Свежий майский ветер трепал занавески на распахнутом окне. Марина стояла на небольшой деревянной веранде своей дачи, опершись на перила, и с наслаждением вдыхала аромат сирени. Кусты, посаженные ею прошлой осенью, зацвели впервые, и это казалось добрым знаком.
Каждый кустик, каждый цветочек на этом участке был высажен её руками. Каждая доска на веранде прибита ею самой или нанятыми рабочими, которым она заплатила из своего бюджета.
«Моё», — подумала она с тихой радостью, глядя на небольшой, но уютный участок. Два года назад она даже не смела мечтать о таком. Тогда и закончилась жизнь: пятидесятилетняя женщина с разбитым сердцем и пустыми руками — казалось, кому она нужна?
Развод после двадцати пяти лет брака был похож на землетрясение. Общий дом при разделе имущества остался Владимиру — он настоял, что вложил туда больше, годами убеждая её, что его бизнес и есть их общее будущее. Только вот будущее оказалось химерой, а она — без жилья и с чувством, что лучшие годы прожиты зря.
Марина вздохнула, отгоняя непрошеные воспоминания. Теперь всё иначе. Эта дача, купленная в ипотеку после долгих сомнений, стала её крепостью. Осталось внести последний платёж, и земля окончательно будет принадлежать ей. Только ей.
Скрип калитки заставил её вздрогнуть. Она не ждала гостей. На дорожку, ведущую к дому, ступил высокий мужчина в тёмно-синей рубашке. Владимир. Сердце пропустило удар и забилось чаще. Что ему нужно? После развода они виделись только у юриста, и с тех пор — никаких контактов.
Он шёл уверенно, будто имел право находиться здесь. Этот собственнический жест вызвал в ней первую волну раздражения.
— Добрый день, Марина, — голос бывшего мужа звучал спокойно, даже расслабленно. Он остановился у ступенек, ведущих на веранду, не решаясь подняться без приглашения.
— Что тебе нужно? — она даже не пыталась скрыть холод в голосе. Слишком много сил ушло, чтобы выстроить эту новую жизнь, и видеть его здесь было невыносимо.
— Я думал, мы можем поговорить, — он улыбнулся уголком рта, той самой улыбкой, которая когда-то казалась ей чарующей. — У тебя тут мило.
Марина скрестила руки на груди:
— Говори.
Он помялся, словно собираясь с мыслями, а потом выпалил:
— Я хочу долю в этой даче.
Тишина, наступившая после этих слов, казалась оглушительной. Даже птицы, кажется, перестали петь.
— Что, прости? — Марина думала, что ослышалась.
— Ты купила её на деньги, полученные во время нашего брака, — продолжил он, и в его голосе появились знакомые властные нотки. — Я имею право на часть.
Жар поднялся к щекам Марины, пальцы до боли вцепились в деревянные перила веранды.
— Почему ты решил, что можешь претендовать на мою собственность? — с раздражением спросила Марина, чувствуя, как внутри разгорается пожар гнева. — Мы развелись два года назад. Дача куплена на мои деньги, заработанные после развода!
— Ну, не совсем, — он сделал шаг вперёд. — Первый взнос ты сделала, когда мы ещё были женаты. Я консультировался с юристом. У меня есть шансы.
Марина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Первый взнос… Да, она действительно начала откладывать ещё до развода, в последний год их брака, когда уже понимала, что всё рушится. Но ведь эти деньги — её зарплата! Неужели он действительно может претендовать?
— Убирайся с моего участка, — тихо сказала она. — Немедленно.
— Мариш, зачем ну так? — он сделал ещё один шаг, и теперь стоял у самой веранды. — Я же по-хорошему пришёл. Мог сразу обратился к суду и решил сначала поговорить.
— По-хорошему? — ее голос дрогнул. — Ты приходишь и говоришь, что хочешь отобрать у меня величину, которую я смогла создать после того, как осталась ни с чем из-за тебя же. И это «по-хорошему»?
— Я тоже остался ни с чем, — возразил он, и в его голосе послышались жалобные нотки. — Бизнес развалился, денег нет…
— Это не мои проблемы! — отрезала она. — Мы разведены. Я ничего тебе не должна.
Владимир поджал губы, и его приобрело упрямое выражение, которое она так хорошо помнила по их ссорам.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Тогда увидимся в суде. Я уже подал заявление.
С существом слова он развернулся и зашагал к калитке. Марина стояла, вцепившись в перила, и смотрела, как его фигура исчезает за поворотом дорожки. Во рту пересохло, а в висках стучала кровь.
Её крепость. Её новый дом. Её последний шанс на спокойную жизнь. Неужели он сможет это отнять?
