«Принесла в подоле!» — визжала тощая Сара, брызгая от ненависти слюной. Не отставали и другие девицы, для которых красивая Песя всегда была как кость в горле. Ну, теперь они отплатят ей за все и сразу: и за красивое личико, и за ладный стан, и за густые волосы! За все взгляды самых пригожих парней, доставшиеся Песе, отплатят!
1904-й год. Еврейская девица по имени Песя вернулась из Варшавы домой, в местечко Ленчин Царства Польского. В столице Песя работала служанкой, но ни денег, ни гостинцев родителям не привезла.
В субботу девушка позавтракала чолнтом, после чего вдруг ощутила сильные рези в животе и слегла. Родители — Эта и Гершл — засуетились: кончается девица! Мать Песы кинулась за доктором, а отец, собрав соседей, отправился в молитвенный дом бесмедреш и стал читать псалмы во здравие болящей девицы.
Не успели молящиеся произнести ми-шебейрах, как в бесмедреш ворвались несколько разгневанных женщин, возглавляемых болезненной и злой девицей Сарой:
Гершл не сразу понял, о чем именно кричат эти женщины, а, когда понял, чуть сквозь землю не провалился со стыда.
Пала его Песя, пала! Невиданный позор для местечка! И ладно бы Песя была украинкой или полькой — для крестьянских девок этих национальностей не новость родить байстрюка от местного помещика. Совсем иное дело, чтобы еврейская девица родила вне брака — о таком Гершл не слышал, и, уж точно, не думал, что его красавица Песя станет первой в этом позорном деле.
Но Гершл уже знал, как ему поступить. Отложив талмуд, он растолкал толпу и бросился домой, чтобы убить дочь, опозорившую его имя.
К счастью, вид Песы с младенцем на руках образумил родителя, и он пощадил дочку.
Злость Гершла ушла, но позор никуда не делся. В местечке не так много интересных занятий, и самое интересное — перемыть косточки ближнему своему. А тут еще этим ближним была молодая красавица, оступившаяся, павшая — истинная находка для местных сплетников и сплетниц.
О Песе говорили повсюду, даже в молитвенном доме. Добрые соседи пытались понять: чем девица занималась в Варшаве, да от кого родила байстрюка? Догадки множились, сплетни росли.
Особенно старались женщины, многие из которых страшно завидовали красоте Песы. Дошло до того, что под окнами юной матери стали собираться мальчишки, распевавшие поха8ные песенки.
Гершл был мужчиной сильным и вспыльчивым. Обиду он никогда не терпел, и многие местечковые насмешники отведали его пудовых кулаков. Однако, придавленный позором, Гершл не встал на защиту дочери: спрятался в самой дальней комнате в доме и практически не выходил на улицу.
Наконец, слегка оправившись, заросший, сгорбившийся от поразившей его беды, Гершл отправился к местному ребе. Интересовал мужчину единственный вопрос — можно ли обрезать новорожденного мальчика. Ребе разрешение дал и даже сам вызвался исполнить церемонию. От радости и облегчения Гершл расплакался.
Обрезали мальчика в ближайшую субботу. Имя байстрюку выбрал ребе — Авром. Пока шла церемония, бедная мать лежала под простынкой, в полной мере осознавая всю глубину своего падения.
Дав имя мальчику, ребе обратился к Гершлу с вопросом — известно ли имя отца.
«Заля, — неожиданно громко сказал Гершл. — Отца зовут Заля».
Заля, подмастерье ленчинского портного, считался женихом Песи до того, как она уехала в Варшаву.
Ребе не поверил, что Заля взаправду является отцом младенца, но спорить с Гершлом не стал. Мальчишку-байстрюка записали как «Аврома бен Заля».
Подмастерье портного, узнав, что Песя «повесила» ребенка на него, крепко осерчал. Он и его семья стали яростно доказывать: дочка Гершла «принесла в подоле» из Варшавы. Помолвка с Песей была расторгнута, а между семьями началась долгая судебная тяжба.
Песя предстала в доме раввина во всей своей красе:
Между Гершлом и его женой сидела Песя, их дочь, навлекшая позор на семью, рослая, здоровая, пышная девка. На ней по городской моде был надет длинный плисовый, расшитый блестящим бисером жакет с широкими буфами на рукавах.
Из-под шали, накинутой на голову из скромности, необходимой в доме раввина, выглядывали отливающие густой чернотой волосы. Песя была еще бледна после родов, но бледность делала ее еще привлекательнее.
Семейство Заля было настроено решительно. Родители и братья «жениха» с ненавистью набрасывались на Песю, кричали, что той не удастся «всучить» им своего байстрюка. Малютку-Аврома, оставшегося дома под присмотром младшей дочери Гершла, родственники подмастерья обзывали последними словами.
Под окнами дома раввина собралась большая толпа — всем было интересно узнать, чем же закончится история «принесшей в подоле» девицы.
Раввин внимательно выслушал обе стороны, то и дело взывая к Господу и умоляя собравшихся вести себя прилично.
Отец подмастерья кричал:
«Нечего дурачить моего Залю! Она прижила байстрюка на немецкой кухне, там, где служила, в Варшаве!».
Песя утверждала, что ребенок от Зали и требовала, чтобы молодой мужчина женился на ней.
В конце концов дошло до драки, которую с большим трудом удалось разнять слугам раввина. Выносить решение раввин отказался в связи со сложностью дела и посоветовал семьям «отдать все на волю Господа».
Песя вскоре отправилась в Варшаву. Младенец Авром остался у Гершла и Эты.
На ближайший праздник Пурим Гершл решил схитрить: завернул внука в одеяло и нанял человека, который отнес сверток к родителям Заля под видом подарка. «Подарок» громко заплакал, и Заля отнес его обратно, положив на порог Гершла.
Так обе семьи передавали малыша друг другу несколько раз, до тех пор, пока тот не простудился. Вскоре Авром скончался в доме Гершла, и старик похоронил бедного кроху на кладбище за Вислой.
История с байстрюком сломала семью Гершла. Гершл начал беспробудно пить, Эта тяжело заболела, братья Песы стали ворами, а младшая сестра Шоша отправилась в Варшаву и, по слухам, зарабатывала там на жизнь самым низменным образом.
Эту печальную историю рассказал в своей книге мемуаров «О мире, которого больше нет» известный еврейский писатель Исроэл-Иешуа Зингер, старший брат Нобелевского лауреата по литературе Исаака Башевиса-Зингера. Во времена описанных событий Исроэл-Иешуа был подростком, сыном того самого раввина, в доме которого проходила тяжба из-за Песы.
Да, но что же наша красавица Песа? Песе повезло больше, чем младшей сестре: она устроилась кормилицей в богатый дом в Варшаве и жила вполне достойно. Думала ли она, кормя чужого младенца, о несчастном Авроме, никому, даже родной матери, не нужном? Кто знает…
