Метаясь по смятым простыням, она молила пощады. Тело в судороге изогнулось, и все затихло, замерло. «Неужели это конец?» — промелькнуло в прояснившемся сознании королевы. Лишь через несколько недель смогла она подняться с постели, но лицо Елизаветы было обезображено отметинами перенесенной оспы.
Страна вздохнула с облегчением, королева Елизавета I Тюдор жива. Но даже реальность угрозы оставить страну без наследника не заставила ее выбрать себе супруга.
В двадцать девять лет Елизавета была так же упряма, как и в девятнадцать: она будет жить и умрет незамужней.
В год ее вступления на престол в парламенте обсуждали важнейшую тему – необходимость королеве выйти замуж: «Ничто не может быть отвратительнее для общего блага, чем видеть, как принцесса, которая своим браком может сохранить державу в мире, ведет холостую жизнь, подобно девственнице-весталке».
Но Елизавета умела отвечать на подобные выпады: «Я намерена оставаться в том состоянии, в каком нахожусь ныне…», «Не обращайтесь ко мне… что у меня нет детей: ибо каждый из вас и все, кто считает себя англичанами, это мои дети».
А между тем в обществе существовало крепкое убеждение, что женщина не может управлять государством так хорошо, как мужчина, и холостая жизнь – неестественное состояние. В различных трактатах того времени авторы и даже врачи рассуждали, что не побывавшие замужем страдают «от необузданных порывов щекочущей похоти» и «грязных паров» в мозгу. У королевы это вызывало только смех и злость.
Неоднократно рассматривались брачные проекты, но все они срывались по той или иной причине. Даже российский царь Иван Васильевич считал, что имеет право упрекнуть английскую королеву: «А ты пребываешь в своем девическом чину, как есть пошлая девица».
Соперница Елизаветы Тюдор, шотландская королева Мария Стюарт же, напротив, высмеивала образ «королевы-девственницы». Сама-то она дважды побывала замужем и родила сына, так что считала себя более состоявшейся как женщина. Но состоялась ли она как королева?
Томясь в плену в Англии, Мария распространяла о Елизавете I сплетни и небылицы, рассылая письма во Францию и Италию и заявляя, что королева «соблазняет всех вокруг», а к герцогу Алансонскому приходила в постель в одном белье.
Учитывая, что Мария Шотландская никогда не бывала при английском дворе и даже не встречалась с Елизаветой Тюдор, ее слова можно воспринимать исключительно как инструмент пропаганды. У женщины, столько подверженной страстям, не было ничего общего с рассудительной и осторожной королевой Англии, а потому понять причину ее «отвратительного девства» Мария не могла.
Компрометирующие слухи о королеве имели основания: она всю жизнь любила только одного мужчину, Роберта Дадли. Выйти замуж за своего подданного королева не могла, но с первых дней правления Елизаветы Дадли был рядом с ней и занимал самую почетную должность.
Отношения между ними были так близки, что они ругались «как супруги». Как бы там ни было, но репутация королевы-девственницы была щитом королевы от упреков в бездетности. Образ непорочной девы поддерживался массивными костюмами, а каждое появление ее величества превращалось в театральное действо. Для англичан она представала в облике идола, богини, матери нации.
Брачная игра, переговоры и уверения о скором согласии выйти замуж за того или иного кандидата, приглашения для обсуждений послов, переписка с иностранными женихами – все это были инструменты дипломатии, недоступные мужчинам, но естественные для Елизаветы как для женщины. Флирт на государственном уровне помогал ей достигать выгодных торговых соглашений и военных союзов.
