25 июля – день рождения одного из самых ярких романтических героев нашего кино – Андрея Харитонова (1959-2019)
*
*
«В среднем век «звезды» не больше десяти лет, — говорил автору этих строк Андрей Харитонов. — Я славы получил достаточно за те десять лет, которые мне были отпущены в 1980-е годы».
С Андреем мы встретились в 2009 году, накануне его 50-летия. Знал ли он тогда о своей смертельной болезни? Трудно сказать. Во всяком случае виду он не показывал. Был искренен, ироничен, не уходил от неудобных вопросов и ни на йоту не старался приукрасить свою жизнь в глазах других. Скорее, наоборот – себя не жалел.
*
«МОЛОДЫХ, КРАСИВЫХ И ТАЛАНТЛИВЫХ НЕ ЛЮБЯТ»
Андрей Харитонов: «У меня нет никаких актерских званий, ну и что! Зато есть «Золотая нимфа» Монте-Карло за главную мужскую роль в «Оводе». Фишка-то знаете в чем? Тогда в СССР актер, получивший главный приз на международном фестивале, сразу получал наивысшую ставку и звание – очередное либо первое. У меня ничего этого не было. В моем случае даже на туалетной бумаге ничего не написали.
Была, правда, еще госпремия, о которой в Украине до сих пор предпочитают не вспоминать. Мне и давать-то ее не хотели. Но когда Владимиру Щербицкому (в те годы — первый секретарь ЦК партии Украины, — авт.) принесли документы на подпись, он посмотрел фильм. Спросил: «А кто сыграл Овода?» «А-а, — ему ответили, — студент второго курса».
«Почему же мы тогда ему ничего не даем?» И премию поделили на троих — дали Сергею Бондарчуку, Николаю Мащенко – как живым классикам, и мне. Так что госпремию я получил исключительно благодаря Владимиру Васильевичу Щербицкому. Украинские культурные деятели не сделали бы этого никогда!
И теперь уже – с высоты своих лет – я могу совершенно спокойно сказать почему. Потому что молодых, красивых и талантливых не любят. Они вызывают отвращение у всех окружающих коллег. Но в те годы я об этом не думал – работал себе и жил так, чтобы мне было интересно. Никогда никому ничего не пытался доказать. Мне было интересно разобраться с самим собой».
СКАЗАЛ СЕБЕ: «Я ДОЛЖЕН БЫТЬ ТАМ – НА ЭКРАНЕ»
«Рисовать я начал очень рано. И рисовал как, знаете, дети плачут, едят — то есть все время. А потом, года в четыре, меня стали водить в кино. Я практически подряд посмотрел «Фанфан-тюльпан», «В джазе только девушки», «Гусарскую балладу», раз пятьдесят — «Морозко»… И мальчик, то есть я, испытал шок – увидел нечто невероятное.
Помню, во втором классе я уже сам посмотрел «Искатели приключений» с Аленом Делоном. Ба-тюш-ки! И я сказал себе: я должен быть там – на экране. Потому что там настоящая жизнь, а то, что вокруг, – нет. Собственно, с этим ощущением я вырос и с ним же поступал в театральный.
Правда, первоначально я хотел продолжить династию и пойти по родительским стопам. Мой отец был инженер, начальник отдела очень серьезного института. И я собирался учиться на архитектора, даже год отучился на архитектурных курсах.
К тому же я рисовал, заканчивал физико-математическую школу. И, скорее всего, сделал бы карьеру архитектора. Но был же еще творческий порыв и детская мечта. Я посмотрел на себя в зеркало и понял: «Если не на режиссерский, то уж на актерский я поступлю!»
Каким я был тогда? Я жил в свое удовольствие. Любил родителей, друзей. И первое время мне и в голову не приходило, что все, что со мной происходит, — это счастливый случай.
Ведь на втором курсе я передумал быть актером — мне стало ясно, что в этом чужом и закрытом мире без денег и блата я, скорее всего, буду сообщать «кушать подано» и в лучшем случае – со сцены киевского театра русской драмы. А это мне как-то совсем не нужно было.
Словом, я собирался уже было переводиться на сценографию в художественный, как произошло одно из чудес. Меня пригласили сниматься в «Оводе».
«ПЕРВЫЙ СЪЕМОЧНЫЙ ДЕНЬ ЧУТЬ НЕ ОКАЗАЛСЯ ПОСЛЕДНИМ»
«На втором курсе мы играли «Гамлета». И мой третий педагог Валя Черняк, узнав, что Мащенко не может найти артиста на Овода, посоветовал ему меня. Мы встретились в киевском Доме кино. Он спросил: «Плакать умеешь?» «Легко!» На что он тут же заявил: «Ты утвержден». Потом он начал водить меня по всем кинематографическим кулуарам, включая отдел культуры ЦК партии. Ну а затем начались съемки.
