Алиса знала этот взгляд. Виноватый, почти детский, когда Дмитрий готовился сообщить что-то неприятное. Он стоял в прихожей, держа в руках папку с документами турагентства, и она поняла — что-то пошло не так.
— Алис, нам нужно поговорить, — начал он, и голос его дрожал едва заметно.
Она медленно отложила книгу. Три месяца они планировали эту поездку в Грецию. Три месяца она представляла себе бирюзовое море, белые домики на скалах, вкус настоящего греческого салата. После двух лет без отпуска это была не просто поездка — это было спасение.
— Отпуск откладывается, пришлось маме деньгами помочь, — выпалил Дмитрий одним духом.
Тишина повисла между ними, тяжелая и липкая. Алиса чувствовала, как внутри нее что-то медленно сжимается, словно пружина под нагрузкой.
— Сколько? — спросила она тихо.
— Почти половина того, что мы отложили на отпуск. Ей срочно нужна была теплица для дачи, и газонокосилка сломалась, и еще по мелочи…
— По мелочи, — повторила Алиса, и в ее голосе зазвучала опасная нота. — Такая сумма по мелочи??
Дмитрий нервно потер затылок — привычка, которая всегда выдавала его смущение.
— Ты не понимаешь. Мама столько для меня сделала. Если бы не она, я бы никогда не закончил институт, не получил бы эту работу. Все, чего я добился…
— Все, чего ТЫ добился своим трудом и талантом, — перебила его Алиса. — Дима, тебе тридцать восемь лет. Когда это закончится?
Впервые за время их разговора он посмотрел ей в глаза. И она увидела там не только вину, но и какую-то странную решимость.
— Никогда, — сказал он просто. — Она моя мать.
Валентина Петровна звонила каждый день. Иногда дважды. Всегда в самое неподходящее время — либо рано утром, когда Алиса еще спала после ночной смены, либо поздно вечером, когда они с Дмитрием наконец получали возможность побыть вместе.
— Димочка, у меня проблемы с сердцем, — голос матери дрожал от притворной слабости. — Врач говорит, нужна операция. Дорогая такая…
Алиса наблюдала, как лицо мужа моментально меняется. Вчерашняя уверенность испаряется, и перед ней снова стоит тот самый виноватый мальчик.
— Мам, сколько нужно? — он уже был готов перевести деньги.
— Да нет, что ты, сынок. Я не могу просить у тебя таких денег. Это же целое состояние…
Алиса видела, как он мысленно пересчитывает свои сбережения. Видела, как принимает решение. И понимала, что их совместная мечта о доме за городом только что отодвинулась еще на год.
Через неделю выяснилось, что никакой операции не было. Валентина Петровна купила новую мебель для дачи и пригласила подруг на чай, хвастаясь, какой у нее заботливый сын.
— Она тебя обманула, — сказала Алиса, когда узнала правду.
— Она заслужила красивую жизнь, — ответил Дмитрий. — После всего, что пережила.
И Алиса поняла — он действительно в это верит.
Месяцы складывались в годы, годы — в систему. Валентина Петровна научилась виртуозно играть на чувстве вины сына. То у нее «обострение», то соседи обижают, то квартплата выросла. Каждый раз Дмитрий отдавал деньги, которые они откладывали вместе.
Алиса пыталась говорить с ним. Мягко, потом настойчиво, потом в открытую.
— Ты не видишь, что происходит? Она манипулирует тобой!
— Не смей так говорить о моей матери, — огрызался он. — Ты просто не понимаешь, что значит материнская любовь.
Эта фраза ранила больше всего. Алиса потеряла мать в пятнадцать лет и помнила настоящую материнскую любовь — ту, что не требует платы, не торгуется чувствами, не превращает ребенка в должника.
Греция должна была стать новым началом. Алиса верила в это всем сердцем. Две недели вдали от Валентины Петровны, от ее звонков и требований. Две недели, когда они с Дмитрием смогут вспомнить, кто они такие вместе.
Она изучала каждую деталь маршрута, бронировала лучшие отели, планировала экскурсии. Впервые за долгое время в ее глазах появился блеск предвкушения.
И вот теперь Дмитрий стоял перед ней с этой папкой и своим виноватым взглядом.
— Мама сказала, что без новой теплицы урожай пропадет, — продолжал он оправдываться. — А газонокосилка действительно сломалась. И еще нужно было крышу подремонтировать…
— Стоп, — Алиса подняла руку. — Ты сказал половина того, что было отложено на отпуск. Теплица, газонокосилка и ремонт крыши — это сто пятьдесят тысяч?
Дмитрий замялся.
— Ну… еще кое-что по мелочам. Новый телевизор…
— Она обставляет дачу за наш счет, — констатировала Алиса. — За счет нашего отпуска, нашего будущего дома, наших детей, которых мы так и не решаемся завести, потому что все деньги уходят твоей маме на «мелочи».
— Алиса, пожалуйста…
— Нет, Дима. Хватит.
