— Я не поняла, это что такое?! — голос Татьяны Михайловны звенел от возмущения.
— Мам, ну чего ты орёшь, мне интересно? — Лена резко повернулась к матери.
— Мне тоже интересно, почему мы должны всю эту ораву кормить и поить?! — сурово поддержал жену из прихожей отец, Виктор Петрович.
— Пап, они же мои подруги, — Лена повысила голос, начиная закипать, — мы просто отмечаем моё освобождение от этой… ну, от работы.
— «От этой работы»… — тяжело выдохнула Татьяна Михайловна, — и называется это «вечеринка»? Да я глянула в холодильник — вы там всё подчистили, даже моё вино праздничное выпили!
— Ну и что? Оно же для праздника предназначалось, — буркнула Лена. — А у нас праздник.
— Какой праздник?! — на лицо Татьяны Михайловны проступил яркий румянец. — Ты в своём уме? Устроили шум, ржёте на весь дом, как кобылы, соседи наверняка слушают. И потом, почему я должна кормить людей, которых вижу в первый раз, да ещё и в моём собственном доме?!
— Мам, пожалуйста, успокойся, — Лена сделала попытку обнять мать за плечи, но та отстранилась. — Ты вечно меня душишь своими нравоучениями.
— Душу?! Да я уже три года тебя не трогаю, только жду от тебя самостоятельности! И какой толк? — воскликнула Татьяна Михайловна. — Виктор, скажи ей что-нибудь!
— Лена, мы разговаривали с тобой уже сто раз, — отец зашёл в гостиную, нахмурился, увидев разбросанные по дивану подушки и какие-то бумажки. — Я не буду терпеть этот бардак. Собирайте свои тарелки и пусть твои подруги… как вас?.. Наташа, Оля… все, кто здесь… чтобы через пять минут ни одной не осталось! И с тебя, Лена, деньги за продукты.
— Пап, откуда у меня деньги? Ты же знаешь, что я без работы сейчас… — Лена сделала жест, словно говорит о чём-то очевидном, не требующем пояснений.
— Виктор Петрович, вы серьезно? — из кухни высунулась фигуристая Оля, старательно улыбаясь, но вид у неё был напряжённый. — Мы может ещё полчасика посидим, а потом уже пойдём?..
— Полчасика?! — Татьяна Михайловна вскинула брови. — Нет уж, пожалуйста, собирайтесь сейчас.
— Ну, Татьяна Михайловна… — тихо пробормотала Наташа, посмотрев умоляюще, — мы скоро уйдём, только не ругайтесь на Лену.
— Нет, всё! Я сказала — всех вон! — мать махнула рукой. — Я больше не собираюсь смотреть, как вы сидите тут, распивая моё вино, когда сама Лена ни копейки на продукты не даёт…
— Мам, это ты преувеличиваешь, — Лена обиженно поджала губы. — Надо же и мне когда-то расслабиться.
— Расслабиться за наш счёт?! — Татьяна Михайловна посмотрела на мужа. — Виктор, ну что мы с этим делать будем?!
Лена растерянно оглядела друзей, видя, что у них на лицах то ли сочувствие, то ли неловкость. Ей хотелось сказать что-то резкое, но слова будто застряли в горле. В глазах матери был упрёк, а лицо отца стало каменным.
Лена, учившаяся на социального психолога, окончила институт без особого энтузиазма. Родители надеялись, что получив диплом, дочь начнёт искать работу, возможно, по специальности. Однако сама Лена в глубине души была уверена, что её истинное призвание — «творчество и свобода». Она подрабатывала в цветочном магазине, но выходила туда всего три дня в неделю. И даже это ей казалось невероятно тяжёлым бременем.
— Мам, пап, я устала. — Эту фразу они слышали регулярно.
— Дочка, но, может, попробуешь подыскать что-то другое? — спрашивала Татьяна Михайловна. — Может, в офис хоть секретарем пойдёшь, а там дальше будет видно…
— Да в офисе тоскливо, — отмахивалась Лена. — Да и платят мало. А у меня, между прочим, есть амбиции.
— А в магазине-то много платят? — резонно интересовался Виктор Петрович.
— Пап, там хоть свободнее. Я прихожу, оформляю букеты, мне не надо весь день сидеть за компьютером.
Она месяцами так и жила: пару смен отработает, потом «выгорает» и просит родителей дать денег. Те сначала давали. Им казалось, что временно: «Она ведь взрослая, вот-вот образумится…» Но время шло, а Лена не менялась.
— Тань, ей 25. Пора бы уже… — начинал отец.