Так случилось, что первый съемочный день совпал с моим двадцатилетием. И запомнил я его на всю жизнь. Первой снималась сцена, где моего героя приковывают к стене в пещере. А у Николая Павловича Мащенко, что мне не всегда нравилось, на экране все должно было быть настоящее — слезы, кандалы, вино…
Он считал: чтобы войти в образ, актер должен все на своей шкуре прочувствовать. Вот они меня и приковали, а сами ушли на обед. Я лежал так долго. Пока мой гример Вася Гаркавый тайком от всех не пришел меня поддержать в сей трудный момент, и не влил в меня 50 граммов спирта. Иначе первый съемочный день мог оказаться последним. Шучу, конечно!
*
Но в итоге картина имела просто феноменальный успех. Это сейчас, при огромном количестве телеканалов и интернете, людей трудно удивить.
А когда в затравленной голодной грязной стране показали костюмированную мелодраму с костюмами от Зайцева, да еще с такими артистами, как Сергей Федорович Бондарчук, Настя Вертинская, это естественно посмотрели все. К тому же еще не надо забывать, что «Овод» в те годы был культовой литературой.
Успех успехом, но, тем не менее, снимался я очень мало. Я был романтическим героем. А у нас в Советском Союзе тогда был один вид героя – социальный. Работяга! Не было амплуа «богиня», хотя актрисы-богини были. Та же Настя Вертинская!
А нужна была «девчонка с соседней улицы». Что у нас в те годы снимали? «Автоматы в томате и сопли в томате»! Главный интерьер: стол, стул, кровать, «хрущевка» — там разворачивался весь наш кинематограф эпохи застоя.
Поэтому если на пике популярности в год у меня было две-три картины – замечательно. А то, что они становились блокбастерами, как ныне принято говорить, не моя «вина» – это совпадение тоже. «Тайну черных дроздов» и «Человека-невидимку» за первый месяц посмотрело более 16 миллионов зрителей, это были два суперпопулярных фильма».
*
*
*
О НАЦИОНАЛЬНОЙ ОСОБЕННОСТИ РУССКИХ
«Спору нет, профессия мне многое дала, в том числе в материальном плане. Тогда главная роль стоила пять тысяч рублей и, грубо говоря, это была — автомашина. И в моем случае все мои главные роли шли подряд. А вот как я этим распоряжался – другой разговор.
Как-то слышу от журналиста: «Когда вы стали известным, наверное, вас стали приглашать, угощать спиртным?» Я честно ответил, что все было наоборот. Как только я стал зарабатывать, я сам стал приглашать по десять-пятнадцать человек и всех их угощал. Мы снимали «Интуристы», куда и пройти-то никто не мог, и гуляли как хотели. Зато мне есть что вспомнить!
Чего из прежней жизни мне больше всего не хватает? Только одного – ощущения, что вся жизнь еще впереди. Тогда бы все раз в сто легче воспринималось.
И принимались бы решения другие. С другой стороны, с тех пор как я переехал в Россию и посмотрел, как живет русский народ, я долго упирался, а потом стал жить как русские, считая, что я тоже буду жить вечно. Есть у нас такая национальная особенность — в любом возрасте считать, что все еще впереди».
*
*
«В ТЕАТР ХОДИЛИ СМОТРЕТЬ НА «ЖИВОГО ХАРИТОНОВА»
«То, что в 1984-м году я пришел служить в театр — это был чисто рациональный поход. Мне нужен был классический, скажем, ретроградный театр, где есть возможность заниматься профессией. Таким стал Малый. И это тоже был счастливый случай, что великий Михаил Иванович Царев меня взял.
Причем, абсолютно для меня неожиданно. Он мне сказал: «Деточка, вы – кинозвезда. Зачем вам это нужно?» Я ответил, что хочу еще стать артистом попробовать. «Ну, попробуйте!» — сказал Царев.
В Малом я проработал шесть лет, и он мне дал вторую – самую главную часть – моего профессионального образования. Я сыграл Инсарова в «Накануне» по Тургеневу. Потом Жадова в «Доходном месте» Островского, Ипполита в «Федре» Расина.