— По закону имущество, приобретенное после расторжения брака, не подпадающее под действие раздела, — уверенно говорил юрист, полноватый мужчина сорока лет, поглядывая на Марину поверх очков. — Но если ваш бывший муж сможет найти деньги, то первоначальный фонд был сделан из общих средств…
— Это была моя зарплата! — воскликнула Марина. — Я работала бухгалтером, получила свой счёт.
— Вы были в браке в тот момент?
— Да, но…
— То есть, теоретически, это считается общими вещами, — предположил юрист. — Не поймите меня неправильно, покатавшись, что суд встанет на его сторону, невелики. Но дело может затянуться на месяцы, и вам придется доказать, что эти средства не были частью семейного бюджета.
Марина сидела в кабинете юридической консультации и чувствовала, как внутри всё сжимается. Неужели это правда? Сможет ли Владимир опять всё у неё отнять?
— А если… если суд встанет на его сторону? — тихо спросила она.
— Скорее всего, речь пойдёт только о доле в стандарте первоначального конгресса, — ответил юрист. — Но учтите, что судебные разбирательства — это всегда нервы, время и деньги. Возможно, стоит рассмотреть вариант досудебного урегулирования.
Марина стиснула зубы. Снова идти на уступки. Снова жертвовать чем-то своим ради спокойствия. Нет, только не сейчас! Она столько сил потратила, чтобы выбраться из этой колеи.
— Я буду бороться, — твёрдо сказала она. — Что для этого нужно?
— Марин, ну ты подумай сама, — Татьяна, подруга ещё со школьной скамьи, смотрела на неё с сочувствием, помешивая ложечкой чай. — Он же действительно остался ни с чем. Бизнес разорился, жить ему негде…
— А я в этом виновата? — Марина даже привстала со стула от возмущения. Они сидели в маленьком кафе недалеко от её работы. — Это он развалил свой бизнес, связавшись с какими-то тёмными личностями. Это он изменял мне годами!
— Знаю, знаю, — Татьяна примирительно подняла руки. — Я просто говорю, что, может, проще было бы как-то договориться. Ну, выплатить ему какую-то сумму. Избежать этого кошмара с судами.
Марина молчала, глядя в окно. За стеклом спешили куда-то прохожие, ехали машины. Обычная жизнь обычных людей, у которых не отбирают последнее.
— Боишься, что я перегибаю палку? — тихо спросила она наконец.
— Нет, что ты, — быстро ответила подруга. — Просто… Ну он же остался ни с чем… Могла бы пойти навстречу.
«Пойти навстречу» — как часто Марина слышала эту фразу за годы брака! Она всегда шла навстречу: когда муж настаивал на том, чтобы вложить её наследство от бабушки в его бизнес, когда требовал экономить на её расходах, но никогда — на своих, когда заставлял её улыбаться и «не выносить сор из избы» перед друзьями, хотя дома они почти не разговаривали годами.
А вдруг и правда перегибаю? А вдруг он реально без вариантов?
— Спасибо за совет, — сказала она, допивая остывший чай. — Я подумаю.
Вечером Марина долго не могла уснуть. Мысли кружились в голове, как осенние листья на ветру. Она лежала в своей маленькой съёмной квартире и смотрела в потолок.
Тот год, последний год их брака, был особенно тяжёлым. Она уже знала о его изменах — случайно увидела сообщения от любовницы в его телефоне. Знала, что бизнес трещит по швам — слишком часто он приходил пьяным и говорил о том, как все его предают.
Она молчала. Экономила. Думала о будущем, которое маячило впереди чёрной дырой. И тогда начала тайком откладывать часть зарплаты. Не на любовника или тряпки, как могли бы сказать другие женщины, а на маленький кусочек земли. На место, где она могла бы быть сама собой, никому ничего не доказывая.
Первый взнос за дачу она внесла за месяц до того, как подала на развод. Небольшую сумму, всё, что смогла накопить за год. Потом были месяцы судебных разбирательств, раздел имущества, слёзы и бессонные ночи. Основная ипотека оформлялась уже после развода, на её одну, с её скромной зарплатой бухгалтера.
«Я просто хотела место, где меня никто не тронет», — подумала она, и по щеке скатилась слеза.
— Ты специально всё подстроила! — голос Владимира разносился по всему супермаркету. — Спланировала развод и вывела деньги!
Марина застыла у полки с крупами, не веря своим ушам. Бывший муж стоял посреди прохода, указывая на неё пальцем и привлекая внимание всех вокруг.
— Ты о чём? — она попыталась говорить тихо, схватив его за рукав и оттаскивая в сторону. — С ума сошёл?
— Ты знала, что я на грани банкротства, и решила заранее спрятать деньги! — он не унимался. — А теперь строишь из себя жертву!
Люди вокруг начали оборачиваться. Кто-то с любопытством, кто-то с осуждением.