Она встала и пошла к компьютеру. Пальцы дрожали, когда она входила в личный кабинет турагентства.
— Что ты делаешь?
— Меняю бронь, — сказала она, не оборачиваясь. — С двух человек на одного.
— Алис, не надо. Мы поедем в следующем году, обязательно…
— В следующем году будет что-то еще. Новая машина для мамы, новая мебель, новые «проблемы со здоровьем». А еще через год — что-то еще.
Дмитрий подошел ближе, попытался обнять ее за плечи.
— Не трогай меня, — отстранилась она. — Я устала, Дима. Я очень устала быть третьей в нашем браке.
— О чем ты говоришь?
— О том, что твоя мать важнее меня. Ее желания, ее комфорт, ее настроение. А я — просто приложение к твоей жизни.
Она повернулась к нему, и Дмитрий увидел в ее глазах что-то новое. Не злость, не обиду — какую-то холодную решимость.
— Знаешь что, дорогой? — голос ее звучал почти ласково. — Ты прав. Мамы нужно ценить и о них заботиться. Твоя мама так много для тебя сделала, ты ей так благодарен…
Дмитрий насторожился. Этот тон он не узнавал.
— Поэтому я придумала, как ты можешь отблагодарить ее по-настоящему. Свой отпуск ты проведешь у неё на даче. Будешь копать грядки, устанавливать новую теплицу, косить траву новой газонокосилкой. Вдвоем, наедине, без посторонних. Настоящее материнское счастье.
— А ты?..
— А я еду в Грецию. Одна.
Дмитрий побледнел.
— Ты не можешь…
— Могу. И знаешь что? Я так давно мечтала об этом отпуске. Я его заслужила. Море, солнце, покой. А главное — тишина. Никаких звонков от твоей мамы, никаких историй про срочные нужды.
Она закрыла ноутбук и посмотрела на него с той же холодной решимостью.
— А когда вернусь — посмотрим. Может, за две недели ты поймешь, чего тебе действительно хочется в жизни. Маминой дачи или настоящей семьи.
Дмитрий проводил ее в аэропорт. Они ехали молча, и впервые за много лет тишина между ними была не комфортной, а напряженной.
— Алис, — сказал он перед самым входом в терминал. — Я люблю тебя.
— Знаю, — ответила она. — Но недостаточно.
Он смотрел, как она идет к стойке регистрации, как сдает багаж, как исчезает в толпе пассажиров. И впервые почувствовал, что теряет что-то очень важное.
Телефон зазвонил, когда он еще стоял в аэропорту.
— Димочка, ты где? — голос матери звучал недовольно. — Я жду тебя. Теплицу-то ставить надо!
— Еду, мам, — сказал он тихо.
В Греции Алиса не думала о доме первые три дня. Она плавала в море, читала книги, пила вино на террасе отеля. Постепенно к ней возвращалось ощущение себя — не чьей-то жены, не соперницы в борьбе за внимание мужа, а просто Алисы.
На четвертый день она встретила Михаила — врача из Санкт-Петербурга, который тоже отдыхал один. Они говорили о книгах, о путешествиях, о жизни. Он не спрашивал, где ее муж, а она не объясняла.
— Вы выглядите так, словно только что вынырнули из какого-то глубокого омута, — сказал он за ужином на седьмой день.
— Возможно, так и есть, — улыбнулась она.
Михаил был умным, внимательным, интересным. Он не пытался ее завоевать или произвести впечатление — просто был рядом, когда ей хотелось компании. И Алиса поняла, что почти забыла, каково это — быть с мужчиной, который видит в тебе не приложение к своей жизни, а отдельную, интересную личность.
Дмитрий звонил каждый день. Сначала она не отвечала, потом стала брать трубку.
— Как дела? — спрашивал он.
— Хорошо, — отвечала она.
— Я скучаю.
— Я тоже.
Это была правда, но не вся. Она скучала по тому Дмитрию, которого полюбила восемь лет назад. По мужчине, который мечтал о собственном доме, детях, путешествиях. Не по тому, кем он стал — послушному сыну, который не мог сказать «нет» собственной матери.
На десятый день он позвонил взволнованный.
— Алис, мама говорит, что попала в больницу. У нее давление поднялось, когда она узнала, что ты уехала без меня.
— И что ты хочешь мне сказать?
— Врачи говорят, это из-за стресса. Она очень переживает, что мы поссорились.
Алиса медленно выдохнула. Даже отсюда, с расстояния в тысячи километров, Валентина Петровна умудрялась управлять их жизнью.
— Дима, — сказала она очень тихо. — Твоя мать не лежит в больнице.
— Что?
— Она не лежит в больнице. У неё всё в порядке со здоровьем.
Долгая пауза.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я не слепая, в отличие от тебя. Потому что устала жить в мире, где ложь называется материнской любовью.
Еще одна пауза, еще длиннее.
— Алиса… — голос его дрожал.
— Что, Дима?
— Что мне делать?
Впервые за много лет он задал ей этот вопрос. Не сообщил о принятом решении, не оправдывался — спросил совета.