Могу твердо сказать, что «на Харитонова» ходили. Но! Это как раз тот случай, когда не надо путать понятия «звезда» и артист — это разные вещи. Если твои изображения во всех газетах и журналах, естественно, первые двадцать рядов – это те, кто пришел на тебя живьем посмотреть. Вот на меня и ходили смотреть именно в этом качестве.
Ведь Малом свои законы – там нужно было год выходить, например, с алебардой, без слов. Или — в массовке. И я честно выходил, в том числе в прекрасных спектаклях, где играли великие мастера. А потом с теми же великими я выходил со служебного входа на улицу, где толпа стояла, чтобы увидеть «какого-то» Харитонова.
Признаться, в тот момент мне было стыдно — я-то прекрасно понимал, что это не имеет отношения к тому, какой Харитонов был артист. А вот когда мы с Людмилой Титовой сделали «Двое на качелях» по Уильяму Гибсону, то уже весь Малый театр ходил смотреть: что же это там молодежь устроила.
Что касается популярности… Я понимал, что в среднем век «звезды» не больше десяти лет. И славы получил я достаточно за те десять лет, которые мне были отпущены в 80-е годы. Там много чего было. И мешки писем, и поклонницы у меня были замечательные – с некоторыми я даже общался.
Помню, из Днепропетровска одна потрясающая женщина варенье присылала. Но все это было так давно, как говорится. Кстати, — про мешки писем. Недавно в своем кабинете ремонт делал и наконец-то выбросил последний чемодан с письмами. Самое смешное, что все их разбирала и читала моя жена — Ольга. И нашла там два своих письма нераспечатанных. Сказала: «Ах, ты… такой-сякой!» Но лет тридцать я их хранил».
*
«ТВОРЧЕСКИХ ОШИБОК НЕ БЫЛО»
«Всегда очень спокойно относился к слухам и сплетням о себе. Более того – я так долго шел к тому, чтобы с самим собою быть в ладу, что меня лично всегда ничтожно мало интересовало, что обо мне говорят и думают. Сегодня я собой и своей жизнью доволен. Творческие ошибки? По жизни у меня было много ошибок, как бывает у всех. А вот творческих ошибок у меня не было. Самое смешное, что я не шучу.
По поводу слухов я вам расскажу одну историю из жизни. В 1982 году на экраны вышел фильм Бориса Степанцева «Ассоль» по Грину. И вот одна девочка, посмотрев картину, очевидно, влюбилась в этого Грея, которого я играл. Спустя годы, она прочитала в бульварной газете статью о том, что актер Андрей Харитонов подрабатывает в службе эскорта для богатых дам.
Уж откуда у журналистов такая информация, я не знаю, но у этой барышни случилась психическая травма, причем такая серьезная, что она стала журналистом, ныне самым скандальным в мире желтой прессы. Параллельно стала писать рассказы и пьесы. И написала про меня пьесу под названием «Комплекс принца», причем, первое издание вышло с моей фотографией как прототипа главного героя.
А судьба этого главного героя (которого «совершенно случайно» зовут Андрей), в ее интерпретации такова: он уже хозяин фирмы секс-услуг для богатых, его за 15 тысяч долларов снимает какая-то украинская миллиардерша и них возникает большое и светлое чувство…
Ну написала и написала. Но несколько лет назад другая барышня решила снять по этой пьесе фильм. Главную роль предложили Александру Домогарову, он отказался. И «меня» сыграл Дмитрий Харатьян, миллиардершу – Алика Смехова.
Этот фильм «Мой принц» дважды транслировался по федеральному Первому каналу. Словом, цирк бесплатный американский на колесах! Единственная беда – меня на премьеру не пригласили. А то ведь могли хорошие деньги заработать, показав отрывки из «Ассоль» и «Овода». Но не сообразили».
*
*
О СВОЕЙ АЛКОГОЛЬНОЙ ЗАВИСИМОСТИ
«Писали, что я «заболел звездной болезнью, потом у меня снесло крышу, и я начал бухать». Но это неправда! Давайте разберемся: а с чего артист Харитонов начал пить? Если и от болезни, то не от «звездной».
Выпивал я с юности, сколько хотел. Пока были силы, как говорится. Потом происходит одно из двух: либо человек заболевает (а это исключительно химическая зависимость организма от любого яда), либо нет, и тогда он просто называется «пьяницей». Я знаю многих коллег и не коллег, кто наутро встал, умылся и пошел на работу, даже не опохмеляясь, хотя накануне три бутылки выпито было. Я так уже не мог.
Говорят, что это болезнь творческих людей… Чушь. Просто артист — на виду. В нашей стране точно также пьют дворники, банщики и директора институтов. Любой алкоголик вам подведет базу: «меня не понимают», «бабы бросили». А на самом деле он уже не может остановиться — он болен.