— Прекрати, — процедила она сквозь зубы. — Я ничего не прятала. Это мои деньги, заработанные моим трудом.
— Деньги, которые ты должна была вкладывать в семью! — он сверкнул глазами. — В наш общий дом!
— В твой дом, ты хотел сказать, — горечь переполняла её. — Тот, который ты выбил себе при разводе.
— Да ты просто… — он осёкся, заметив, что вокруг них собралась небольшая толпа зевак. — Ладно. Суд разберётся.
Он развернулся и быстрым шагом вышел из магазина. Марина стояла, чувствуя, как щёки пылают от стыда и гнева. Корзина с продуктами казалась невероятно тяжёлой.
— Всё в порядке? — участливо спросила женщина средних лет, стоявшая рядом.
— Да, спасибо, — выдавила Марина и поспешила к кассе.
Уже выйдя из магазина, она заметила знакомую фигуру. Ольга, их общая с Владимиром знакомая, стояла у парковки и явно ждала её.
— Марина! — окликнула она. — Постой.
Идти к машине придётся мимо неё. Деваться некуда.
— Привет, Оль, — Марина попыталась улыбнуться.
— Я слышала… это… — Ольга замялась. — Вы с Володей опять воюете?
«Опять воюете» — словно они дети в песочнице, а не взрослые люди, один из которых пытается отобрать у другого последнее.
— Не знаю, что он тебе наговорил, — ответила Марина, — но я ни с кем не воюю. Просто защищаю то, что моё.
— Он говорит, что ты не идёшь на контакт, — Ольга понизила голос. — Что мог бы пожить на даче, пока не встанет на ноги.
Марина чуть не задохнулась от возмущения:
— Пожить на моей даче? Да ты в своём уме? Он хочет отсудить её у меня, а не «пожить»!
— Ну, может, ты всё-таки перегнула палку, — Ольга пожала плечами. — Он говорит, ты многое с ним обсуждала, когда покупала дачу, советовалась…
— Это неправда, — отрезала Марина. — И вообще, это только наше с ним дело, не находишь?
Она развернулась и быстро пошла к машине, слыша за спиной приглушённое: «Вот так всегда с тобой! Никакого диалога!»
Уже дома, разбирая продукты, Марина поймала себя на том, что руки дрожат. Страх. Она боялась — не столько Владимира или суда, сколько общественного мнения. Того, что её сочтут «плохой», бессердечной, эгоистичной. Этот страх преследовал её всю жизнь.
Будешь плохой девочкой — мама расстроится. Будешь плохой женой — муж уйдёт. Будешь плохой матерью — сын не простит.
А потом Владимир всё равно ушёл. К молоденькой секретарше. Её сын вырос и переехал в другую страну, звонит раз в месяц. А она осталась одна, по-прежнему стараясь быть «хорошей».
Для кого?
Здание суда казалось неприступной крепостью. Марина поднималась по широким ступенькам, чувствуя, как тяжелеют ноги с каждым шагом. Рядом шла Наталья Сергеевна, ее адвокат, маленькая энергичная женщина с ясным взглядом.
— Не волнуйтесь, — говорила она, сжимая ручки с документами. — У нас сильная позиция. Владимир Петрович не сможет найти, что имеет какие-либо права на эту недвижимость.
Марина кивала, но внутри всё сжималось от предстоящей встречи. Первое заседание. Сегодня он будет говорить, выдвигать обвинения. А ей придётся слушать.
В холле суда было многолюдно. Адвокат Владимира, пожилой мужчина с залысинами, приветственно кивнул Наталье Сергеевне — очевидно, они были знакомы по другим делам. Сам Владимир стоял чуть поодаль, разговаривая с каким-то молодым человеком. Увидев Марину, он оборвал разговор и отвернулся.
— Нервничает, — шепнула Наталья Сергеевна. — Это хороший знак.
В зале заседаний Марина села на указанное место и положила руки на колени, сцепив пальцы. Судья, женщина средних лет с уставшим лицом, открыла заседание и предоставила слово истцу.
Владимир говорил долго и эмоционально. О том, как они с Мариной прожили вместе почти всю жизнь. Как он всегда старался обеспечить семью, крутился как мог. Как она, пользуясь его доверием, тайком откладывала деньги, предназначенные на общие нужды.
— Я всё потерял, — голос его дрогнул на этой фразе. — Бизнес, который мы строили вместе, разорился. Мне негде жить. А она… моя жена… бывшая жена, — он осёкся, — зная о моих проблемах, спокойно купила себе дачу и даже не подумала предложить мне помощь.
В зале повисла тишина. Марина смотрела на судью, пытаясь понять, какое впечатление произвела эта речь, но лицо женщины оставалось непроницаемым.
