. Воздух — чистым. Стены — её.

Но к полуночи Лена вернулась — с подругой.

— А чего ты злишься? Мы тихо посидим, чай попьём! Мы же не в клуб тащим гостей! — игриво сказала она, бросая на Киру раздражённый взгляд. — И вообще, пока я тут живу — это и мой дом тоже!

Кира смотрела, как чужой человек разувается в её прихожей, и чувствовала, как внутри всё горит. Она прошла в спальню, закрылась, закусила губу и тихо заплакала. Но это были уже не слёзы слабости. Это было — решение.

На утро четвёртого дня Кира пошла в юридическую консультацию. Юрист, молодая женщина по имени Ирина, внимательно выслушала её историю.

— Вы не зарегистрировали Лену по месту жительства?

— Нет. И аренду не оформляли.

— Отлично. Значит, юридически она не имеет права находиться у вас, если вы против. Но… — Ирина подняла палец. — Если не уйдёт добровольно, потребуется вызов участкового. Он составит протокол, что вы просите освободить жилплощадь. А если и это не поможет — подадим заявление о выселении через суд.

— Это долго?

— Недели две максимум. Но ваша позиция крепкая. Вы не обязаны терпеть это.

— А если с ней что-то случится когда я её выгоню? Я не буду виновата?

— Она взрослый человек, вы не обязаны её опекать.

Кира вернулась домой с новой решимостью. Лена сидела на кухне, завтракала.

— Я проконсультировалась с юристом, — спокойно сказала Кира. — Если через три дня ты не уйдёшь, я вызову полицию.

Лена усмехнулась:

— Ух ты. Серьёзно всё. Ну давай, вызывай. Посмотрим, кто кого.

Кира не ответила. Просто пошла собирать документы.

В пятницу Лена начала «атаку жалости». Бродила по квартире с надутым лицом, мимоходом вспоминала тяжёлое детство, болезненное расставание с парнем, «отвратительную» съёмную квартиру, в которой стены «воняют плесенью».

— Я просто хотела немного тепла, Кир… Хотела, чтобы хоть кто-то остался человеком… — сказала она под вечер с надрывом.

Кира слушала и чувствовала себя злодейкой. Но только первые десять секунд. Потом вспоминала, как не могла включить тостер, чтобы не злить гостью. Как молча мыла за ней посуду. Как покупала на двоих — и стеснялась попросить долю.

— Лена, ты должна уйти. Тут тебе не гостиница. И я не заложница твоих манипуляций. Мне теперь плевать, что подумает родня.

На седьмой день Кира вызвала участкового. Пришёл мужчина лет сорока, вежливый, спокойный.

— Гражданка временно проживает без регистрации? — уточнил он у Киры.

— Да. Живёт полгода. Добровольно съезжать отказывается.

— Ясно. — Он повернулся к Лене. — Гражданка, вы обязаны покинуть квартиру. Если хозяйка против вашего проживания — вы нарушаете её жилищные права.

— А куда я пойду? — вспыхнула Лена. — Она же родня!

— Родственные отношения не дают вам права оккупировать жильё.

Лена замолчала. Злилась. Металась по комнате. Потом швырнула полотенце в сумку.

— Я уйду. Не хочешь помогать — не надо. Сама потом ко мне приползёшь! Когда от тебя все отвернутся!

— Хватит, громких слов, — спокойно сказала Кира. — Это мой дом. А ты злоупотребляешь моей добротой. Тебе пора!

Лена ушла под вечер. Без прощания. Чемодан громыхнул по ступенькам, как выстрел. За ней захлопнулась дверь. Кира осталась одна — среди тихой квартиры, запаха кофе и пледа на диване.

Она села и закрыла глаза. Тишина звучала как музыка. Впервые за полгода — тишина, свобода и покой.

Через неделю Кира поменяла замки. Выкинула чужое зеркало, отмыла ванную от чужой косметики, переставила мебель.

— Всё снова моё, — прошептала она, включая музыку погромче, просто потому что может.

Вечером она пошла в торговый центр — купила себе новое постельное бельё и ароматические свечи. Отпраздновала свободу горячим шоколадом с зефиром. И не сдержала улыбку, стоя у кассы: никто не контролирует её покупки, не сверяет чеки, не учит жить.

Через месяц Лена написала в мессенджере: «Привет. Надеюсь, ты не сердишься. Я тогда была на нервах. Прости, если что не так. У тебя не завалялся мой фен?»

Кира спокойно нажала «Удалить и заблокировать». Без злобы. Без боли. Просто — всё.

Теперь она знала: свою территорию нужно защищать. Даже от родни. Особенно от родни, если родня — это временный гость, забывший, что слово «месяц» не значит «полгода».

Оцените статью
– Она сказала “всего на месяц”, а жила полгода! – А выселить её потом оказалось не так просто
«Жаль, что она в юбке»