Поправив чулки и одернув юбку, она с невозмутимым лицом вышла из комнаты. До чего же все это было неприятно, она тут же возненавидела того, с кем только что уединилась в комнате, пока подруга мыла на кухне посуду. «Мне было семнадцать лет, и мне не хотелось этого, но я боялась мещанства», — объясняла позже Лиля Брик свой первый грех.
Его звали Григорий Абрамович Крейн, и он преподавал игру на скрипке. Юная Лиля сама его выбрала на роль первого мужчины и сразу же возненавидела. Превращать мужчину в послушного щенка ей было гораздо интереснее, чем все эти вздохи и возня.
А когда поняла, что будут последствия, во всем призналась Осе:
— Лиля, я женюсь на вас, хотите?
— Вы ведь это из жалости. Нет. Я уеду, и никакого ребенка не будет.
Осипа Брика Лиля Коган действительно любила. Ей было тринадцать, а ему семнадцать, когда они познакомились, и он был братом ее подруги. И через несколько лет она сама призналась ему: «А я люблю вас, Ося».
Ни о каких отношениях тогда речь не шла, он — сын купца первой гильдии и владельца торговой компании «Павел Брик, вдова и сын», часто звонил ей, иногда они встречались в театре или в гостях. Лиля уже дотронулась тонкими своими пальчиками до его сердца.
Будто невидимой нитью тогда уже были они связаны. Несколько лет случайных и неслучайных встреч, и «никогда и никого я не полюблю, кроме Оси». Хотя недостатка в поклонниках барышня Коган не имела, и предложение ей делали неоднократно. И Ося тоже делал.
После той истории с Крейном она обо всем ему рассказала, без ложной стыдливости, просто хотела быть честной. К тому же не видела в своем поступке ничего зазорного, новая мораль расцветала уже, а скромность недотроги следовало оставить в мещанском прошлом. Осип Брик сделал Лиле предложение, но она отказалась, не захотела, чтобы он женился из жалости.
Рассказав обо всем матери, Лиля помышляла сохранить ребенка, но Елена Каган была непреклонна. Они должны уехать в Армавир к тетке, там найдут врача, и все останется в тайне.
Пока Лиля с матерью уже тряслись в вагоне, Крейн написал ее отцу и, видимо, предлагал руку и сердце, поскольку Коган в догонку отправил телеграмму: «ЗНАЮ ВСЕ ТЧК НЕГОДЯЙ ПРИСЛАЛ ПИСЬМА». Влюбленный и уверенный, что девушку увезли силой преподаватель музыки так и не понял, почему она больше ни разу не ответила на его записки и не пришла на свидание.
Соглашаясь провести операцию, и Коганы, и врач шли на риск, ведь по закону за такое могли приговорить к трем годам принудительных работ и лишить практики. Но все обошлось. Уже через несколько месяцев Лиля вернулась в Москву, и все пошло своим чередом.
Правда, излишне свободную дочь Коганы решили отправить учиться за границу, ей предстояло в Мюнхене учиться живописи и лепке. По воспоминаниям Лили, Осип Брик умолял ее не ехать, но «я горда была своим равнодушием и уехала».
В 1911 году, после возвращения Лили из Мюнхена, они с Осей обручились. Теперь уже она ответила на его предложение «да». Для него не имели значения ни ее первый, ни последующие грехи и многочисленные романы. В этой стороне жизни Лили ее супруг оставался совершенно равнодушен, а она словно всю жизнь пыталась заставить его ревновать.
Всегда будут удивляться, почему она, такая невзрачная, такая маленькая и невыразительная, разжигала такие костры страстей. Худая, с жидкими рыжими крашеными волосами, большая голова, тяжелая челюсть.
Секрет привлекательности Лили Брик был не во внешнем, но в природной живости, любопытстве и любознательности и обаянии, заставлявшем каждого чувствовать себя рядом с ней особенным.
Не потому ли к ней возвращался измученный Маяковский, оставляя истинную красавицу Яковлеву в Париже, оставляя других, красивее и пышнее, к той, кто умела туфельки обувать так, чтобы окружающие задыхались от восторга.
«У нее был большой рот с идеальными зубами и блестящая кожа, словно светящаяся изнутри. У нее была изящная грудь, округлые бедра, длинные ноги и очень маленькие кисти, стопы. Ей нечего было скрывать, она могла бы ходить голой, каждая частичка ее тела была достойна восхищения. Впрочем, … она была лишена стеснения.
Позднее, когда она собиралась на бал, мы с мамой любили смотреть, как она одевается, надевает нижнее белье, пристегивает шелковые чулки, обувает серебряные туфельки и облачается в лиловое платье с четырехугольным вырезом. Я немела от восторга, глядя на нее» (Эльза Триоле)
Детей у Лили Брик больше не было. Был ли причиной тот ее первый грех или она умела избежать нежелательных последствий… Этого уже не узнать. Однако сохранились свидетельства, что однажды Лиля говорила: «Я могла бы родить Володе (Маяковскому) ребенка, но боялась, что после он перестанет быть поэтом». В этих словах большая доля кокетства, она не родила любимому Брику и ни одному из своих следующих мужей.
