«Открой, Кондрашенька, открой», — ласково просила мать. Но мальчик стоял и не двигался. В нём боролись два очень сильных чувства: с одной стороны, он хотел немедленно распахнуть эту тёмную толстую дверь, а с другой понимал – за это отец его не пощадит.
В семье Рылеевых отец был господином и богом, и вершил правосудие по своему разумению. Потому-то в их доме так часто раздавался плач из погреба.
Пахло от него за версту. Кондратий сразу почувствовал, что отец снова много «принял». Отставной бригадир, Фёдор Андреевич Рылеев, служил управляющим в имении княгини Голицыной. Возвращаясь домой, нередко останавливался он у кабачка, где его уже ждали закадычные приятели.
Пил Рылеев без меры, а после этого становился сущим зверем – размахивал хлыстом, наказывал крепостную прислугу, доставалось и его родным.
«Кондратий терпел отца едва ли не больше всех, — писал историк Дмитрий Кропотов, хорошо знакомый с этим семейством, — за неуспех в науках или малейшую детскую шалость отец сёк его лозою нещадно. Мирного, счастливого детства, Рылеев не знал».
Кондратий родился в 1795-м году, и провел детские годы в родовой усадьбе Батово. Там-то и творил бесчинства его отец. Мать, тихая и добрая Анастасия Матвеевна, из остзейских немцев-дворян, только вздыхала, когда в доме начинался шум. Куда она могла податься? Что она смела возразить супругу? Только осторожно, заглядывая в глаза мужу, попросить: «Феденька, пожалуйста, не надо!».
От звука её миролюбивого нежного голоса Рылеев зверел ещё больше. Не раз он хватал Анастасию Матвеевну за руку и тащил её в погреб. Сидеть там следовало молча, и столько, сколько потребуется. Чаще всего бывало, что раздухарившийся помещик засыпал на диване в гостиной, прямо в сапогах, и лишь поутру выпускал жену.
Мальчик шёл к запертой двери и тихо стоял возле неё. Он держался за ручку и слушал, как просит мать: «Открой, Кондрашенька!». Но оба знали – лучше не надо. Просто Анастасия Матвеевна, запертая и лишённая возможности что-то сделать, боялась за своего мальчика.
Счастье, что прислуга всё понимала и старалась помочь. Кондратия уводили в его комнату, сенная девушка рассказывала ему сказки, а кухарка приносила сладкий пирожок. Ребёнок засыпал, сжимая игрушку в руках.
Каждый раз, когда Фёдор Рылеев отбывал по делам к благодетельнице Варваре Васильевне Голицыной, в его доме становилось словно светлее, словно воздух наполнялся каким-то весельем и счастьем. Анастасия Матвеевна начинала смеяться, играла с сыном и читала ему книги вслух.
Она преображалась, выглядела моложе – да и было-то ей не так уж много лет, всего чуть за сорок… Но рядом с мужем несчастная начинала сутулиться, опускала глаза, старалась даже лишнего шума не производить – а вдруг разъярится Фёдор Андреевич!
Когда Кондратия отослали учиться в первый кадетский корпус, отставной бригадир Рылеев совсем потерял человеческий облик. Приступы его гнева становились всё яростнее и чаще, жена плакала в погребе уже не раз в неделю, а едва ли не каждый день. Голицына уволила его за пьянство и жестокость – он сёк ее крестьян, не разбирая, кто прав, а кто виноват.
Рылеев скатывался вниз, но ему повезло. В 1814-м году один из бывших сослуживцев позвал его в Малороссию, на должность. Поскольку жена давно раздражала его, Фёдор Андреевич не стал её брать и оставил хозяйничать в Батово. Это было спасением для всех…
Они никогда не жили широко, а после отъезда отца выяснилось, что дела совсем расстроены. Анастасия Матвеевна заложила поместье, а потом перезаложила ещё раз. Сыну требовались деньги на столичную жизнь, и она старалась изо всех сил, чтобы у Кондрашеньки всё было. А в 1820-м году обожаемый сын женился. И теперь нужно было сдержать и его, и супругу.
Но милосердная Анастасия Матвеевна не роптала. Слёзы, выплаканные в погребе, больше не жгли ей глаза. Она тянула свою лямку, была по-прежнему приветлива и спокойна. Узнав о смерти мужа, не проронила ни слова, только попросила местного священника о нём молиться.
Её самой не стало в 1824-м. Сын успел поставить ей мраморный памятник с такими словами:
«Мир праху твоему, женщина добродетельная! Анастасия Матвеевна Рылеева. Родилась декабря 11 дня 1758, скончалась июня 2 дня 1824».
Не увидела она – по счастью! – что случилось с ее сыном. Кондратий Рылеев был среди участников декабрьского восстания, за что его приговорили к казни в 1826-м. Вдова Рылеева после этого продала поместье Батово семейству Корф, после чего оно досталось Набоковым.
Уверяли, что из тёмного погреба иногда ещё слышался женский плач, или так разыгрывалось воображение? Узнать этого мы уже не сможем, ведь в 1923-м году усадьба сгорела.