— А что я могу сделать? — вздыхала мать, выжимая тряпку над раковиной. — Ты видел, что она никаких активных шагов к самостоятельности не предпринимает.
— Может, перестанем содержать? Скажем: хочешь жить в нашей квартире, плати за коммуналку, покупай продукты. Ну а если не хочет выходить на полную ставку, пусть учится экономить.
— Будет скандал, но, видимо, по-другому и не получится…
Они пробовали говорить об этом с Леной и мягко, и жёстко. Лена обижалась, плакала, успокаивалась — и всё продолжалось по кругу. Единственное, на что она соглашалась, — бросить одну подработку и найти другую. Или наоборот, найти что-то похожее, но с другим графиком. Стабильной работы у неё так и не появилось.
Недавно она вдруг вернулась в цветочный, но только на пару месяцев, «чтобы не умереть с голоду». И вдруг сегодня, вернувшись домой в приподнятом настроении, ошарашила родителей новостью: она уволилась.
— Уволилась?! — родители были в шоке. — Три дня в неделю — слишком большая нагрузка?
— Пап, это каторга, на самом деле. Там график дурацкий, вечные переработки, да и платить стали хуже. Решила, что найду что-то получше.
— А на что жить собираешься? — аккуратно спросила Татьяна Михайловна.
— Пока я ищу, вы же поможете, правда?
Родители промолчали, и на Ленино счастье (или несчастье) в этот момент зазвонил домофон — пришли её подруги, принесли чипсы и газировку и заявили, что надо отметить «Ленино освобождение от рабства». Подруги были, в общем-то, такими же легкомысленными, как и она.
Все разговоры у них крутились вокруг клубов, сериалов, вариантов съёмных квартир «с крутым видом и дешёвой арендой» (которых, конечно, в природе не существовало) и возможностей «заработать легко и много» (также практически отсутствовавших).
— Тань, может, пускай посидят, успокоятся, — тихо предложил Виктор Петрович жене, когда они остались вдвоём в кухне. Пойдём, в магазин пока сходим. А завтра с ней поговорим, серьёзно.
— С ней надо было говорить вчера. Или год назад… Всё, я уже устала, — Татьяна Михайловна нервно захлопнула дверцу шкафа.
Тем временем Лена развеселилась, включила музыку и вытащила из шкафа бутылку вина, которое родителям подарил сосед. Выпили, похрустели чипсами… Музыка всё громче, смех всё звонче. Лена чувствовала, что именно так и надо жить — «не думать о проблемах, развлекаться, покуда я молода».
Чипсы закончились быстро, и Лена пошла на кухню посмотреть, что там найдётся в холодильнике. » Молодые и свободные» радостно налетели на предложенные сыр, колбасу и салат.
Полчаса спустя Лена вспомнила про «неприкосновенный запас» — бутылку дорогого вина, которую родителям подарили друзья на годовщину свадьбы. Она показала бутылку подругами. Но открывать было как-то стрёмно.
— Девчонки, смотрите, вот это, наверное, и есть самый кайф! — воскликнула Оля.
— Нет, пожалуй, не будем трогать, — вдруг засомневалась Лена. — Мама берегла её…
— Да ладно, мы выпьем чуть-чуть и уберём, — предложила Наташа.
— Давай, Лена, будь смелее, открывай! Праздник же! — подзадорили её остальные.
В результате вино открыли. И, конечно, на кураже выпили они не «чуть-чуть», а всё без остатка. Именно это и стало точкой кипения: когда Татьяна Михайловна вернулась домой и увидела пустую бутылку, её лицо исказилось.
— Вы что, совсем… — только и прошептала она, поднимая со стола пустую бутылку, — …это был наш с отцом подарок!
Дальше события понеслись, как снежный ком с горы.
— Почему я ещё и их кормить должна?! — воскликнула Татьяна Михайловна, вернувшись из магазина.
— Тань, я поддерживаю, — Виктор Петрович тяжело дышал. — Да, пусть уходят, наелись — и до свидания. Лена, это уже перебор.
— Ой, да мы уходим, — вздохнула Наташа. — Лен, не обижайся, но мы реально давай пойдём…
— Стоп-стоп, — Лена приподняла руки. — В чём проблема? Это ведь моё право…
— Твоё право?! — перебила мать. — Моё право — не смотреть, как дома толпа молодых дармоедов сметает всю еду и вино, когда у меня самой нет денег на роскошь. Ты думаешь, мы, твои родители, вечно будем обеспечивать тебя и твоих гостей?
Виктор Петрович в ответ только покачал головой и устало закрыл глаза. Видно было, что он одновременно и зол, и расстроен.