— Не знаю, — честно ответила она. — Это твой выбор. Но я больше не буду участвовать в этом спектакле.
Последние дни отпуска прошли в странном спокойствии. Алиса гуляла по древним руинам, думала о жизни, которую построила, и о той, которую могла бы построить. Михаил улетал на день раньше и перед отъездом оставил ей свой номер.
— Если когда-нибудь будете в Питере, — сказал он. — Или если просто захотите поговорить с кем-то, кто вас понимает.
Она взяла телефон, не обещая ничего.
В самолете домой Алиса думала о том, что ждет ее впереди. Дмитрий встречал ее в аэропорту — похудевший, осунувшиеся, с каким-то новым выражением лица.
— Как съездил к маме? — спросила она в машине.
— Уволился, — сказал он неожиданно.
— Что?
— С работы уволился. Подал заявление вчера.
Алиса почувствовала, как сердце пропускает удар.
— Зачем?
— Мама права. Я ей многим обязан. И я решил… решил полностью посвятить себя заботе о ней. Переехать к ней, вести хозяйство, следить за здоровьем.
Машина ехала по ночной Москве, и Алиса смотрела на огни, думая о том, что это может быть последний раз, когда она видит этот город как свой дом.
— А я? — спросила она тихо.
— Ты можешь поехать со мной. Мама будет не против. Она даже сказала, что всегда хотела дочку.
Алиса закрыла глаза. Восемь лет брака, и он до сих пор не понимал, кто она такая.
— Нет, Дима.
— Почему?
— Потому что я хочу быть женой, а не сиделкой. Потому что заслуживаю любви.
Они приехали домой и сидели на кухне до рассвета, говоря обо всем и ни о чем. О том, какими они были в начале, о том, кем стали, о том, можно ли что-то изменить.
— Я не могу бросить маму, — сказал он под утро.
— А я не могу жить в тени твоего чувства вины, — ответила она.
И они оба поняли, что это конец.
Развод оформляли быстро и без скандалов. Дмитрий и правда переехал к матери, а Алиса сняла маленькую квартиру в центре. Впервые за много лет она жила одна и не чувствовала одиночества.
Через месяц она позвонила Михаилу. Не потому что хотела новых отношений — просто хотела поговорить с тем, кто ее понимал.
— Как дела? — спросил он.
— Хорошо, — ответила она и впервые за долгое время это была абсолютная правда.
Дмитрий звонил иногда. Рассказывал, как устраивает мамину жизнь, как ей нравится его забота. Голос его звучал устало, но он казался убежденным в правильности своего выбора.
— Не жалеешь? — спросил он однажды.
— О чем?
— Что мы не смогли договориться.
Алиса долго молчала, глядя в окно на весеннюю Москву.
— Знаешь, Дима, — сказала она наконец. — Я жалею только об одном. О том, что не сделала этого раньше.
— Чего?
— Не выбрала себя. Не поставила свое счастье на первое место. Не поехала в Грецию одна лет пять назад.
После этого разговора он больше не звонил.
Алиса не знала, правильно ли поступила. Иногда, по ночам, ей снились их первые годы вместе, когда Дмитрий еще не превратился в вечно виноватого сына, а она — в соперницу его матери. Но утром она просыпалась в своей маленькой квартире, варила кофе только для себя и понимала: она сделала единственно возможный выбор.
Не все истории заканчиваются счастливо. Но иногда единственное счастье — это право сказать «хватит» и начать жизнь заново.
Прошел год. Алиса получила повышение на работе и переехала в квартиру побольше. Михаил приезжал в Москву раз в месяц, и они встречались как друзья, которые медленно становились чем-то большим.
О Дмитрии она узнавала от общих знакомых. Он действительно жил с матерью, ухаживал за ней, как за ребенком. Валентина Петровна была счастлива — у нее появился личный слуга, который не мог уйти, потому что связан чувством долга.
Последний раз Алиса видела их вместе в торговом центре. Дмитрий толкал тележку, а его мать капризно выбирала продукты, как маленькая девочка. Он выглядел постаревшим, усталым, но когда мать что-то ему говорила, послушно кивал.
Алиса прошла мимо, не здороваясь. Не из злости или обиды — просто потому, что это была чужая жизнь, к которой она больше не имела отношения.
Вечером она сидела на балконе с чашкой чая и думала о том, что каждый человек имеет право на свой выбор. Дмитрий выбрал чувство вины вместо любви, долг вместо счастья, прошлое вместо будущего. Это его право.
А она выбрала себя. И впервые за много лет не жалела об этом.
Телефон зазвонил — это был Михаил из Питера.
— Как дела, путешественница? — его голос был теплым и живым.
— Хорошо, — ответила она, улыбаясь. — Очень хорошо.
И это была правда. Вся правда, без оговорок и сожалений.
Иногда самая большая любовь к себе — это умение сказать «нет» тому, что тебя разрушает. Даже если это «нет» стоит целой жизни.