Только когда я понял, что все, кранты, я начал искать врача, который бы смог все это тормознуть. В начале нулевых нашел. И это тоже счастливый случай в моей жизни, что я вышел на него. Но у нас не принято об алкоголизме говорить, как о болезни. У нас говорят, что это социальное зло, что это распущенность и пятое-десятое. Ничего подобного!
Но, заметьте, все эти годы я работал. Четыре года – на телевидении, где, кстати, лицо артиста Харитонова оставалось за кадром. Потом началось антрепризное движение. Параллельно снимался в нескольких картинах. А в 2004-ом я уже не пил с первого января».
*
*
*
О ЛЮБИМЫХ ФИЛЬМАХ
«За всех своих персонажей, даже за тех, кто появляется на три секунды, я отвечаю и всех их очень люблю. Но при этом, конечно, есть роли лично для меня этапные, знаковые по моей шкале. Тот же «Овод» — само собой, поскольку это дебют. После «Человека-невидимки» меня дети стали на улице узнавать…
Отдельно выделю Туробоева — в фильме «Жизнь Клима Самгина» по Горькому. Во-первых, эта роль, которая была отдана мне режиссером Титовым на откуп, сделана мной от начала и до конца. Во-вторых, мой герой с экрана не сказал ни слова, под которым я бы даже сейчас не подписался. И роман – гениальный! В результате получилась великолепная картина. А то, что она очень не вовремя вышла — это другое дело.
Что я мечтаю сыграть? Из того, что я видел в мировом кинематографе, мне очень бы хотелось сыграть Ганнибала Лектора. Очень! Причем именно из той части, которая называется «Ганнибал». «Где мозги едят?» — спрашивают. «Да, — говорю, — где мозги едят». Потрясающе! То есть для меня это такой высший пилотаж, такая «поэма о любви». И это тот материал, который мне интересен.
Все остальное я уже играл. А театр? Я вам скажу сейчас про театр. Театр сейчас превратился в место, куда исключительно ходят посмотреть на тех, кого показывают по телевизору. Я говорю о массовом зрителе, а не о тех трех процентах, которые ожидают духовного откровения».
*
*
*
«НИКОМУ НИЧЕГО НЕ ДОЛЖЕН»
«Я люблю и ценю свою профессию. Но при этом для меня совершенно не в лом сказать честно: дайте мне столько денег, сколько мне нужно, и вы вообще забудете, как я выгляжу. Сто процентов!
Чем бы стал заниматься? Ничем. Я бы жил своей жизнью, отдыхал. Повторяю, я очень люблю свою работу, но я не живу, чтобы работать. Возможно, путешествовал бы или наконец залег читать книги. Возможно, продюсировал бы или занялся компьютерной графикой — это намного интереснее профессии актера.
Но я не находился бы в том состоянии, в котором вынуждено находиться практически все наше поколение и поколение постарше, то есть решать проблему выживания, заработка денег. Тем более у меня семья, мама на пенсии, собака… Хотя я умею делать все, но деньги я зарабатываю актерством.
Поэтому, например, в прошлом году было сыграно 200 спектаклей и почти каждый следующий в другом городе, а все выходные – съемки. Даже хорошенько выспаться не всегда удается.
Кто сегодня мой зритель? Рассказываю. Недавно со спектаклем «Не будите спящую собаку» мы приезжаем в один город. Отыграли. Выходит на поклон Сережа Астахов и начинается «возложение цветов к Вечному огню». Выходит Эля Бледанс – тоже самое. Смотрю – появляется элегантная дама лет шестидесяти, в английском костюме и с одной розочкой. Думаю: «Моя». И точно!
Так что мои зрители остались со мной. И когда меня укоряют за то, что иногда появляюсь в скандальных передачах, я отвечаю: «Их может посмотреть мой зритель, потому что у него нет денег пойти на мой спектакль». Я не лукавлю, когда говорю, что чувствую ответственность перед этими людьми. В свое время они сделали для меня ВСЕ.
Прожив более полувека, я знаю одно. За все эти годы я никому не сделал сознательно зла, никого не предал и никому ничего не должен – ни в буквальном, ни в переносном смысле. Да, мне многие помогали в профессии, но за эту помощь я всегда расплачивался своим трудом. И он всегда был качественным. Мне стыдиться не за что.
И я имею в результате что? Чистую совесть, которая мне позволяет совершенно спокойно смотреть на все, что происходит вокруг».
*