Подруги наконец пошли одеваться. Оля уже натягивала ботинки, стараясь не смотреть в глаза Лене, Наташа закидывала телефон в сумку. Ещё пара девчонок, имён которых родители даже не знали, молча проскользнули к входной двери.
— Девчонки, подождите! — Лена попыталась их задержать. — Ну куда вы?
— Прости, Лена, — тихо сказала Наташа. — Как-то неловко здесь, понимаешь? Мы потом спишемся.
Когда входная дверь хлопнула, установилась звенящая тишина. Лена растерянно смотрела на родителей, будто пытаясь понять, насколько всё серьёзно.
— Так, — взяла слово Татьяна Михайловна. — Я долго терпела. Но всему есть предел, Лена, слышишь? Я понимаю: жизнь тяжелая, хочется праздника. Но ты уволилась, даже нас не поставив в известность толком. Денег у тебя нет. Ты пользуешься холодильником, водой, электричеством… и никакой ответственности.
— Мам, да я же…
— Молчи, Лена. Я уже устала это слушать, — перебила мать. — Мы с отцом всю жизнь работаем. Ты ведь знаешь, как ему тяжело на стройке — в его возрасте это подвиг. А я целый день сижу над документами, не поднимая головы. И всё ради чего? Чтобы потом наблюдать, как ты с друзьями пьёшь наше вино и ешь наши продукты?
— Но вы — мои родители…
— Родители, да не спонсоры, — тихо, но твёрдо сказал Виктор Петрович. — Мы, конечно, поможем, если ты действительно в трудной ситуации. Но твоя «трудная ситуация» сама собой не рассосётся. Надо работать. И не так, чтобы три дня в неделю — и «ах, я такая уставшая!»
— Пап, да это же была противная работа…
— Так найди нормальную! — вспылил он. — У тебя есть образование. Но ты даже не пробуешь никуда устроиться, только жалуешься.
Лена открыла рот, пытаясь оправдаться, но не нашла достойных аргументов. Она понимала, что родители правы, но признаваться в этом и тем более менять образ жизни не хотелось.
— Знаешь что, — мама, кажется, говорила со спокойным ожесточением, — я больше не могу видеть, как моя взрослая дочь ведёт себя, как подросток. Я дам тебе месяц. Поняла меня? Месяц. За это время найдёшь себе работу, жильё — и съедешь.
— Мам, ты не шутишь? — Лена побледнела.
— А ты как думаешь? — Татьяна Михайловна встала и вышла в коридор, давая понять, что разговор окончен.
В гостиной повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов на стене. Виктор Петрович, скрестив руки, смотрел на дочь внимательно, без прежней мягкости.
— Пап, скажи мне… Ну это же жёстко. Куда я пойду?
— Лена, ты взрослая. Тебе 25. Биржу труда никто не отменял — ищи вакансии. Пойди в офис, в кафе, в школу психологом, есть у тебя диплом, в конце концов. Мы не злодеи, мы не хотим тебя уничтожить. Но пойми: так жить дальше нельзя.
— Но у меня нет сбережений…
— За месяц заработаешь на то, чтобы хотя бы внести предоплату за квартиру. Мы с матерью дадим тебе немного в долг. Но именно в долг, поняла? Вернёшь, когда сможешь.
На лице Лены появилась гримаса протеста. Она так привыкла к отцовскому и материнскому «ну ладно, что поделать», что не ожидала окончательного ультиматума.
— Хорошо. Я… я подумаю, — сказала она.
— Давай, думай, — кивнул отец. — А я сейчас пойду спать.
Он поднялся и медленно вышел, оставив Лену одну.
Ночь была тревожной. Лена сидела на диване, уставившись в экран телефона, где сыпались сообщения от подруг: «Ну как там?», «Лена, жесть, что теперь делать?», «Держись, может, родители успокоятся».
— Девчонки, а вы не могли бы меня приютить на какое-то время? — машинально напечатала Лена и, не подумав, отправила в общий чат. Сразу посыпались реакции: «Ой, у меня и так собака, сестра, двушка маленькая», «У меня парень против», «Мы сами на съёмной». Ни одного утвердительного ответа.
Сердце у Лены сжималось от обиды и растерянности. «Так кто же мне поможет?» — крутилась мысль. К тому же она понимала в глубине души, что родители правы. Нужно было действовать раньше. Нужно было искать нормальную работу, а не жить годами за счёт матери и отца, которые давно намекали, что ей пора повзрослеть.