— Я хочу только справедливости, — завершил Владимир. — Часть этих денег принадлежала мне. Почему она должна жить хорошо, а я — скитаться?
Когда настала очередь Марины, она медленно поднялась со своего места. Сердце колотилось так, словно готово было выпрыгнуть из груди. Горло пересохло.
— Ваша честь, — голос её дрожал, но глаза были твёрдыми. — Я бы хотела сказать несколько слов.
Судья кивнула, и Марина сделала глубокий вдох.
— Я жила с человеком, который всё тянул на себя, — начала она. — Двадцать пять лет я отдавала свою зарплату в семейный бюджет. Двадцать пять лет я экономила на себе, чтобы было больше денег для его бизнеса. Я терпела его измены, его пренебрежение, его приказной тон…
Она заметила, как Владимир дёрнулся, но не остановилась.
— А потом, впервые, я сделала что-то для себя. Накопила денег на первый взнос за маленькую дачу. Скромную, неблагоустроенную… но мою.
Марина посмотрела прямо на бывшего мужа:
— Эта дача — не про деньги. Она про мою свободу. Про то, что у меня наконец-то есть место, где я могу быть собой. Где я никому ничего не должна. Где не нужно бояться, что на меня накричат, или разочаруются, или назовут эгоисткой.
В зале стояла полная тишина. Даже адвокат Владимира перестал что-то писать и поднял голову.
— Я помогу тебе, — её голос окреп. — Если тебе действительно негде жить, если тебе нужны деньги — я помогу. Но мою жизнь ты больше не возьмёшь.
Она села, чувствуя, как по телу разливается странное тепло. Впервые в жизни она сказала вслух то, что действительно думала. Без оглядки на то, «что подумают люди».
Судья внимательно посмотрела на обоих супругов, перевела взгляд на документы перед собой.
— Суд принимает решение отложить заседание для изучения дополнительных материалов, — повторила она. — Следующее прослушивание происходит через две недели.
Через две недели суд отказал Владимиру в его исковых требованиях. Полностью. Судья определил, что имущество, приобретенное после расторжения брака, не подлежит разделу, а на первом этапе было слишком незначительно, чтобы говорить о каких-либо пр.а…
Выходя из здания суда, Марина столкнулась с Владимиром у самых дверей.
— Довольна? — спросил он глухо.
— Нет, — ответила она честно. — Я не испытываю радости от твоих проблем, Володя. Но я больше не чувствую вины за то, что строю свою жизнь.
Они стояли друг напротив друга — два человека, когда-то обещавшие быть вместе до конца жизни. Два человека, ставшие практически чужими.
— Мне действительно очень плохо сейчас, — вдруг сказал он, и в его голосе больше не было обвинения. — Я думал… надеялся, что смогу начать с чистого листа. Использовать часть денег от продажи дачи, чтобы погасить долги.
Марина молчала, не зная, что ответить.
— Я могу помочь тебе найти работу, — сказала она наконец. — У нас в компании открыта вакансия менеджера по продажам. С твоим опытом…
— Ты серьёзно? — его брови взлетели вверх.
— Вполне, — она пожала плечами. — Ты всегда был хорошим продажником. И я знаю, что ты умеешь работать, когда хочешь.
Он долго смотрел на неё, словно видел впервые. Потом медленно кивнул:
— Подумаю над этим. Спасибо.
— Удачи, — просто сказала она и сделала шаг в сторону, обходя его.
— Марина, — окликнул он её уже в спину.
Она обернулась.
— Ты изменилась, — сказал он, и это прозвучало почти как комплимент.
Вечер выдался тёплым. Марина сидела на веранде своей дачи, потягивая травяной чай и глядя, как солнце опускается за горизонт. Звонок из банка пришёл сегодня утром — последний платёж по ипотеке проведён успешно. Дача теперь полностью её.
На столике перед ней лежал старый фотоальбом. Она перелистывала страницы, разглядывая снимки прошлой жизни. Вот они с Владимиром, ещё молодые и счастливые, на отдыхе в Крыму. Вот их сын, совсем маленький, делает первые шаги. Вот она сама, в возрасте тридцати пяти, стоит у окна их первой квартиры.
Глядя на эти фотографии, она не ощущала боли или горечи. Только лёгкую ностальгию по тем временам, когда всё казалось проще.
Марина отложила несколько снимков — те, где она была сфотографирована одна. На берегу реки, с книгой в руках. На работе, за своим столом. В парке, среди осенних деревьев.
Она поставит их в рамки. Повесит на стенах этого маленького домика. Её дома.
«Никто не должен отбирать у тебя то, что ты построила заново, — подумала она, глядя на закат. — Особенно тот, кто разрушал».
В доме было тихо. Она была одна. И ей это нравилось.
