«Девочка будет спать со мной», — решительно заявила герцогиня. Весной 1820 года участь Дрины была решена – отныне она находилась под бдительным оком своей матери. Список запретов для нее превышал разрешенное в несколько раз.
Неудивительно, что, став королевой, девочка считала, что герцогиня – плохая мать. От такого давления, которое оказывалось на нее, любой другой наверняка бы сломался.
Жена русского посла называла королевскую семью в Англии «приютом сумасшедших». Действительно, многие представители династии страдали от разных форм безумия. Кто-то не узнавал близких, другие бесконтрольно пускались во все тяжкие, третьи проводили все свободное время за столом…
Изучая Ганноверскую династию можно было смело писать учебник психиатрии. Оттого герцогиня Виктория Кентская старалась держать свою девочку подальше от родственников. Она даже не позволила ей побывать на коронации дяди, короля Вильгельма IV!
У Дрины было множество незаконнорожденных кузенов, но девочке запрещали общаться с ними. Дескать, что хорошего можно ждать от бастардов? В гости к королеве Аделаиде ребенка отпускали неохотно, а ведь та обожала малышку! Собственные дети королевы умерли, и она души не чаяла в Дрине.
При крещении девочка получила имя Виктории Александрины, но домашнее имя «Дрина» прикрепилось к ней прочно. Она появилась на свет 24 мая 1819 года в семье герцога и герцогини Кентских, но в возрасте восьми месяцев потеряла отца.
Герцог славился отменным здоровьем, но сильно простудился на охоте и это решило его участь. А ведь за несколько недель до этого ему предсказали, что в королевской семье грядут две кончины! «Значит, быть мне королем!» — Весело говорил герцог Кентский. И ошибся.
В бумагах мужа герцогиня нашла массу долговых расписок. Муж оставил ее практически разоренной. Приходилось жестко экономить. «Если женщина постоянно меняет платья, значит, она не способна думать ни о чем серьезном», — убеждала герцогиня свою дочь.
Уже став взрослой, Дрина с осуждением смотрела на женщин в бриллиантах. Даже оказавшись на вершине власти, любви к нарядам она так и не приобрела.
А вот будучи девочкой, Дрина носила платья, пока они не протирались на локтях до дыр или не становились слишком короткими. Спать ей приходилось в комнате матери, которая панически боялась отравлений «или еще чего-то подобного».
Герцогиня Кентская требовала, чтобы Дрина хорошо училась и с ней много занимались. Свободного времени у нее практически не было.
Дрине не разрешалось беседовать с незнакомыми людьми. Она не имела права проявлять эмоции на публике – будь то радость, разочарование или грусть. Ее заставляли носить застывшую маску безразличия на лице, а про общение с себе подобными не могло быть и речи. Только сестра и няня составляли ей компанию.
Сладости были запрещены. С питанием вовсе было строго: девочка жила впроголодь, хотя являлась племянницей правящего короля. Герцогиня Кентская считала, что, если Дрина станет плотнее питаться, она быстро поправится.
Так что на ужин ей приносили кусок хлеба с молоком. В те редкие разы, когда Дрина оказывалась в гостях у королевы, ее приглашали к столу, она буквально набрасывалась на еду. «Бедная девочка, — вздыхала ее величество Аделаида, — герцогиня – плохая мать!»
Книги для Дрины тщательно отбирались герцогиней. А все поступки ребенка заносились няней в специально созданную «Книгу поведения».
Мать изучала её, а по итогам принимала решение – нужно ли наказать ребенка, или достаточно устного порицания. Записи сохранились до наших дней: 1 ноября 1831 года Дрина вела себя «непослушно и дерзко». Скорее всего, в тот день одним разговором не обошлись.
Систему воспитания Дрины называли «Кенсингтонской» по названию дворца, в котором она жила. Мать придумала все это сама, а помогал ей Джон Конрой, офицер, который пользовался безграничным влиянием на герцогиню.
«Кенсингтонская система» должна была превратить Дрину в послушную девочку, зависимую от чужого мнения и полностью подчиненную материнской воле. «Мы будем силой за ее троном», — со смехом говорил Конрой – герцогине. И та согласно кивала.
Но, по всей видимости, плохая мать где-то нажимала слишком сильно. Едва умер король Вильгельм IV, Дрина стала похожа на пружинку. Рраз! И выпрямилась. И превратилась в королеву Викторию. И больше не позволяла командовать собой.
Отношения с матерью у Дрины всегда были сложными. Временами они могли не разговаривать по несколько месяцев. Но когда у Виктории появились собственные дети, бабушка проявила себя неожиданно заботливой и любящей. Она вела себя совсем не так, как с маленькой Дриной!
Уже после смерти герцогини, читая ее письма и личные записи, Виктория расплакалась. Плохая мать всё-таки любила ее. «Это Конрой, — говорила королева, — это его вина. Он сделал все, чтобы мы отдалились друг от друга».