Утром, когда Лена проснулась, отец уже ушёл — скорее всего, на смену. Мать хозяйничала на кухне, жарила сырники. Запах стоял приятный, но Лена чувствовала, что подходить ей страшно. Наконец она оделась и вышла из комнаты.
— Мама…
— Доброе утро, — коротко ответила Татьяна Михайловна. — Садись, будешь завтракать?
— Буду, наверное.
— В холодильнике ещё сметана осталась, возьми.
Лена осторожно взяла тарелку, положила пару сырников, сметаны. Молчание затягивалось. Наконец, она тихо спросила:
— Мам, ну что, ты не передумала?
— В чём именно?
— Дать мне месяц… чтобы я… съехала.
— Нет, не передумала. Лена, я не хочу, чтобы у нас были скандалы. Я люблю тебя, ты моя дочь, но мне тяжело. Я не могу постоянно ходить злой и несчастной. Я работаю, готовлю, а ты вроде бы живёшь здесь, но тебе нет дела ни до уборки, ни до оплаты счетов.
— Мам, ну я убираюсь иногда…
— «Иногда» — это раз в полгода. Знаешь, когда-то я тоже хотела пожить легко, просто. Но времена меняются, и наша семья не богата. К нам никто не придёт и не скажет: «Вот вам деньги, гуляйте на здоровье». Мы всё сами. И тебе пора понять, что тоже надо брать ответственность.
Лена опустила взгляд.
— Мама, ты права… Наверное. Я не знаю, что делать.
— Делать? Иди к компьютеру, открывай вакансии, звони, договаривайся о собеседованиях. Если надо учиться — учись. Ищи любой вариант.
— Но без опыта куда возьмут?
— Да хотя бы администратором в салон красоты. Или в школу — ты же психолог по диплому. Психологом сейчас не так просто устроиться, но, может, повезёт. Или методистом в детский центр. Знаешь, сколько мест?
— А если не получится?
— Если будешь стараться, получится. Если нет — ну что ж, у тебя есть срок, а потом придётся искать, у кого пожить, если не зарабатываешь.
Лена нахмурилась, снова прикусила губу. Молчание. Сырники остыли, а аппетита не было.
Окончательно конфликт разрешился к полудню, когда Лена подошла к матери с тетрадкой, куда выписала несколько вакансий, найденных за час в интернете.
— Мам, я написала несколько мест, куда могу позвонить или сходить на собеседование. Посмотри, может, подскажешь чего.
— Давай.
Татьяна Михайловна внимательно прочитала. Видя, что дочь действительно задумалась над работой, вздохнула, смягчилась, по-доброму пожала ей плечо.
— Вот это уже другое дело. Лена, я ведь просто хочу спокойно жить и знать, что моя взрослая дочь сама справляется.
— Ну ты тоже пойми: страшно же. Жизнь дорогая, одной сложно.
— А ты подумай, как мы с отцом справлялись — в общежитии жили, берегли каждую копейку… И ничего, как-то выбрались.
— Ладно… Слушай, а если я найду работу, но всё равно пока не смогу оплатить съём квартиры?
— Мы тебе поможем, — твёрдо сказала Татьяна Михайловна. — Но только если увидим, что ты реально стараешься.
— Я постараюсь, мам. Честно.
— И ещё одно условие, — сказала мать, чуть приподняв бровь.
— Какое? — Лена аж напряглась.
— Никаких больше шумных посиделок, пока ты живёшь с нами. Будешь звать гостей — согласовывай с нами и покупай всё на свои деньги.
— Хорошо… И извини за ту вечеринку.
Татьяна Михайловна кивнула. Казалось, что пока мир настал, но осадок остался у всех. Тем не менее, это был шаг, к которому они шли уже долго. Самостоятельность ведь не наступает по щелчку. Но Лена впервые ощутила, что у неё нет другого пути, кроме как встать и идти.
— Наверное, так действительно надо, — бормотала она себе под нос, листая вакансии, — мама с папой хотят мне добра… просто мне придётся повзрослеть.
Новый этап начался именно с этого: с осознания, что «сидеть на шее» уже нельзя. И в глубине души Лена понимала, что так будет правильно — хотя страшно и непривычно.
— Лена! — выглянула из-за двери мать. — Хочешь чаю?
— Да, давай, спасибо, мам.
— Иди, попьём вместе… Слушай, а я тут подумала, может, у моей знакомой в отделе кадров кое-что для тебя найдётся. Я попробую позвонить.
— Правда?! — Лена подняла голову, и в глазах промелькнула искорка надежды.
— Конечно.
Было понятно: конфликт не испарился бесследно, но перемены начались.
